Начальник генерального штаба ВСРВ генерал Као Ван Вьен так оценил падение Буонметхуота: «Это был переломный момент всей войны… С этого времени наши войска были вынуждены противостоять противнику, который постоянно наращивал натиск»[1411]. Президент Тхиеу впал в панику и начал принимать одно катастрофическое решение за другим. Прежде всего он выбил опору из-под обороны севера, приказав элитной воздушно-десантной дивизии оставить свои позиции и отойти к Сайгону. Затем потребовал предпринять контрнаступление восточнее Буонметхуота, которое с треском провалилось. После прорыва северян стало ясно, что удержать Контум и Плейку будет невозможно, — находившимся там войскам было приказано отступить к побережью по старому, построенному еще французами шоссе № 7б. Вьен предупредил Тхиеу о возможных последствиях, напомнив о том, что в 1954 г. именно на этой дороге при аналогичных обстоятельствах силы Вьетминя разгромили отступавшую французскую Groupe Mobile 100.
Президент не проконсультировался с американскими советниками, принимая решение отвести войска с Центрального нагорья, о котором он сообщил своим генералам на чрезвычайном совещании 14 марта в бухте Камрань, и даже не проинформировал их об этом. Фрэнк Снепп считал, что Тхиеу «просто боялся, что американцы придут в бешенство и окончательно лишат его любой поддержки»[1412]. Однако это решение Тхиеу отнюдь не было импульсивным, но соответствовало его личному стратегическому плану, который он обдумывал на протяжении всего предыдущего года. Он лелеял надежду на то, что, если сократить слишком протяженную линию фронта и сосредоточить свои войска на более коротком, пригодном для обороны участке, они смогут защитить богатую южную часть страны от посягательств коммунистов. Хотя это само по себе было фатальным заблуждением, Тхиеу совершил еще одну пагубную ошибку, вопреки всякому здравому смыслу настояв на том, чтобы 25 000 военнослужащих в течение нескольких дней покинули район Контума и Плейку и отошли к побережью, преодолев 250 км гористой местности. Он проигнорировал тот факт, что на Центральном нагорье у большинства солдат оставались семьи, не говоря уже об участи остального гражданского населения. По словам очевидца, на обратном пути из бухты Камрань в Плейку генерал Фам Ван Фу разрыдался; он сказал, что ни у него, ни у Южного Вьетнама больше нет будущего. В Плейку генерал сел в вертолет и улетел на побережье, поручив своему бригадиру организовать «стратегический отход» корпуса[1413]. Вскоре бесконечная колонна людей, бронетехники, артиллерии и груженых до отказа грузовиков потянулась по длинной, полуразрушенной дороге на восток через многочисленные перевалы.
Пилот Air America Фред Андерсон позже вспоминал: «Я никогда не забуду зрелище этой дороги на выходе из Плейку. По ней текла плотная масса тел, тащивших на себе пожитки. Но самым страшным было знать, что тысячи этих людей вскоре ждет смерть»[1414]. Некоторые южновьетнамские солдаты пытались штурмовать самолеты Air America, эвакуировавшие американский персонал. Как заметил другой пилот, «они делали это от отчаяния. Люди были напуганы, хотели убраться отсюда любым способом и не думали о том, что делают. Там была полная анархия, люди опускались до самых низменных поступков».
Первые два дня, 16–17 марта, колонна двигалась без особых инцидентов, разве что теснимая с тыла огромной толпой беженцев. Проблемы начались в маленьком городке Чеорео в 80 км от Плейку, где образовался огромный затор из 900 транспортных средств. Началась анархия; солдаты отказывались подчиняться приказам, грабили население, вступали друг с другом в перестрелки, отказываясь уступать дорогу. Тем временем северяне, узнав об отходе корпуса, отправили отряд заблокировать находившийся впереди перевал. После неуклюжей ночной атаки, потерпевшей неудачу, 18 марта рейнджерам удалось прорваться через перевал, но только для того, чтобы попасть под налет собственной авиации, в ходе которого они понесли большие потери, а их полковник погиб. Вскоре северяне начали обстреливать скопления людей и техники, попавших в ловушку в Чеорео. Некоторые подразделения, включая грузовики и танки, стали искать альтернативные пути отхода через джунгли. Батальон рейнджеров был одним из немногих, кто сохранил высокую дисциплину: 27 марта в 21:00, прорвавшись через многочисленные блокирующие позиции северян и потеряв половину личного состава, батальон вышел к Туихоа. Всего четверть из 25 000 военнослужащих II корпуса добралась из Центрального нагорья до побережья вместе с 5000 членов семей и беженцев. По оценкам генерала Вьена, три четверти боевых ресурсов II корпуса, в зоне ответственности которого находилась вся центральная часть Южного Вьетнама, были уничтожены всего за десять дней[1415]. Впоследствии коммунисты утверждали, что Тэйнгуенская операция обошлась им всего в 900 человек убитыми, причем бо́льшая часть этих потерь пришлась на первые дни наступления.
Падение Буонметхуота окончательно разрушило хрупкую видимость мира и открыло плотину для нараставшей, как лавина, национальной трагедии, затронувшей миллионы людей. Генерал Вьен назвал отход южновьетнамских войск с Центрального нагорья «позором»[1416], отражавшим провал командования на всех уровнях. Сайгонский журналист Нгуен Ту описывал текшие на восток потоки беженцев, «у которых не осталось ничего, кроме пыльной, пропитанной потом одежды на их плечах. Их ноги распухли, а глаза были безжизненными, лишенными всякой надежды. Рядом с ними брели маленькие дети…»[1417]. Южновьетнамские солдаты массово дезертировали из армии, чтобы спасти свои семьи. Толпы гражданских лиц, автомобилей и повозок запрудили дороги, сделав их непроходимыми для правительственных войск даже без вмешательства северян. Артиллерийские и минометные обстрелы противника усугубляли хаос и страдания, в которые погрузилась центральная часть страны.
18 марта на заседании ханойского Политбюро Зяп заявил, что настал решающий момент: необходимо использовать впечатляющие военные успехи, достигнутые на Центральном нагорье, чтобы развернуть генеральное наступление. Стало очевидно, что США не собираются задействовать авиацию, а многие солдаты Тхиеу исчерпали свою волю к борьбе. Хотя впоследствии некоторые приписывали поражения южан катастрофической нехватке боеприпасов, нет никаких оснований предполагать, что события в начале весны 1975 г. могли бы разворачиваться иначе, даже если бы ВСРВ были вооружены гораздо лучше. Южновьетнамский историк Нгуен Кай Фонг утверждает, что режим обладал по крайней мере годовыми запасами оружия и боеприпасов, о чем свидетельствуют огромные их количества, попадавшие в руки северян, — на одном только Центральном нагорье было захвачено 18 000 тонн[1418]. В том, что значительная часть этих запасов была сосредоточена не там, где нужно, вследствие удручающей неэффективности логистической системы и коррумпированности южновьетнамской армии, вряд ли можно обвинять США.
Посол Грэм Мартин, в марте посетив Вашингтон, лично обратился к ведущим конгрессменам с просьбой поддержать новый пакет помощи — и наткнулся на каменную стену. Мартин был никудышным ходатаем, но в тот момент даже сам Цицерон вряд ли смог бы убедить американский конгресс поддержать сайгонское правительство. Большинство конгрессменов и сенаторов понимали, что их избиратели устали от вьетнамской эпопеи и хотели бы как можно быстрее отключить умирающий Южный Вьетнам от «аппарата искусственного дыхания». Тем не менее это не помешало послу написать президенту Тхиеу откровенно лживое письмо, доставленное в Сайгон 15 марта, в котором говорилось: «Я могу дать вам самые твердые заверения, что президент, госсекретарь и министр обороны решительно настроены обеспечить вас всеми необходимыми ресурсами, как только завершатся баталии в конгрессе».
После этого Мартин на десять дней уехал на свою ферму в Северной Каролине, чтобы восстановить здоровье после стоматологической операции. Вряд ли он мог сказать или сделать что-то такое, что повлияло бы на ход событий, однако трудно удержаться от того, чтобы не рассматривать такое поведение американского посла, а также действия американского конгресса как предательство. Отказав в денежной помощи своему давнему клиенту и в немалой степени жертве, Вашингтон послал обеим сторонам, участвовавших в этой войне, однозначный сигнал: американский народ, по словам Фрэнка Снеппа, «больше не интересует судьба южновьетнамского народа»[1419]. Моральный эффект такого сокращения помощи был гораздо важнее материального. Когда южновьетнамские солдаты, от генерала до рядового, осознали, что могущественный покровитель отрекся от сайгонского правительства, им стало трудно верить в то, что этот обреченный режим заслуживает их самопожертвования. По сей день многие бывшие южновьетнамцы сохраняют убежденность, что США нанесли им «удар в спину». Поражения на Центральном нагорье просто вскрыли ту раковую опухоль обреченности, которая уже глубоко пронизывала армию Тхиеу. Только воздушная мощь США могла бы переломить ситуацию, но слабый президент в Вашингтоне не мог и помыслить о том, чтобы бросить вызов непреклонной оппозиции конгресса.
Между тем ханойское Политбюро выпустило очередную историческую директиву, приказав своим силам к маю завершить завоевание Южного Вьетнама. «Ситуация меняется в головокружительном темпе»[1420], — писал генерал-майор Ан. 20 марта он передислоцировал свою артиллерию к шоссе № 1 — жизненно важной транспортной артерии, соединявшей север и юг страны вдоль побережья. В течение нескольких часов после начала обстрела движение между Хюэ и Данангом было перекрыто — множество автомобилей, пытавшихся уехать на юг, были вынуждены вернуться обратно. В штаб корпуса Ана явилась женщина, член местного руководства Вьетконга, и сообщила, что через ее деревню отступают тысячи южновьетнамских дезертиров