Что касается госсекретаря, то тот с присущей ему проницательностью заявил о бесполезности любых дипломатических попыток остановить коммунистов. «Я убежден, — сказал Киссинджер, — что Северный Вьетнам невозможно заставить пойти на попятную — разве что под военным давлением». Было выдвинуто предложение задействовать ВМС США для помощи в эвакуации из Хюэ и Дананга, но Белый дом категорически его отверг, когда военные сказали, что для этого потребуется высадка войск. В конце концов было решено поручить командованию морских перевозок ВМС зафрахтовать для этой цели торговые суда — именно они вывезли из страны тысячи беженцев, многих из которых ожидала не просто коммунистическая тирания, но и неизбежная смерть. 28 марта Киссинджер сказал Форду: «Не думаю, что Южный Вьетнам сможет выстоять… Это моральное поражение Соединенных Штатов»[1426]. На следующий день на совещании в Госдепе он повторил свой вердикт: «Этот позор лежит на нас». Когда один из сотрудников предложил попросить о вмешательстве Москву, Киссинджер ответил: «Даже несмотря на разрядку, мы не можем просить Советы спасти нашу собственную репутацию».
Между тем в Ханое Зяп приготовился к последнему этапу кампании, которую он был решительно настроен превратить в свой личный триумф: он приказал установить в своем кабинете в Драконьем дворе кровать и находился там круглосуточно до самого падения Сайгона, совершив только одну короткую поездку на Юг, чтобы встретиться со своими командующими на местах. После этого Ван — прозвище, данное министру обороны еще Хо Ши Мином, — едва ли не ежечасно требовал от своих генералов «скорости, скорости и скорости»: им нужно успеть взять Сайгон до того, как начнется сезон дождей, или до того, как американцы передумают и снова начнут бомбить. В 19:00 ежедневно Ле Зуан получал подробную сводку о положении на фронтах — послевоенный коммунистический нарратив подчеркивает его роль как «фактического верховного главнокомандующего», отводя Зяпу второстепенную роль, однако все факты говорят о том, что в этой военной кампании старый генерал вернул себе временное главенство.
В период с 10 по 31 марта четыре дивизии ВНА при поддержке отрядов Вьетконга предприняли ряд локальных атак к востоку от Сайгона, которые были остановлены, но позволили коммунистам закрепиться всего в 65 км от столицы. Ле Зуан требовал от начальника штаба армии Зунга, командовавшего операциями на Центральном нагорье, начать финальное наступление уже в последние дни марта, но генералу хватило мужества и упрямства противостоять Ле Зуану и настоять на том, чтобы сначала завершить разгром II корпуса ВСРВ. 31 марта его войска прорвали оборону воздушно-десантной бригады на ключевом перевале М’Драк, что открыло путь на портовый город Куинён. Захватив порт, моторизированные подразделения ВНА двинулись на юг и уже на следующий день вошли в Туихоа. Американское консульство в Нячанге было экстренно эвакуировано; в городе началась паника. Южновьетнамские силы почти без сопротивления сдали бухту Камрань. 2 апреля генерал Фу, чей корпус фактически был разгромлен, бежал в Сайгон.
Теперь все важные участки и перевалы на шоссе № 1 север — юг находились в руках северян. Фрэнк Снепп так отвечает в XXI в. на утверждения некоторых ревизионистов о том, что сайгонское правительство организовало систематическую оборону и его армия стойко сопротивлялась до самого конца: «Они просто не видели всего того, что там происходило. Попытки приукрасить историю южновьетнамского режима и его армии — полный абсурд»[1427]. Стратегия Тхиеу, если это можно было назвать стратегией, с треском провалилась. Тем не менее некоторые южновьетнамские части действительно сражались с впечатляющей доблестью, достойной куда лучшего национального лидера.
В длинном послании от 1 апреля к своим командующим на Юге Ле Зуан с гордостью отметил, что в весенней кампании ВНА «понесли небольшие военные потери», — действительно, человеческая цена, которую северяне заплатили за захват значительной части Южного Вьетнама в 1975 г., была поразительно небольшой даже по сравнению с 1972 г. Впервые в этой войне Ханой направил в части ВНА корреспондентов и кинооператоров, чтобы те сопровождали армию в триумфальном марше. Среди них был Фунг Ба Тхо, недавно вернувшийся на родину после 20 лет в Европе, где он стал успешным режиссером. Тхо выдали военную форму и камеру и отправили на Юг, чтобы запечатлеть торжество революции. «Это было волнующее время», — вспоминал он. Поначалу он и его коллеги из коммунистических СМИ боялись появляться на улицах «освобожденных»[1428] южновьетнамских городов, заполненных взбудораженными толпами солдат и беженцев, «но потом мы поняли, что никто не собирается причинять нам вреда». Журналисты часто становились свидетелями привычной картины, как южновьетнамские солдаты срывают с себя военную форму, раздеваясь до трусов.
Одним из американцев, который особенно близко к сердцу воспринял трагические события тех дней, был Джим Ливингстон, герой сражения при Дайдо в 1968 г., награжденный медалью Почета. Теперь он был начальником оперативного отдела бригады морской пехоты и находился на борту штабного корабля Blue Ridge, курсировавшего у побережья ЮВ. Когда он сошел на берег в Дананге, ему «стало противно» от увиденного. Он попытался остановить полковника из дивизии «Черная кошка», который, бросив своих людей, комфортно разместился на борту отплывающего военного корабля. «Давай вернемся — и я буду сражаться вместе с тобой, сукин ты сын!» — горячился американец, но вьетнамец категорически покачал головой[1429]. Некоторые офицеры выбрали другой путь: командир 42-го полка в Куинёне попрощался со своими людьми, которые погрузились на корабли, после чего вернулся в штаб и застрелился[1430].
Первоначально Зяп надеялся на то, что головные формирования ВНА смогут взять Сайгон «с ходу», поддерживая динамику предыдущих недель, не дожидаясь подхода «Прибрежной колонны» с севера. Он приказал войскам генерала Ча изолировать столицу со стороны дельты Меконга, но атаки наткнулись на гораздо более сильное сопротивление, чем северяне встретили на Центральном нагорье. С южновьетнамскими канонерскими лодками завязывались яростные перестрелки; атака на Кантхо в середине апреля была отбита; ополченцы Региональных и Народных сил в Лонгане в течение четырех дней сдерживали натиск 5-й дивизии ВНА.
Самая крупная битва, которую пришлось принять коммунистам, состоялась в 60 км к северо-востоку от Сайгона за город Суанлок, столицу провинции Лонгкхань[1431]. Суанлок был крупным транспортным узлом на шоссе № 1, окруженным каучуковыми и банановыми плантациями. Сражение, развернувшееся там 9 апреля, стало последней героической страницей в истории южновьетнамской армии, хотя проявленные защитниками стойкость и мужество уже не могли изменить неотвратимый ход событий.
Командующий 18-й дивизией, бригадный генерал Ле Минь Дао, чье лицо почти всегда было скрыто за зловещими черными очками, куда больше славился своими подвигами в амурных делах, нежели на военном поприще, и, по слухам, превосходно исполнял песни под собственный аккомпанемент на гитаре. Тем не менее Дао со своими офицерами очень грамотно подготовился к наступлению северян. Они эвакуировали бо́льшую часть солдатских семей в Лонгбинь и заранее пристреляли орудия по путям подхода, использованным коммунистами еще в Тетском наступлении в 1968 г., разумно предположив, что на этот раз они воспользуются теми же маршрутами. Дао отправил войска занять возвышенности, где противник мог разместить артиллерийские наблюдательные пункты, спрятал все свои 36 орудий в бункеры, запасся боеприпасами и прослушивал каналы радиосвязи ВНА.
Северяне начали обстрел города 9 апреля в 05:40 утра. Почти первый же снаряд разрушил дом Дао рядом с католической церковью. В последующие дни артиллерия ВНА превратила значительную часть города в руины, однако причинила мало вреда защитникам, окопавшимся на окраинах. В 06:40 две красные ракеты сигнализировали о начале атаки бронетехники и пехоты. На восточном фланге продвижение 7-й дивизии ВНА было быстро остановлено благодаря заграждениям из колючей проволоки, минным полям и ударам южновьетнамской авиации. Подразделения 341-й дивизии, наступавшей на северо-востоке, прорвались в город, но южане интенсивным огнем заставили отступить ее неопытных солдат, среди которых было много подростков. Только 6-я дивизия ВНА добилась значимого успеха: двигаясь с южного направления, она перерезала шоссе № 1 между Суанлоком и Сайгоном, изолировав город.
В течение следующих двух дней люди Дао отражали атаки противника и даже провели несколько успешных контратак. В последний раз в этой войне были массово задействованы вертолеты: сотня Huey доставила в Суанлок воздушно-десантную бригаду. Главными жертвами артобстрелов северян по-прежнему были несчастные жители города, но не его защитники. Командование ВНА было вынуждено признать, что совершило ряд серьезных ошибок. Генерал Ча не сумел выполнить приказ и заблокировать взлеты с авиабазы в Бьенхоа, чтобы лишить Суанлок авиационной поддержки; это было сделано только 15 апреля, когда северяне подвергли аэродром интенсивному ракетному и артиллерийскому обстрелу. Между тем после нескольких недель сражений их основная ударная сила — 7-я дивизия ВНА — выдохлась. Северяне были наказаны за самонадеянную попытку с ходу взять хорошо укрепленные позиции, которые южане обороняли не только с поразительным мужеством, но и по всем правилам военного искусства. Северяне также несли значительные потери от мощных осколочных бомб BLU-82 — «косилок маргариток» весом 6800 кг, а также от смертоносных кассетных бомб объемного взрыва CBU-55, которые южновьетнамские ВВС впервые использовали в этой войне.