Суанлок оставался последним бастионом среди рушащегося фронта. Упорное сопротивление Дао и его людей заставило Ханой отложить наступление на Сайгон, первоначально запланированное на 15 апреля, и дождаться прибытия остальной части армии с севера. Сайгонское правительство организовало визит в Суанлок западных журналистов, чтобы те осветили в мировых СМИ героическую оборону города, но эффект был подорван поведением отчаявшихся горожан, толпы которых штурмовали вертолеты с репортерами. Защитники тоже выдохлись и не могли помешать противнику наращивать силы в своем тылу, на западных подступах к городу. 20 апреля гарнизон Суанлока получил приказ оставить город — они покинули его пешком, отступив через каучуковые плантации в южном направлении; 1-я воздушно-десантная бригада шла в арьергарде. Бригадный генерал Дао, по словам одного из солдат, «с измученным лицом человека, который почти не спал в последние дни», шел вместе со своими людьми, вместо того чтобы улететь на Huey, как это делали многие его коллеги. Так закончилось последнее крупное сражение этой войны. Ханой никогда не публиковал достоверных данных о своих потерях в битве за Суанлок; по примерным оценкам, потери ВНА составили 3000–4000 человек. Также следует отметить, что командование ВНА совершило тактическую глупость, ввязавшись в сражение за Суанлок: северяне вполне могли заблокировать город и продолжить наступление, оставив Дао и его людей «дозревать» в мучительном ожидании. Как бы то ни было, оставшиеся в живых южновьетнамские солдаты хранят память об обороне Суанлока как о доблестном эпизоде в драматической истории национального унижения.
Одновременно с битвой за Суанлок ожесточенные бои шли в Фанранге, прибрежном городе на шоссе № 1 к югу от бухты Камрань, а также более чем в 300 км к северо-востоку от Сайгона, где силы ВСРВ в течение нескольких дней удерживали авиабазу. 3 апреля корабли ВМС США начали оказывать гуманитарную помощь беженцам, однако их командиры категорически отклоняли все мольбы южан об огневой поддержке. Южновьетнамские ВВС наносили удары по наступающим частям северян, и в ходе героической операции эвакуировали на вертолетах 800 оставшихся в живых бойцов воздушно-десантной бригады, оборонявших перевал М’Драк, — они были переброшены в Сайгон для укрепления столичного гарнизона.
16 апреля головные части Прибрежной колонны присоединились к наступлению на Фанранг; город и порт пали быстро, хотя авиабаза продержалась чуть дольше. Артиллеристы генерала Ана обменивались огнем с военными кораблями южновьетнамских ВМС. Между тем передвижение северян на захваченной технике иногда приводило к трагическим недоразумениям: за годы войны вьетконговцы привыкли к тому, что любой, кто передвигается на транспортных средствах, — враг. Командующий северовьетнамской дивизией ПВО был смертельно ранен, когда его грузовик был взорван ракетой B-40; танки северян нередко попадали под дружественный огонь. Генерал Ан был в восторге от новенького американского джипа, изъятого им в штабе корпуса ВСРВ, но в ночь на 16 апреля он попал в партизанскую засаду и лишь чудом сумел убраться из-под огня на спущенных шинах.
Среди пленных, захваченных в ходе боев на побережье, были командующий корпусом ВСРВ генерал-лейтенант Нгуен Винь Нги и сотрудник ЦРУ Джеймс Льюис; оба были доставлены самолетом в Ханой. Когда северовьетнамский офицер службы пропаганды спросил у пленного генерала: «Как нам лучше сформулировать воззвания к марионеточным солдатам, чтобы они сложили оружие?», Нги устало ответил: «К чему какие-то воззвания? Армия уже развалилась». Сайгон пытался использовать оборону Суанлока, чтобы убедить американский конгресс в том, что его вооруженные силы способны сражаться и дать отпор коммунистам, если США окажут поддержку. Но сенаторы оставались неумолимы. Чувство обреченности, охватившее Южный Вьетнам, усугубилось после краха соседней Камбоджи. 1 апреля президент Лон Нол бежал из страны; 17 апреля красные кхмеры — детище северовьетнамских коммунистов, от которого они впоследствии открестились, — триумфально вступили в Пномпень и вскоре развернули геноцид против собственного народа.
«Ах, моя страна, моя бедная страна»
На протяжении бо́льшей части апреля по всей стране продолжали идти ожесточенные бои и течь потоки объятых ужасом беженцев, но все это происходило вне поля зрения мировых СМИ, а потому почти неизвестно потомкам. Тысячи коммунистических кадров были направлены из Северного Вьетнама на Юг, чтобы установить новую власть в районах, которые северяне высокомерно называли «освобожденными территориями». 2 апреля Ле Дык Тхо вместе с генералом Зунгом, которому теперь было поручено командовать наступлением на Сайгон, прибыл в новый штаб ВНА рядом с базой ЦУЮВ в Локнине. Решение Зунга, вопреки настояниям Ле Зуана, завершить разгром II корпуса ВСРВ на Центральном нагорье, прежде чем перенаправлять свои силы на юг, полностью себя оправдало. Крах обороны и паника на побережье наглядно показали всему миру, и особенно американскому и южновьетнамскому народу, что сайгонский режим и его вооруженные силы пребывают в агонии. Самым удивительным было не то, что многие формирования ВСРВ капитулировали перед врагом, но то, что некоторые из них продолжали оказывать отчаянное сопротивление перед лицом неотвратимого натиска северян.
Между тем Сайгон погрузился в отдававшее безумием отрицание реальности. Несмотря на очевидность неминуемой победы коммунистов, многие обитатели столицы, как вьетнамцы, так и американцы, отказывались признавать, что вскоре их привычному миру со всеми его плюсами и минусами придет конец. Одним из главных эскапистов был посол Грэм Мартин. В феврале Фрэнк Скоттон, прилетевший в Сайгон вместе с делегацией конгрессменов, пришел в ярость, узнав, что Фрэнк Снепп — человек, который не боялся говорить самую суровую правду, — был отстранен послом от участия в брифингах. Скоттон пригласил аналитика ЦРУ на встречу с конгрессменами, чтобы проинформировать их о реальной обстановке[1432].
8 апреля сайгонская резидентура ЦРУ направила в Вашингтон телеграмму с подробной информацией от проверенного и авторитетного «источника из Тэйниня» о решении Ханоя совершить рывок для достижения полной победы: «Как бы ни развивалась ситуация дальше… не будет и речи о переговорах или трехстороннем правительстве. Коммунистические силы нанесут удар по Сайгону». Однако посол Мартин почти с одержимым упорством до последнего отвергал очевидные факты и настаивал на возможности заключить сделку с Ханоем и сохранить остатки независимого Южного Вьетнама. Наиболее важным последствием такого витания в облаках было то, что посол отклонял все просьбы организовать эвакуацию для десятков тысяч вьетнамцев, которых неминуемо ожидала месть со стороны коммунистов, в результате чего эвакуация была начата слишком поздно и в очень ограниченных масштабах. Такое упрямство посла, вкупе с его неоправданно оптимистичными депешами в Вашингтон, вызывали беспомощное бешенство у сотрудников посольства, обеспокоенных судьбой своих южновьетнамских друзей и коллег. Только 21 апреля транспортные самолеты ВВС США начали вылеты из аэропорта Таншоннята — всего было сделано 304 рейса, — эвакуировав в общей сложности 43 000 американцев и вьетнамцев.
В последние недели перед падением Сайгона многие вьетнамцы, у которых не было связей, чтобы попасть на американский «ковер-самолет», пытались найти любые способы бежать из страны, несмотря на все тяготы изгнания, особенно мучительные для представителей этого народа с его культом семьи и привязанностью к родным местам. Между тем члены французской общины во главе с послом язвительно насмехались над американцами, пребывая в иллюзорной уверенности, позже показавшей свою несостоятельность, в том, что особые отношения Франции с Ханоем обеспечат ей особое положение в коммунистическом Вьетнаме.
Пиастр обесценился настолько, что иностранцы с долларами шиковали почти бесплатно: по словам пилота Air America, самая красивая проститутка в Сайгоне стоила 66 центов «за один раз» и $1,11 за ночь. В барах и гостиницах разворачивались оргии, безумие которых подогревалось смертельным страхом, одолевавшим их участников. Американские советники призывали правительство Тхиеу хотя бы частично раскрыть своим людям реальное положение дел. Но южновьетнамские официальные лица продолжали предаваться пустословию и лжи на фоне панических слухов и того, что выглядело просто безумием: командно-штабное училище ВСРВ в Лонгбине продолжало занятия вплоть до 28 апреля. Курсанты из числа старших офицеров часами обсуждали сценарии боевых действий и приходили к выводу, что Соединенные Штаты не бросят в беде страну, ради которой они пожертвовали жизнями 58 000 своих граждан[1433].
Тогда как многие состоятельные вьетнамцы поспешно распродавали свое имущество, чтобы собрать деньги и бежать из страны, некоторые, наоборот, возвращались домой. Нгуен Тхи Чинь, которая в 1954 г. подростком бежала из Ханоя и с тех пор стала самой известной южновьетнамской кинозвездой, находилась на съемках в Сингапуре, но решила, что ей нужно вернуться в Сайгон: «Умом я понимала, что этого не нужно делать, но сердце звало меня домой»[1434]. 1 апреля майор Нгуен Конг Луан, 21-летний ветеран войны, только что закончивший курсы в Форт-Беннинге, вместе с тремя товарищами вылетел из Сан-Франциско в Сайгон. В Таншонняте девушка за регистрационной стойкой в недоумении спросила: «Зачем вы вернулись? Далат пал прошлой ночью».
Несмотря на свою прежнюю роль союзника, новое лейбористское правительство Австралии приказало Королевским ВВС эвакуировать оставшийся австралийский персонал, но не брать на борт беженцев. Премьер-министр Гоф Уитлам добился от Ханоя публичных гарантий того, что населению Южного Вьетнама нечего опасаться со стороны будущего коммунистического правительства. Из 3667 человек, подавших заявления на получение австралийских виз в последние недели, всего 342 получили визы и только 76 из них в конечном итоге сумели уехать в Австралию. Вьетнамские сотрудники посольства были брошены на произвол судьбы. Между тем в приступе абсурдной сентиментальности иностранные благотворители организовали эвакуацию детских домов. Ни один здравомыслящий человек не мог предположить, что победившие коммунисты будут убивать детей, тогда как было очевидно, что офицеры ВСРВ, чиновники и полицейские станут главными жертвами, — но у этих людей не оказалось богатых и сентиментальных иностранных друзей.