вались на 30 укрепленных постах и охраняли 115 деревень. Несмотря на это, революционная волна нарастала.
1960 г. ознаменовался обострением напряженности холодной войны по всему миру. В апреле пала южнокорейская диктатура Ли Сын Мана, что вызвало ликование в Ханое, который воспринял это как предвестие аналогичной судьбы, ожидающей режим Зьема. Неделю спустя русские сбили над своей территорией американский самолет-разведчик U-2, что положило конец надежде на «разрядку» между Востоком и Западом. Китайско-советский раскол усугублял внутрипартийную борьбу в Ханое, которую Хо Ши Мин тщетно пытался преодолеть. Ле Зуан, Ле Дык Тхо и их прокитайская фракция заняли доминирующее положение в Политбюро. Призывы поддержать вооруженную борьбу Вьетконга становились все более настоятельными — и теперь получили поддержку на самом верху со стороны влиятельной группы сторонников жесткого курса. Единственный вопрос заключался в том, сколько помощи следует оказать и как быстро: Ле Зуан понимал, что войну, которой он так хотел, придется почти полностью вести за счет ресурсов своей страны.
Тем временем 26 апреля 1960 г. в сайгонской гостинице «Каравелла» встретились 18 южновьетнамских политиков, чиновников и интеллектуалов, известных своими антикоммунистическими взглядами, и составили «Манифест Каравеллы», в котором от имени «группы патриотов» призвали правительство изменить курс. Позже в том же году посол США Элбридж Дурброу передал Зьему служебную записку с детальным перечнем реформ, которые Вашингтон считал необходимым предпринять: публикация правительственных решений и бюджетов; контроль выборных представителей над всеми ветвями власти; либерализация законов о прессе и улучшение отношений с иностранными СМИ; регулярные «беседы с народом» на радио; более щедрое кредитование фермеров[186]. Все это были разумные и необходимые меры для демократического строительства, но совершенно неприемлемые для Зьема. Точно так же, как он проигнорировал «Манифест Каравеллы», он снисходительно списал этот перечень реформ на проявление американской наивности. Если на то пошло, сколько пунктов из этого списка либеральных пожеланий выполнило Северное политбюро?
Вооруженная борьба по-прежнему находилась в центре внимания США. В ответ на активизацию действий Вьетконга Вашингтон направил в Южный Вьетнам дополнительный контингент военных советников, увеличив их общее число с 342 до 692, что нарушало установленное Женевскими соглашениями ограничение. Их командующие, в том числе генерал Сэм Уильямс из Группы военной помощи и содействия (Military Aid and Assistance Group/MAAG), рассматривали партизан исключительно как проблему безопасности, которая должна решаться с помощью оружия.
В конце 1960 г. движение сопротивления было официально переименовано в Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама, сокращенно НФОЮВ. Важно отметить, что, хотя все ее лидеры были коммунистами, эта военно-политическая организация позиционировала себя как коалиция патриотических сил. Новому президенту США Джону Кеннеди ее охарактеризовали как политическую силу, которая представляет собой неприемлемую угрозу для свободы и демократии в Юго-Восточной Азии. В принятой на учредительном конгрессе Программе действий НФОЮВ провозгласил своими целями достижение социального единства на Юге; свержение режима Зьема; изгнание американцев; перераспределение земли; воссоединение страны путем переговоров[187]. О строительстве сталинского общества, о котором мечтал Ле Зуан, не упоминалось ни словом.
В годы, последовавшие за Женевскими соглашениями, обе части разделенного Вьетнама постигла одинаково несчастливая участь: обе новорожденные страны оказались под властью некомпетентных и бесчеловечных правительств. Если бы крестьяне на Юге знали о тяжелом положении своих северных собратьев, возможно, они бы не так роптали: по крайней мере, на Юге мало кто голодал. Американцы ошибочно видели в разгорающемся пламени революционной партизанской войны руку Москвы и Пекина. На самом же деле до 1959 г. сопротивление сайгонскому режиму носило стихийный характер и опиралось только на местные силы. После этого оно несколько лет получало помощь от Северного Вьетнама без какого-либо вмешательства иностранных государств.
Ле Зуан был ключевой фигурой, стоявшей за возобновлением борьбы за объединение страны: трудно переоценить его личную роль в том, что произошло дальше. Что касается других членов Политбюро, то справедливым будет предположить, что многие из них приветствовали войну на Юге как способ избежать признания того, что их политика потерпела полный провал внутри страны, или же чтобы дать новый смысл жизни своему обнищавшему народу. На их удачу, «империалистический враг», необходимый для существования режима, сделал ставку на «дохлого осла», коим оказался Нго Динь Зьем. По большому счету, в войне, которая постепенно разгоралась, ни одна из сторон не заслуживала победы.
Глава 6. Кеннеди готовит сцену
«Они потеряют страну, если только…»
Когда Дуайт Эйзенхауэр информировал своего преемника Джона Кеннеди о спектре вопросов, с которыми тому придется столкнуться на посту президента, он ни словом не упомянул про Вьетнам, но на соседний Лаос обрушился со всей резкостью старого вояки. По словам Эйзенхауэра, Госдепартамент предупредил его, что Лаос был «нацией гомосексуалистов»[188], и это позабавило Кеннеди. Лаос первая кость домино, утверждал уходящий президент, падение которой повлечет за собой сначала соседний Таиланд, а затем и всю Юго-Восточную Азию. Именно Лаос станет для нового главнокомандующего испытанием на твердость духа, обрядом инициации. Для последующих поколений такой взгляд мог бы показаться странным, но многие современные наблюдатели видели ситуацию именно так. Лаос, некогда известный как «земля миллиона слонов», в те дни оказался в центре внимания мировой общественности и СМИ как арена противостояния между коммунистическими и антикоммунистическими силами. В 1960 г. газета The New York Times посвятила этой крошечной стране с дикой и малозаселенной территорией в три раза больше печатной площади, чем Вьетнаму.
Лаосский народ или, вернее, множество этнических групп, которые его составляют, озадачивал внешний мир тем, что, казалось, со смехом шел через все политические потрясения, голод, гражданские войны и привнесенные извне трагедии последних ста лет. Лаосцы обожали шумные празднования и фаллические шутки; неудивительно, что их любимым праздником был весенний фестиваль ракет, когда каждый делал собственную пиротехническую ракету, иногда огромных размеров, и запускал ее со смертельным риском для жизни и имущества. В октябре 1953 г. Франция предоставила Лаосу независимость. Подозревая, что Китай и СССР пытаются присоединить его к коммунистическому лагерю, в конце 1950-х гг. США начали вливать в Лаос деньги. После посещения страны журналист The Wall Street Journal писал, что ее руководство «с упоением купается в американской помощи», покупая большие машины и холодильники, в то время как среднегодовой доход на душу населения составляет всего $150. Интерес ЦРУ к Лаосу в немалой степени был вызван тем, что его агенты, такие как техасец Билл Лаир, влюбились в этот новый театр противостояния коммунистической угрозе. Коллега Лаира Роберт Эмори позже сказал, что многие сотрудники ЦРУ рассматривали Лаос как «отличное место для войны»[189]: за пределами столицы Вьентьян можно было делать все что угодно: переходить границу, воевать, выращивать наркотики, — не беспокоясь о том, что кто-нибудь вам помешает.
Правительство Лаоса, если таковым можно назвать алчное скопище представителей местной политической элиты и генералов, худо-бедно удерживало власть до 1960 г., когда между противоборствующими группировками разразилась гражданская война с ожесточенными боями на улицах Вьентьяна. Американцы поспешно убедили себя в том, что монархической стране грозит красный переворот. Действительно, страна была наводнена коммунистическими силами — как вооруженными отрядами местного военно-политического движения Патет Лао, которое время от времени пыталось получить место в коалиционном правительстве, так и подразделениями северовьетнамских войск. Билл Лаир сделал блестящий ход, заключив сделку с генералом Ванг Пао из народности хмонгов. В обмен на деньги и оружие этот военачальник мобилизовал ополчение хмонгов и развернул партизанскую войну против коммунистов. Американские вливания в Ванга Пао и ему подобных выросли с $5 до $11 млн в 1962 г. и до $500 млн к концу десятилетия. Ванг поставил под ружье 20 000 бойцов-хмонгов и превратил свою «Секретную армию» в основную ударную силу против коммунистов в Лаосе — а также параллельно сколотил приличное состояние на торговле наркотиками. ЦРУ направило в Лаос около 700 своих агентов, большинство из которых занимались тайными парамилитарными операциями, обеспечивая оружием и продовольствием племенные ополчения и их семьи, курсируя туда-сюда между покрытыми джунглями горами на одномоторных СУВП{24} Pilatus Porter и время от времени поневоле участвуя в боевых действиях.
Неожиданно эта крохотная страна заняла центральное место в повестке дня Востока и Запада. Рассказывают, что Мао Цзэдун как-то спросил у Ле Зуана: «Лаос — большая страна?»[190] Вьетнамец ответил: почти 230 000 кв. км с населением 2 млн человек. «Боже мой, у них так много земли и так мало людей! — воскликнул Мао. — [Наша провинция] Юньнань примерно такого же размера, но там живет 40 млн. Что, если бы мы переселили в Лаос 15–20 млн китайцев — разве это не отличная идея?» Поляки и индийцы из МКК благоразумно закрывали глаза на вереницу советских военно-транспортных самолетов, приземлявшихся на авиабазе «Зялам» под Ханоем с военными грузами для Лаоса. Вашингтон настойчиво требовал от британского консервативного правительства поддержать усилия США в Лаосе, и в марте 1961 г. на встрече с Кеннеди премьер-министр Гарольд Макмиллан неохотно пообещал военную помощь, если режим во Вьентьяне окажется на гране краха. В следующем году, когда войска Патет Лао дошли до западной границы Лаоса, Британия дислоцировала в соседнем Таиланде эскадрилью истребителей-бомбардировщиков Hunter