культуры». Его отец погиб в битве с немцами при Арденнах в 1944 г. «Я считал, что делаю благое дело. В прошлом мы отлично справлялись с нашей ролью спасателей — мы приходили в другую страну и помогали навести там прядок. Мы, американцы, были убеждены в нашей непобедимости, даже после того как война в Корее немного пошатнула эту веру». Свое пребывание во Вьетнаме Скоттон рассматривал сквозь призму героической истории своей семьи: «Я не хотел, чтобы мой отец и мои деды считали, что я посрамил их»[199].
Он выбрал не дипломатическую службу, а информационное агентство USIA, «потому что я — человек действия». Незадолго перед отлетом в Сайгон он познакомился в Вашингтоне с тремя молодыми вьетнамскими лейтенантами, которые спросили у него, говорит ли он по-вьетнамски. Нет, ответил он, но ему сказали, что многие вьетнамцы понимают по-французски. Они явно замялись. Наконец, один из них признался: «У нас французский считают языком колонизаторов»[200]. Прибыв во Вьетнам в 1962 г., Скоттон быстро понял, какие трудности создает для его соотечественников невозможность общаться с местным населением на его родном языке: «Мы не могли произнести даже географические названия. Я также осознал, против какого огромного бремени исторического прошлого мы пытаемся бороться. Мне хватило нескольких недель, чтобы понять, что Зьем вовсе не был „азиатским Черчиллем“, каким его рисовали».
Скоттон принялся изучать эту удивительную страну, бесстрашно и иногда безрассудно путешествуя по рисовым полям и джунглям до самых отдаленных деревень и расспрашивая местных жителей об их настроениях, чтобы проинформировать об этом посольство США. «Все американцы делились на тех, кто был искренне предан своей миссии — помочь этому народу, и тех, кто нет. Единомышленников, которые думали так же, как я, было немного». Сайгонская подруга Скоттона называла его «кикуа» — чудаком, и многие американцы считали так же: сотрудники посольства прозвали его «бродячим псом». Вьетнам стоил ему брака: его жена Кэтрин сделала все возможное, чтобы привыкнуть к жизни в Куинёне, и даже попыталась организовать курсы английского языка. Но через несколько месяцев она вернулась домой, они развелись, и после этого Скоттон пережил череду страстных романов с местными красавицами.
Новоиспеченный выпускник филологического факультета Даг Рэмзи также прибыл во Вьетнам в 1962 г. Первые месяцы он работал в бюро USIA в Далате: «Это было абсурдно — распространять газету под названием „Свободный мир“ в интересах диктатуры Зьема». Хотя местные жители опасались откровенничать с чужаком, Рэмзи быстро понял, насколько шатким был режим Зьема, и решил, что ситуацию может спасти только некая «третья сила». «Меня заинтересовало то, что делал Фрэнк Скоттон, — он пытался найти решение снизу». В конце концов Даг пришел к парадоксальному выводу, что одно-два десятилетия коммунистического господства были бы предпочтительнее той бесконечной войны, которая стала следствием «нашей тупоумной политики»[201]. Подконтрольные сторонам территории «во многих местах простирались не дальше чем на расстояние выстрела АК-47 или М-14». Рэмзи считал, что для местного населения коммунистический террор был бы куда меньшим злом, чем «беспорядочные артиллерийские обстрелы и воздушные бомбардировки, которым подвергает их сайгонский режим при поддержке США». В дельте Меконга он наглядно убедился в сомнительной боеспособности правительственных сил: едва прослышав о готовящейся атаке Вьетконга, местное подразделение ВСРВ обратилось в бегство.
Боб Дестатт был одним из 16 детей в бедной, но трудолюбивой католической семье фабричных рабочих в Огайо. Он бросил учебу на педагогических курсах в колледже и записался добровольцем в армию: «Я хотел увидеть мир за пределами нашего маленького городка»[202]. Он выбрал Службу безопасности Армии США, потому что друг-военный сказал ему, что там отправляют служить за рубеж. Боб прошел подготовку как оператор перехвата радиопередач на азбуке Морзе и в 1961 г. был направлен в Сайгон. Летя в самолете, он представлял, что «вживую увидит персонажей из комикса „Терри и пираты“ — коварных людишек, которые прячутся в тени и делают все исподтишка». Но с того момента, когда из-под навеса грузовика он впервые увидел пару прекрасных девушек в аозай, он изменил свое мнение о вьетнамцах: изменил настолько, что через несколько месяцев, в возрасте 22 лет, женился на девушке по имени Нгует Тхи Ань. Их подразделение радиоперехвата базировалось на авиабазе в Таншонняте, и однажды молодой вьетнамец, работавший на базе, пригласил его к себе домой на семейный ужин. Родители вьетнамца оказали ему теплый прием, а сестра научила пользоваться палочками для еды. «Это была любовь с первого взгляда». Они зарегистрировали свой брак, но Дестатту удалось договориться со своими офицерами сохранить этот факт втайне, пока в 1963 г. не закончился срок его командировки: тех, кто вступал в брак с местными, немедленно отправляли обратно в США. В отличие от многих других подобных, брак Дестатта и Ань оказался долгим и счастливым.
Боб Келли, советник по психологическим операциям, работал в провинции Куангнгай, где, помимо прочего, помогал организовывать проправительственные митинги. Первый митинг стал откровенным провалом. Местных жителей согнали, как скот, на открытую площадь, где они были вынуждены стоять под палящим солнцем без капли воды[203]. В качестве гвоздя мероприятия над площадью на небольшой высоте должен был пролететь военно-транспортный C-47, транслируя правительственные пропагандистские лозунги. Но самолет прилетел слишком рано, и с высоты 300 м напрочь заглушил ревом мощных двигателей пламенную речь губернатора. Затем через громкоговоритель раздался вопрос: «Г-н губернатор, вы же закончили?» Местные чиновники были оскорблены и унижены, и в довершение всего, когда с самолета начали сбрасывать пачки листовок, пачки не рассыпались в воздухе и падали на землю, как бомбы. Глядя на поднявшуюся суматоху, американцы не могли сдержать смеха, некоторые хохотали до слез — трудно было представить себе более неподходящую реакцию, поскольку все знали, что именно американцы помогали организовать этот политический митинг.
Уильям Колби родился в 1920 г. и часть детства провел в Китае. Он закончил Принстонский университет, в 1944–1945 гг. несколько месяцев служил в УСС, выполняя задания в оккупированной Франции и Норвегии (впоследствии он вспоминал это время как самое романтичное в своей жизни), затем провел несколько скучных лет в юридической фирме «Дикий Билл», принадлежавшей бывшему главе УСС У. Доновану. Настоящая жизнь началась в 1950 г., когда Колби поступил на работу в ЦРУ, «в банду братьев». Он прошел стажировку в Швеции и Италии и в 1959 г. был отправлен в Сайгон. Исколесив Южный Вьетнам вдоль и поперек, он пришел к выводу, что сдерживание коммунистов было единственным реалистичным сценарием. Он не согласился с Максом Тейлором и Уолтом Ростоу, которые рекомендовали значительное увеличение военно-консультативной помощи США, поскольку ситуация во Вьетнаме «в действительности, не была военной проблемой»[204]. В июле 1960 г. Колби был назначен главой резидентуры ЦРУ и руководил изначально обреченными на неудачу усилиями по инфильтрации военизированных группировок на Север и проведению контртеррористических операций против Вьетконга. Как и многие американцы, он уловил несколько нитей в запутанном клубке вьетнамских проблем, но не сумел охватить всю картину, чтобы продвигать целостный подход.
Эл Грей родился в 1928 г. в семье проводника поезда из Нью-Джерси, записался в Морскую пехоту и с легкостью переносил тяготы военной службы: «Мы были крутыми парнями»[205]. Он стал сержантом, в 1952 г. получил офицерское звание, недолго участвовал в Корейской войне в качестве передового наблюдателя. После этого занимался радиоразведкой и спецоперациями на границе Северной Кореи, СССР и тайско-бирманской границе. В 1960 г. капитан Грей был направлен в Сайгон, где ему понравились и южные вьетнамцы, и Зьем: «Я считал, что он на правильном пути». В качестве шпиона Грей путешествовал в гражданской одежде, часто как обычный пассажир на рейсах Air America. Следующие десять лет он играл роль связующего звена между морской пехотой и разведывательным сообществом: «Я был уверен: то, что мы делаем, позволит спасти много жизней».
Большинство этих людей жаждали приключений — и это было именно то, что Вьетнам мог предложить им в избытке. Фрэнк Скоттон питал страсть к дальним походам по дикой местности, иногда с проводником, иногда в одиночку, но всегда с оружием в руках. В поисках информации и острых ощущений он нередко попадал в смертельно опасные ситуации. Однажды утром, во время одного из первых походов по Центральному нагорью, на него из чащи внезапно вышел человек с винтовкой через плечо. «Я был бы рад, если бы он просто прошел мимо. Но он, хотя и удивился не меньше меня, сдернул винтовку и направил ее на меня. К счастью, мой карабин был заряжен и снят с предохранителя, поэтому я оказался быстрее. Мы стояли так близко, что я не мог промахнуться. Целиться в человека так же легко, как указывать пальцем; это всего лишь продолжение вашего намерения. Если что-то нужно сделать, делай это без колебаний. Я выстрелил несколько раз. После этого я не чувствовал за собой вины, только глубокое сожаление из-за того, что двое незнакомцев встретились в лесу, и один из них лишился жизни»[206].
В другой раз Скоттон путешествовал вместе с проводником из местного племени. Вечером, когда начало смеркаться, они увидели, что к ним беспечно приближаются двое вооруженных людей. Молодой вьетнамец бросился вперед и воткнул нож в спину одного из партизан. Когда второй схватился за винтовку, Скоттон выстрелил в него несколько раз. Горец оттащил труп своей жертвы на пересечение троп и усадил его в вертикальном положении, лицом в ту сторону, откуда они пришли. Скоттон спросил у своего проводника, который немного говорил по-французски, зачем он это сделал. Тот пожал плечами: «Это психологическая война!»