В то же время британцы были не слишком впечатлены американскими успехами в Южном Вьетнаме и настороженно относились к хроническим разногласиям между ЦРУ, Госдепом, Армией США и послами в Сайгоне. Со своей стороны американцы не любили, когда кто-либо пытался совать нос в их дела, — Эд Лансдейл в грубой форме отказался выслушивать советы от «кучки бывших колониалистов-неудачников». Как и Пентагон, представитель ЦРУ отверг одобренную Госдепом идею пригласить в Южный Вьетнам небольшой контингент британских военных инструкторов. Посол Нолтинг передал своему британскому коллеге единственную просьбу: командировать в Сайгон Роберта Томсона, чтобы тот проконсультировал президента Зьема по ряду организационных вопросов. Между тем, если бы Белый дом попросил Вестминстер, где в тот момент правили тори, отправить во Вьетнам военных инструкторов, те бы с большой долей вероятности согласились, что открывало бы большие перспективы. Но американцы ограничились запросом на Томпсона. Его опыт, вместе с рекомендациями небольшой британской миссии в Сайгоне, тем не менее убедил ЦРУ и правительство Зьема в необходимости создания так называемой Особой службы — спецподразделения полиции, отвечающего за сбор разведданных и поддержку операций контрразведки на местах. Помимо же этого, Томпсон, хотя и был удостоен нескольких высоких аудиенций в Вашингтоне и Сайгоне, не оказывал большого влияния на решение серьезных проблем.
Зимой 1962 г. США пережили короткий всплеск оптимизма по поводу будущего режима Зьема. Австралийцы согласились открыть во Вьетнаме школу военной подготовки к боевым действиям в джунглях. Выдающийся журналист и историк Денис Уорнер так объяснил этот шаг своим соотечественникам: «Почему Австралия вмешивается во Вьетнамскую войну? Отчасти потому что мы считаем, что победа коммунистов здесь поставит под угрозу стабильность в остальной Юго-Восточной Азии и, как следствие, нашу собственную национальную безопасность, и отчасти потому, что мы хотим доказать американцам, что мы — не бумажные тигры… В некотором роде это можно рассматривать как страховку от более серьезных рисков»[224]. Между тем этот «страховой полис» стоил не так уж дешево: в 1969 г. число австралийских военных во Вьетнаме выросло до 7672 человек, из которых 500 не вернулись домой.
Если стратегические советники в Вашингтоне приходили и уходили, то одна ключевая фигура занимала свое место на сцене на протяжении целых семи лет. Человек, который сыграл одну из главных ролей в американской трагедии во Вьетнаме, вторую по важности после Линдона Джонсона, был самым необычным персонажем среди рыцарей «Круглого стола» Кеннеди. Роберту Макнамаре исполнилось 44 года, когда в 1961 г. он впервые вошел в свой просторный кабинет 3E 880 в Пентагоне. Казалось, этот человек никогда не знал, что такое молодость и глупость: остряки шептали, что дома перед зеркалом он учится танцевать твист, чтобы не опозориться на танцевальном вечере в Белом доме. Выходец из скромной калифорнийской семьи, благодаря блестящему уму и колоссальному трудолюбию он с блеском закончил Гарвардскую школу бизнеса; затем помогал восстанавливать компанию Ford Motors после Второй мировой войны и даже некоторое время был ее президентом. Ему как нельзя лучше подходила фраза, сказанная об одном одержимом статистикой британском государственном деятеле: «Он использует цифры как прилагательные». Когда этот бывший скаут-орел{26} собирался вывести свою семью в поход на выходные дни, он с логарифмической линейкой в руках рассчитывал вес, который должны были нести в рюкзаках его дети и хрупкая жена Марджи. Пост министра обороны Макнамара согласился занять движимый непреодолимым стремлением к власти. Вне семьи он был человеком-компьютером с холодным сердцем, впрочем не отличавшимся безупречной моралью: в 1961 г. он поддержал вымысел о стратегическом «ракетном отставании» и обвинил во всех проблемах Пентагона своего предшественника Томаса Гейтса.
Новый министр обороны развернул кипучую деятельность: разработать программу наращивания ракетных вооружений; увеличить численность армии в ответ на Берлинский кризис; обеспечить американские войска новыми системами вооружений. Во время Карибского кризиса в октябре 1962 г. именно Макнамара предложил идею морской блокады Кубы. Казалось, этот человек не знал, что такое сомнения, и считал, что хорошее решение должно быть быстрым. Он стремился все держать под контролем и объявил войну любому несанкционированному общению представителей военного ведомства со СМИ, желая стать единственным публичным голосом Вооруженных сил США.
Выступая перед сенатом в сентябре 1961 г., Макнамара заявил: «У советского коммунистического империализма с его намерением колонизировать мир нет аналогов в нашей истории… [Ни одна диктатура] в прошлом не была так хорошо организована и не располагала таким количеством инструментов уничтожения». Когда речь шла о советской угрозе, он не чурался прибегать к откровенной лжи — привычка, в итоге стоившая ему репутации. На слушаниях в конгрессе он поражал аудиторию своей экстраординарной памятью, сыпля цифрами и фактами, среди которых, однако, по словам генерал-лейтенанта Фреда Вейанда, было немало «ошибочных». Несмотря на ястребиные взгляды, в первый год своего пребывания в должности Макнамара выступал против военного вмешательства во Вьетнаме, заявляя, что, если США введут небольшой контингент, «мы почти наверняка завязнем в бесконечно тлеющей войне»; если же США решатся отправить значительные силы, «в войну могут открыто вмешаться Ханой и Пекин… И успех [кампании во Вьетнаме] будет зависеть от факторов, многие из которых находятся вне нашего контроля, в частности от поведения самого Зьема»[225].
Но затем Макнамара изменил свое мнение. В мае 1962 г. он впервые посетил Вьетнам. Принимающей стороной был генерал Пол Харкинс, глава КОВПВ, человек, печально прославившийся своей склонностью принимать желаемое за действительное. Генералу заранее передали список вопросов, интересующих министра обороны, чтобы тот успел сформулировать правдоподобные ответы и подготовить статистику, которую Макнамара обожал. Харкинс утверждал, что благодаря американской помощи режим Зьема одерживает верх над коммунистическим партизанским движением. Между тем, когда министр обороны находился на военной базе в провинции Биньзыонг, неподалеку от нее вьетконговцы атаковали колонну ВСРВ, убив пять человек. А во время его визита на базу в Дананге в 16 км от нее был взорван воинский эшелон, в результате чего 27 человек погибли и 30 получили ранения. Тем не менее Макнамара заявил молодому репортеру UPI Нилу Шиэну: «Все количественные данные указывают на то, что мы побеждаем»[226]. Он так и не понял, что все эти «количественные данные» были плодом фантазии Харкинса, о котором Шиэн впоследствии писал: «Он видел только то, что хотел видеть, а на все остальное закрывал глаза»[227].
Почитатели Макнамары ценили его холодную рациональность как признак беспристрастности и неподкупности, некоторые даже прочили его в напарники Кеннеди на выборах 1964 г. Авторитетный военный обозреватель Хансон Болдуин опубликовал в The Saturday Evening Post статью под заголовком «Монархия Макнамары»[228], посвященную предпринятым им реформам военного ведомства. Но противники Макнамары, в первую очередь люди в погонах, критиковали его за гипертрофированное самомнение. Он считал, что понимает военное дело лучше самих военных. Джеймс Рестон прозорливо писал в The New York Times: «У него есть искренность ветхозаветного пророка, но кое-чего ему не хватает, а именно крупицы сомнений, толики терпимости к человеческим слабостям и некоторого знания истории»[229]. Тем не менее в период с 1961 по 1967 г. этот человек оказывал на политику США во Вьетнаме более значимое влияние, чем любой из его соотечественников, кроме разве что самих президентов.
Главное, что узнавали американцы о Вьетнаме, — это то, как мало они о нем знают. Гордон Салливан, 25-летний лейтенант из Массачусетса, добровольно отправился во Вьетнам военным советником, опасаясь, как бы война не закончилась, прежде чем он туда попадет. После шестинедельных курсов вьетнамского языка, где его научили нескольким расхожим фразам, он прилетел в Сайгон, который показался ему «идиллическим сонным городком на берегу реки: никаких признаков войны, веселая музыка филиппинских ансамблей на бульваре Тызо… Надо сказать, что в те времена служить военным советником было нелегко: у меня была радиостанция, но в эфире царила полная тишина»[230]. На протяжении всей войны вьетнамцы ценили американских военных советников больше всего за их магическое умение обеспечивать артиллерийскую и авиационную поддержку через телефонную трубку. По прибытии группу Салливана предупредили: «Помните, парни, что вообще-то вы не должны здесь находиться». Его направили в район на границе с Камбоджей. Они приземлились на разбитой взлетно-посадочной полосе, единственными объектами на которой были искореженные останки вертолета H-21 на обочине и диспетчерская вышка. Табличка на вышке сообщала, что в сухой сезон уровень воды находится на 60 см ниже отметки, а в сезон дождей — на 60 см выше. Офицер, приехавший за ним на джипе, встретил его со словами: «Привет, Салливан. Надеюсь, ты любишь сосиски и маринованный лук? Раз в две недели нам привозят свежую партию».
Следующие несколько месяцев Салливан вместе с сержантом колесил по дельте Меконга, занимаясь инспекцией «стратегических поселений» и между делом развозя по деревням коробки с медикаментами. Уже много лет спустя, вспоминая свои странствия по рег