Сегодня, оглядываясь в прошлое, мы можем сказать, что такой исход — единый коммунистический Вьетнам — вероятно, был бы наименьшим злом, чем последовавшее десятилетие кровопролитной войны. Большинство южных вьетнамцев, и особенно буддистские лидеры, предпочли бы мир на любых условиях. Это их американские спонсоры категорически отклоняли такой исход, заявляя, что отдать Южный Вьетнам в руки коммунистов, позволив его народу разделить печальную экономическую, социальную и политическую судьбу их северных братьев, будет непростительным историческим предательством.
Коммунисты и США в равной мере несут ответственность за все те ужасы, которые обрушились на вьетнамский народ после смерти Джона Кеннеди: те и другие предпочли наращивать насилие, вместо того чтобы пойти на уступки врагу ради мира. Как сказал служивший во Вьетнаме офицер-артиллерист Даг Джонсон, «убийство Зьема стало ключевым поворотным моментом в войне. С этого дня мы потеряли моральное превосходство. Все знали, что мы в этом замешаны. Кто после этого стал бы нам доверять? Лично я думал так: „Я желаю этому народу добра и сделаю лучшее, что смогу, пусть даже у меня мало надежды на то, что все это закончится хорошо“»[296].
Глава 8. Лабиринт
«Войны хватит на всех»
Генерал успокоил нетерпеливого лейтенанта Дона Снайдера, который рвался поехать во Вьетнам: «Сынок, войны там хватит на всех». Снайдер родился в 1940 г. в семье фермеров-скотоводов в штате Огайо и с отличием окончил Вест-Пойнт — «академия олицетворяла собой все те ценности, на которых я был воспитан»[297]. В 1964 г. его наконец-то командировали во Вьетнам как военного советника и инструктора вьетнамского спецназа. Как и всех американцев, которые в первые годы войны оказывались здесь по собственной воле, Снайдера ожидала смесь острых ощущений и разочарования. Его подразделение проводило спецоперации на стыке вьетнамской, лаосской и камбоджийской границ: «Во время ночного десантирования мы никогда не знали, на чью территорию приземлимся». Парашюты застревали в плотном пологе джунглей, и спецназовцы по стропам спускались на землю. Их отряд несколько суток перемещался по вражеской территории, после чего наступала самая сложная часть операции — встретиться с эвакуационными вертолетами. Снайдер был в восторге от своих американских коллег, особенно от сурового сержанта Заки. Я думал: «Как здорово воевать бок о бок с такими парнями, как он!»
Снайдер так и не сумел наладить тесных контактов со своими подопечными, большинство из которых были нунгами{28}. «За три операции я так и не понял, что у них на уме, кому я могу доверять. Они были наемниками. Они говорили: „Платите нам, и мы будем сражаться“. Но ведь одних только денег недостаточно». Снайдер совершил семь глубоких разведывательных вылазок, после чего его перевели в дельту Меконга, чтобы он обучал военному делу местные силы обороны на камбоджийской границе. В ходе рейдов, когда отряд Снайдера пытался найти лейтенанта Ника Роуи — офицера спецназа, захваченного вьетконговцами в плен и в итоге проведшего там пять лет, они несколько раз попадали в смертельные засады. Из одной из таких засад Снайдер выбрался, таща на спине раненого переводчика и тяжеленную рацию, в которой потом обнаружил несколько пулевых отверстий. «У тех вьетнамцев, с которыми мне приходилось иметь дело, я не видел никакого желания воевать. Я подумал: если вести войну с таким настроем, о какой победе может идти речь?.. [К концу командировки] я больше не хотел помогать ни вьетнамцам, ни их спецназу. Нельзя сказать, чтобы я разочаровался в войне, — просто я понял, что все мои усилия напрасны».
Снайдер пришел к выводу, что добиться каких-то успехов удалось только тем советникам, которые, в отличие от него, сумели наладить отношения с местными людьми. Фрэнк Скоттон рассказывал, как вскоре после прибытия во Вьетнам он ехал на джипе с американским сержантом, который широко улыбался и радостно махал рукой каждому вьетнамцу, мимо которого они проезжали. Скоттон поинтересовался: к чему такое шоу? На что водитель ответил: «Если я попаду в плен, я хочу, чтобы вьетнамцы помнили меня как большого, тупого и дружелюбного американца»[298]. Бортовой стрелок Эрик Дитрих искренне любил своих товарищей из ВСРВ, многих из которых ему пришлось ранеными вывозить с поля боя. «[Смертельно раненные] умирали тихо, будто бы даже извиняясь за те неудобства, которые они причиняли своей смертью». Но Дитрих признается, что чувствовал себя не в своей тарелке, когда маленький спецназовец-десантник, с которым они сдружились, по вьетнамской привычке пытался держаться с ним за руки. «Его последнее письмо несколько недель колесило по стране, прежде чем нашло меня: „Вот уже месяц я скучаю по тебе. Все время вспоминаю наши последние дни службы. Я никогда их не забуду… Желаю тебе удачи на твоем служебном пути. А когда мы увидимся снова, я расскажу тебе подробности“». «Мне так и не довелось услышать эти „подробности“ — впоследствии печально размышлял Дитрих. — Нгуен Чань Шы, Во Ван Ко, Бонг Нг-Хыу… Что стало со всеми вами? Фам Зя Кау, мой дорогой храбрый друг, который сражался в Дьенбьенфу и после раздела ушел на Юг, — тебе бы я без колебаний доверил свою жизнь, ты всегда в моих молитвах…»[299]
Между тем некоторые американцы были доведены до отчаяния. 1 марта 1964 г. сотрудник дипломатической службы Даг Рэмзи писал домой своим родителям: «Вся структура этого правительства прогнила до самой сердцевины, сверху донизу. Ты дергаешь за рычаг и обнаруживаешь, что от него не тянется никаких веревок, а если тебе удается потянуть за какую-то веревку, на другом ее конце тоже ничего нет… Если только мы не готовы содействовать радикальным изменениям, боюсь, я вынужден согласиться с теми, кто говорит, что нам здесь нечего делать. Если мы не можем предложить вьетнамскому народу ничего лучшего, чем затяжная война… Если мы просто продолжим… поддерживать феодальный режим, который в любом случае обречен… мы не можем ожидать реальной поддержки»[300].
Позже Рэмзи стал помощником Джона Ванна, который уволился из армии и возглавил региональную программу по восстановлению мира в дельте Меконга. Он описывал полковника так: «Он чем-то напоминал кинозвезду Ллойда Бриджеса: у него были небольшие глаза с опущенными вниз уголками, которые словно пронзали вас серо-голубыми лазерными лучами. Говорил он грубоватым голосом с южным вирджинским акцентом. Он был невысокого роста и к 41 году приобрел небольшое брюшко, а его светлые волосы заметно поредели»[301]. Рэмзи был поражен его «животной жизненной энергией», которой хватало на 16 часов кипучей деятельности в сутки, и его цепкой хваткой: «Он хотел знать все обо всем и обо всех. Со своей феноменальной памятью и вниманием к деталям он мог бы быть очень успешным управленцем… если бы не был одержим такой жаждой действий. Про себя он говорил, что в глубине души он — вирджинский реднек{29}, и, вполне вероятно, так оно и было. Его преданность друзьям и ненависть к врагам были абсолютными. Он обладал уникальной способностью заводить связи со всеми, кто мог оказаться ему полезен. Он находился в отличной спортивной форме, мог сделать сальто из положения стоя и профессионально играл в волейбол».
Генерал-лейтенант Фред Вейанд лаконично сказал: «Он был одним из тех, кому бы я доверил свою жизнь». Рэмзи описывал Ванна как человека фанатичной самодисциплины во всем, кроме секса: «У Джона были свои представления о способах расслабиться, например переспать с двумя сестрами за ночь. Когда я попытался его упрекнуть, он предложил мне присоединиться к ним»[302]. Рэмзи был уверен, что при всем своем маниакальном распутстве Ванн всю жизнь искренне любил свою бывшую жену Мэри-Джейн, которой в браке изменял направо и налево. Военный советник капитан Гордон Салливан восхищался его глубокими знаниями вьетнамских реалий и нежеланием «играть в игры», чтобы польстить американским властям. «Он [Ванн] говорил: „Я не собираюсь устраивать цирковое шоу“. Многие критиковали его, но делали это только из зависти».
Мыслящие американцы, такие как Даг Рэмзи, были удручены провалами американской политики, с одной стороны, и возмущены зверствами вьетконговцев — с другой. Последние происходили почти ежедневно: «Они устраивали стрельбу в школьных дворах, чтобы застрелить пару солдат ВСРВ среди полусотни детей; лишали жизни десятки мирных граждан в ресторанах и на улицах, чтобы уничтожить одного-двух американцев; обстреливали из гранатометов мирные поселения, просто чтобы запугать людей; убивали безоружных учителей и военнопленных; расстреливали подруг офицеров ВСРВ, а также самих офицеров»[303]. Рэмзи считал, что программа восстановления мира могла быть успешно реализована только с опорой на небольшие местные группы советников — по образцу коммунистических ячеек.
Однажды они с Фрэнком Скоттоном без предупреждения заехали в деревню недалеко от Сайгона и, зайдя во двор к старосте, обнаружили там группу мужчин в черных «пижамах», очевидно партизан, которые сидели на земле и о чем-то совещались. Те мрачно уставились на прибывших, но не двинулись с места, потому что американцы были вооружены. Деревенский староста заверил тех и других, что, если они будут сохранять спокойствие, ничего неприятного не случится. В конце концов партизаны осознали всю комичность ситуации и даже согласились попозировать для фотографий. Но Рэмзи и Скоттон смогли вздохнуть с облегчением, только когда сели в машину и покинули деревню. Они были отрезвлены, своими глазами увидев, как свободно чувствовали себя партизаны среди бела дня в часе езды на юго-запад от Сайгона.