Когда Макнамара объявил Объединенному комитету начальников штабов о планируемой отправке войск, Грин был удивлен тем, что это делается в отсутствие согласованного стратегического плана. Генерал армии Гарольд Джонсон позже признал, что решение пойти на такое наращивание сил без публичного признания его значимости было из ряда вон выходящим и «лишило его дара речи». Спустя годы он сказал: «Что я мог сделать? Я был простым солдатом под гражданским командованием… Я мог бы подать в отставку, но чего бы я этим добился? На 48 часов я бы стал несогласным генералом, а потом — все, с глаз долой. Разве нет?»[451] Разумеется, это было не более чем жалким объяснением проявленного им малодушия. 14 июля Эрл Уилер браво заявил министру обороны: «Я не вижу никаких причин, чтобы мы не смогли победить, если у нас будет воля к победе и если эта воля будет подкреплена надлежащей стратегией и грамотными тактическими действиями». Что Уилер имел в виду, было понятно: США должны перестать церемониться, снять все ограничения на насилие и обрушить на врага всю свою мощь, что президент — из боязни слишком жестким ударом по Северному Вьетнаму спровоцировать китайскую интервенцию по корейскому сценарию — отказывался делать.
Максвелл Тейлор, который к тому моменту потерял веру в успешный исход, был отозван из посольства в Сайгоне, куда временно вернулся Генри Кэбот Лодж. Перед отъездом Макнамара очертил Лоджу три альтернативных курса: уйти и смириться с унижением; продолжить ту же политику и наблюдать за тем, как все разваливается на глазах; существенно нарастить вмешательство «с высокой вероятностью достичь приемлемого результата в разумные сроки». Вполне ожидаемо, Лодж одобрил третий вариант: он знал, что все уже решено. Сам министр обороны на тот момент выступал за то, чтобы заминировать гавань Хайфона, значительно усилить бомбардировки инфраструктуры на Севере и мобилизовать армейские резервы для массового развертывания войск в Южном Вьетнаме. Джонсон решительно отверг последнее предложение, поскольку призыв резервистов привел бы к тому, что очень пугало президента: это показало бы американскому народу, что США ведут большую войну.
Джордж Болл составил очередную служебную записку: «В политическом отношении Южный Вьетнам — проигранное дело. После 20 лет войны страна обескровлена, а ее народ устал воевать. Коммунисты — как показывает проведенное RAND Corporation исследование „Мотивации и мораль Вьетконга“ — преданы своей борьбе и не собираются отступать. У Ханоя есть все: сильное руководство, цель и дисциплина… Сайгонское „правительство“ — это пародия… Южный Вьетнам превратился в страну, где есть армия, но нет правительства»[452]. Болл утверждал, что аргументы генерала Мэтью Риджуэя, выдвинутые им против военного вмешательства в 1954 г., остаются справедливыми и десять лет спустя. Однако Макджордж Банди решительно отверг утверждение о том, что США ведут себя подобно старым колониальным державам, заявив: «В 1965 г. Соединенные Штаты отвечают на призыв о помощи народа, который ведет борьбу с коммунистической угрозой»[453]. Хотелось бы узнать, какие именно представители южновьетнамского общества обратились к американцам с подобной просьбой?
21 июля Джордж Болл, «лицензированный оппозиционер», был приглашен на совещание в Белый дом, на котором якобы должно было состояться обсуждение различных вариантов действий. Но все присутствующие понимали, что их собрали здесь только для того, чтобы подтвердить решения, уже твердо принятые в единственном месте, которое имело значение: в голове у Линдона Джонсона. От неуверенности в себе и готовности прислушиваться к чужому мнению, свойственных Джонсону в первые недели президентства, не осталось и следа. Специальный советник Гарри Макферсон в личной записке предостерег Джонсона насчет того, что его манера руководства стала настолько властной и подавляющей, что в глазах общественности советники президента предстают «послушными телятами, которые кротко подчиняются воле матерого быка»[454]. Как бы то ни было, Джонсон понимал необходимость заручиться поддержкой своего стада, прежде чем предпринимать этот самый важный в своей президентской карьере шаг. На совещании 21 июля один из «послушных телят», глава информационного агентства USIA Карл Роуэн выразил опасения по поводу слабости сайгонского режима: «Если мы не заставим правительство Ки навести порядок, 175 000 человек не спасут ситуацию». Однако Генри Кэбот Лодж возразил: «Я не считаю, что мы должны относиться к их правительству серьезно. В этой стране никто ничего не может сделать. Мы должны действовать так, как считаем необходимым… Чтобы перейти на новый этап, мы имеем право и должны делать некоторые вещи, невзирая на одобрение правительства».
Эти слова шокировали своим высокомерием и наглядно отражали то ошибочное мышление, которое лежало в основе выработки американской стратегии во Вьетнаме и в итоге привело к катастрофе. Ки утверждал, что однажды сказал американцам: «Южному Вьетнаму требуется такой же лидер, как Хо Ши Мин, — независимый националист, а не американский ставленник. Но они так и не поняли этого»[455]. Кристофер Торн, автор классического труда о Тихоокеанском театре военных действий в ходе Второй мировой войны, считал, что в Индокитае США пошли по тому же ошибочному пути, что и в Китае два десятилетия назад, «опираясь на предположения, в значительной степени основанные на проекции американских ценностей, опыта и идентичности, вкупе с полным игнорированием тех особенностей, которые были присущи совершенно другой цивилизации и политической культуре… на противоположной стороне Тихого океана»[456].
На встрече 21 июля Джордж Болл вновь озвучил свою убежденность в том, что американские военные не смогут победить в войне в азиатских джунглях. Эрл Уилер поспешил вмешаться и опровергнуть столь невысокое мнение о боеспособности «своих парней», твердо заверив президента, что предложенная Уэстморлендом стратегия «искать и уничтожать» позволит разделаться с Вьетконгом. Болл сказал, что больше всего его тревожит отсутствие реалистичной перспективы одержать победу в течение года, поскольку, если война затянется, правительство США столкнется с растущим недовольством со стороны и американской общественности, и всего международного сообщества. В ответ Лодж прибег к избитому дешевому приему, сравнив заместителя госсекретаря с британскими и французскими лидерами, которые прогнулись перед Гитлером на Мюнхенской конференции 1938 г.
Затем вмешался сам президент: «Но, Джордж, если мы последуем вашему совету и уйдем, разве все эти страны не станут вопить, что дядя Сэм — бумажный тигр? Разве мы не потеряем доверие к себе, нарушив слово, данное тремя президентами? Это нанесет непоправимый удар по нашей репутации».
Болл: «Нет, сэр, непоправимым ударом будет, если самая мощная держава в мире не сможет победить горстку партизан».
Президент: «Но [южные] вьетнамцы упорно сражаются».
Болл: «Тхиеу… на днях сказал… что, если будут выборы, на них победят коммунисты».
Президент: «Я не верю в это. Кто-нибудь в это верит?»
Все присутствующие выразили свое несогласие с Боллом.
В конце концов заместитель госсекретаря вскинул руки в знак капитуляции: «Г-н президент… если вы решили действовать, я с вами… По крайней мере, я высказал все свои возражения». Хотя Боллу хватило смелости и мудрости сказать правду, его тщеславие было слишком велико, чтобы из-за несогласия пожертвовать должностью, подав в отставку. Его любимой присказкой было: «Нет ничего лучше близости», — он подразумевал, что ничто не может сравниться с чудесным ощущением близости к власти. Президент с его тонким чутьем на человеческие слабости снисходительно смотрел на оппозицию Болла, зная, что тот не станет бунтовать. Позже Джонсон сказал о своем вице-президенте: «Яйца Хьюберта лежат у меня в кармане». То же самое он мог сказать и о заместителе госсекретаря.
На следующий день Джонсон встретился с Объединенным комитетом начальников штабов, который призывал пойти ва-банк в бомбардировках и наземном развертывании войск. Генерал Грин из Корпуса морской пехоты сказал: «Пять лет плюс 500 000 солдат. Я уверен, американский народ вас поддержит». Джонсон почти слово в слово повторил то, что Макнамара сказал Лоджу несколькими неделями ранее: «Наименее предпочтительная альтернатива — уйти. Немногим лучше — продолжать делать то, что мы уже делаем. Лучшая альтернатива — войти и сделать то, что необходимо сделать»[457]. Никто не сомневался, что война будет долгой, а ее цена огромной. В отличие, например, от 2002 г., когда было принято решение о вторжении в Ирак, в 1965 г. руководство ясно осознавало все риски. Посреди разговора с начальниками штабов Джонсон внезапно сказал: «Помните, что они будут писать статьи об этой войне, как они писали о Заливе свиней. Они будут писать обо мне — и о моих советниках».
Президент задавал абсолютно правильные скептические вопросы. Проблема была в том, что он не прислушивался к ответам. Есть мнение, что он совершил серьезную ошибку, отказавшись от призыва армейских резервов из страха разжечь пламя дебатов внутри страны. Некоторые полагали, что Макнамара подаст в отставку, когда Джонсон отклонил его предложение, но министр обороны стерпел этот унизительный щелчок по носу. Хотя отказ от мобилизации, безусловно, привел к заметному снижению боеспособности армии США к концу десятилетия, особенно в связи с резким сокращением численности младшего командного состава, ошибочно считать это одной из основных причин поражения. Вся стратегия США во Вьетнаме была построена на ложных предположениях как о теории домино, так и о природе азиатского коммунизма. Многие в американском руководстве все еще были раздосадованы «потерей» Китая. Британский историк Майкл Говард увидел в этом параллели с теми иллюзиями и заблуждениями, которые затмевали мышление европейских лидеров в 1914 г.: