Снова гремели взрывы — похоже, разнесло еще одну пусковую установку. Противный рев вгрызался в уши — он нарастал, делался невыносимым. Штурмовик спустился по пологой траектории, и уже включился крупнокалиберный пулемет.
— Уходим, мужики! — крикнул Андрей, собирая своих людей. — Все в овраг, он здесь, за кабиной!
— Как уходим? — опешил Бондарь. У парня, видимо, уши заложило, он ничего не слышал.
— Как можно смелее… — толкнул парня в спину майор. Дошло, наконец, выбило затычки из ушей! — Противник выявил позиции подразделения и сейчас сровняет их с землей!
Народ брызнул во все стороны, а пули крупного калибра уже сбивали ветки с деревьев, лохматили пальмовую листву. Упал Агашкин. Андрей схватил его за шиворот, придал пинка для ускорения. Упал Серега Романчук. Сговорились они сегодня, что ли? Романчук не вставал, хрипел, хватался за грудь. Что за незадача? Майор опустился на колени, всматривался слезящимися глазами. Рубашка на парне была порвана, из груди выплескивалась кровь, глаза закатывались. Романчук вздрагивал, горлом шла кровь. Андрей не верил своим глазам, холодно стало спине — и это в сорокаградусную жару! Он что-то кричал, махал руками. Несколько человек вернулись. «Серега ранен, — прохрипел Раевский. — Помогите донести». Агашкин и Газарян схватили раненого под мышки, поволокли к оврагу. Андрей не замечал, что происходит вокруг. Свистели пули, за спиной взорвалась кабина станции наведения. Он сделал только несколько шагов, а потом нога стала ватной, ослепительная боль пропорола до мозга, и он просто растянулся, упершись ладонями в землю. Завертелась карусель в голове, посыпались искры фейерверка. Ну, просто вьетнамский Новый год… Кричали товарищи, снова кто-то возвращался. «Командир, ты чего тут разлегся?!» — страшным голосом орал Давыдов. Да ничего он не разлегся, просто осколок попал в бедро. Его схватили под мышки, потащили, потом куда-то бросили… А на позициях бушевала огненная кутерьма, все взрывалось, горело, падали деревья…
Он долго, как ни странно, не терял сознание. Но боль сводила с ума, и сознание было необычным — то становилось белесым, черно-серым, то вспыхивало огненными красками. Его насыщали необычные персонажи с причудливыми голосами.
Истребитель ушел, сделав свое черное дело, подъехала машина, в нее загрузили Андрея и еще несколько человек, среди которых был, кажется, Серега Романчук. Потом везли под грохот канонады, и над ними склонялись озабоченные вьетнамские лица… Добравшись до госпиталя, раненых выгрузили из машины, хорошенько тряхнули, и все кончилось…
Но операция прошла успешно — по мнению лечащего хирурга. Кто бы сомневался, не ранение, а смех один. Но в ноге периодически вспыхивала пульсирующая боль. Андрей возвращался в мир, но очень неохотно. Мелькали люди в белых халатах и без, склонялась женщина, целовала его. Сколько дней прошло, когда он окончательно вспомнил, кто он есть и где находится? Позднее выяснилось, что четыре дня. Новая болячка идеально вписалась в старую, и было очень плохо. Самолеты уже не летали, бомбы не падали. Андрей лежал пластом на кровати, ни на что не реагировал. Пришли товарищи, озабоченно спрашивали, как дела. Газарян в шутку предложил прогуляться. Все, что вынес майор из этого визита, — Романчук жив, но проблемы со здоровьем будут преследовать всю жизнь. Новость была великолепная, он даже сел на кровати. В таком сидящем состоянии его и застал полковник Бахметьев, проникший в палату с подозрительной корзинкой. Ужаснулся, когда Андрей попытался привстать, схватил за плечи, усадил обратно. Потом пристроил на тумбочку корзинку.
— Что это, товарищ полковник?
— Фрукты. Рамбутан, мангостин, личи… Все мытое. Еще пара подозрительных вьетнамских яблок, если честно я, не стал бы их есть. Впрочем, как и все остальное…
— Спасибо, товарищ полковник…
— Да не за что, больной. С наступающим тебя. Сегодня куранты будут бить, ты в курсе? Сам скоро вприпрыжку побежишь, подумаешь, осколок в ноге… Операция, кстати, закончилась, майор.
— Я знаю, товарищ полковник, осколок удалили…
— Да бог с ним, с осколком. Американская операция, говорю, закончилась. «Лайнбэкер‐2» ее окрестили. Говорят, что добились поставленных целей, но я в этом сильно сомневаюсь. Это конец войне, майор, уж поверь. Возобновятся переговоры, что-нибудь решат, и войска США наконец уберутся из этой несчастной страны. На юге еще продолжатся стычки, но бомбардировок больше не будет. И миссия группы наших советников подходит к концу. За семь лет мы потеряли семнадцать человек — погибших от обстрелов и бомбежек, болезней, несчастных случаев. Несколько десятков раненых, но все вернутся к жизни или уже вернулись. Если вдуматься, это немного. Ты долечивайся, скоро поедешь домой, документы оформим. Ты знаешь, что за двенадцать последних дней американцы потеряли больше восьмидесяти самолетов? Тридцать пять из них — бомбардировщики «В‐52». Только ваше подразделение поразило семь или восемь целей…
Полковник побыл еще немного, потом сослался на важные дела, еще раз поздравил с Новым годом и удалился. Андрей сидел на кровати, отрешенно смотрел на дверь. Она открылась, и на пороге возникла темноволосая женщина, которую он уже где-то видел, на плечи наброшен халат.
— Ой, простите, я ошиблась, — пробормотала дама с сильным акцентом, взялась уже за дверную ручку, но, всмотревшись в раненого, произнесла: — Подождите, нас, кажется, однажды представляли, сейчас вспомню…
— Я уже вспомнил, Франческа. Нас представлял Никита Ханов на выставке достижений вьетнамских вооруженных сил. Вы — журналистка из Чехословакии.
— Совершенно верно, — заулыбалась женщина. — А вы — военный советник, преподаватель, в боях никогда не участвовали. Кстати, что вы делаете в этом госпитале, если никогда не воевали? Здесь лежат только те, кто участвовали в боях… О, у вас ранение?
— Пустяки! — отмахнулся Андрей. — Со стремянки упал.
— Со стремянки? — Журналистка округлила глаза. — А что вы делали на стремянке?
— Обои клеил.
— А где вы их клеили? В бамбуковой хижине? — прыснула она.
— Верно.
— Ну что ж, в следующий раз будьте осторожны, когда соберетесь клеить обои. Всего хорошего, выздоравливайте. — Франческа очаровательно улыбнулась и вышла из палаты.
Тут же в дверях появилась Нина Ивановна с корзинкой, нахмурилась, выглянула в коридор, провожая глазами посетительницу.
— Заводишь новые знакомства, дорогой?
— Так, на всякий пожарный случай, — уклончиво отозвался Андрей.
— Нет уж, не надо нам больше никаких пожарных случаев, — решительно проговорила женщина, входя в палату. Она пристроила на тумбочку корзинку, увидела такую же вторую и дрогнувшим голосом спросила: — А это что? Та женщина принесла?
— Это принес мужчина. Ему далеко за пятьдесят, он сильно занят, не очень разговорчив…
— Понятно. — Нина улыбнулась, села рядом, положила голову ему на плечо и вздохнула: — Неужели это все, Андрюша?
— Это все, моя хорошая… — обнял он женщину, прижал к себе. — Вьетнам — хорошая страна, но надо отсюда уезжать. Через недельку обязательно уедем, если смогу ходить. Заканчивай дела, подписывай обходной… Когда-нибудь мы сюда вернемся, на солнышке погреемся, в море искупаемся. Но, думаю, не скоро.
— И даже не в этой жизни, — прошептала Нина. — Но я очень благодарна этой стране. Не могу понять, с чем это связано. Ты не знаешь?..