234 Коньи действовал в соответствии с приказами командующего в течение всей зимы и начала весны 1954 г. Кроме того, он неоднократно лично посещал Дьенбьенфу.
Таким образом, Коньи лучше, чем Наварр, знал ситуацию в долине Дьенбьенфу. Не столько вина, сколько беда Коньи состояла в том, что он не смог и не стал отстаивать свою точку зрения. Имея свой собственный план кампании на 1953–1954 гг., Коньи был вынужден выполнять чужой, фактически навязанный ему вышестоящим командованием. Следовательно, его поведение на брифинге 15 марта следует расценивать как стремление возложить всю ответственность за происходившее в Дьенбьенфу на Наварра и желание оградить себя.
Неожиданное развитие событий в долине Дьенбьенфу требовало кардинальных мер со стороны французского командования. Тем не менее Коньи был убежден, что основные события весенней кампании 1954 г. развернутся в дельте р. Красная. Несмотря на это, в Дьенбьенфу подкрепления отправили.
16 марта на базу десантировался 6-й парашютный батальон. Накануне командир подразделения майор Бижар, опытный офицер, отслуживший третий срок во Вьетнаме, устроил небольшой демарш. Получив приказ об отправке, комбат парашютистов заявил командованию, что лично готов выполнить распоряжение. Однако Бижар также объявил, что его подчиненные полностью отслужили положенный срок службы и их необходимо заменить.
Несмотря на столь веские доводы, Коньи только повторил Бижару приказ. Свою настойчивость он объяснил резким ухудшением положения Дьенбьенфу: «Все идет плохо. Мы не знаем, кто там командует, но впечатление такое, что там полный хаос»235. У Коньи просто не было другого выхода.
17 марта Коньи планировал посетить Дьенбьенфу, чтобы лично ознакомиться с ситуацией. Однако визит не состоялся. Самолет с генералом не смог приземлиться на аэродроме базы из-за сильного артиллерийского обстрела вьетнамцев. Ряд историков считают, что это во многом предопределило дальнейшую судьбу осажденного гарнизона236.
Ф. Дэвидсон полагал, что отсутствие Коньи в Дьенбьенфу было исключительно неправомерно с моральной точки зрения. Присутствие генерала в осажденной базе могло иметь для французов только негативные последствия.
1. Коньи был командующим колониальными войсками в Тонкине. Следовательно, на нем лежала ответственность не только за судьбу войск в Дьенбьенфу, но и за всю группировку в Северо-Западном Вьетнаме и Верхнем Лаосе.
2. Присутствие Коньи едва ли могло коренным образом изменить положение блокированных войск. В сложившейся ситуации положение колонизаторов могли изменить в лучшую сторону только действия всей французской группировки в Тонкине. Прибытие в Дьенбьенфу самого талантливого стратега ничего не меняло. Времена Суворова и Наполеона давно прошли.
3. В случае захвата Дьенбьенфу вьетнамцами Коньи, располагавший важными сведениями военного и политического характера, мог быть весьма полезным пленником для штаба ВНА.
4. Коньи, в случае пленения, в роли заложника мог оказаться ценным пленником для институтов коммунистической пропаганды237. Достаточно вспомнить, какое большое значение придавали советские органы антифашистской пропаганды привлечению к работе пленных немецких генералов и старших офицеров. Сколько было положено трудов, чтобы убедить генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса к участию в деятельности организации германских военнопленных «Свободная Германия». Следовательно, даже длительная задержка Коньи в Дьенбьенфу, не говоря уже о пленении, была бы весьма ощутимым успехом вьетнамцев.
Ряд исследователей считали, что отсутствие Коньи в Дьенбьенфу привело к тому, что штаб французской группировки в Тонкине не имел перед собой полной картины событий, происходивших в районе базы. В результате он издавал приказы, не имевшие ничего общего с реальной ситуацией.
Например, 20 марта из Ханоя в Дьенбьенфу была отправлена директива следующего содержания:
«1. Несмотря ни на что, должен сохраняться настрой на достижение успехов в сражении.
2. Воздушно-десантная (полковая) группировка действовала быстро, ее вмешательство должно быть направлено к достижению успехов.
3. Единственная возможность укрепить вас, чтобы компенсировать потери, понесенные во время контратак, послать один батальон; но в случае броска этого батальона может быть осуществлена только при условии гарантии неприкосновенности укрепленного лагеря.
4. Каждый укрепленный пункт, который захвачен Вьетминем, должен быть немедленно отбит у противника.
5. Изучена окончательная операция по спасению сил»238.
Прочитав данный документ, невольно задаешься вопросами. Постановка руководством своим подчиненным заранее невыполнимых задач – один из самых распространенных управленческих приемов. В соответствии с ним командование поднимало планку несколько выше желаемого на самом деле и тем самым обеспечивало достижение необходимого результата.
Длительное время считалось, что подобная практика бытовала исключительно в императорской армии России и СССР. Большая страна, управляемая неограниченным самодержавием, традиционно равнодушно относилась к судьбам рядовых людей. В Красной армии тоталитарного СССР в таких стратегах также недостатка не ощущалось. Царские и советские генералы требовали «с налета», «по-молодецки», «по-суворовски», «по-буденновски», «по-сталински» совершать многокилометровые марши, захватывать с ходу крупные города и мощные крепости. К этой тенденции также можно отнести и овладение важными стратегическими объектами противника к определенной праздничной дате. Либо именины очередной царственной особы подоспели, либо революционный праздник намечается.
Анализируя положение в Дьенбьенфу весной 1954 г., приходишь к выводу, что подобные тенденции отслеживались в армиях государств, которые считали себя исключительно демократическими. Данный диагноз вполне можно отнести и к указаниям штаба генерала Коньи 20 марта.
В директиве излагались общие задачи, но ничего не было сказано о технологии их воплощения. Кроме того, в документе никак не оговаривался вопрос о прибытии подкреплений, столь необходимых для блокированной базы. Это лишний раз доказывает, что французское командование не имело представления о реальной ситуации в Дьенбьенфу.
Однако вышеизложенное вовсе не означает, что главная причина заключалась в отсутствии Коньи на поле боя. Генерал, как командующий группировкой, не должен был обязательно присутствовать в штабе французских войск в Дьенбьенфу. Это не входило в его прямые обязанности.
23 марта Д’Кастри отправил в штаб Коньи доклад о положении Дьенбьенфу. Полковник жаловался на недостаточную эффективность французских ВВС. Он также просил срочной присылки подкреплений.
Коньи обещал Д’Кастри отправить резервы и активизировать действия авиации. Командующий колониальной группировкой в Тонкине заявил, что Франция не допустит поражения своих войск в Дьенбьенфу. В своем сообщении он подчеркивал: «Вы одержите победу в этом оборонительном сражении и прорвете осаду Дьенбьенфу»239.
23 марта с большим опозданием французские ВВС осуществили в районе Дьенбьенфу операции под кодовым наименованием «Нептун» – массированное бомбардирование напалмом позиций противника по всему периметру обороны базы. Параллельно с этим проводилась операция «Эол» – авиаудар напалмом района вдоль дороги № 41. Несмотря на представлявшуюся перспективность, результат от налета бомбардировщиков оказался ничтожным. По данным разведки, авианалеты нанесли противнику незначительный Урон.
Причина провала обеих операций французских ВВС заключалась не в умелой работе вьетнамской разведки и не в утечке информации. Просто в этот день основные подразделения ВНА покинули передовые рубежи и отошли для пополнения и отдыха. На позициях остались только сторожевые посты и наблюдатели.
Тем временем в руководстве группировки в Дьенбьенфу обозначились тревожные разногласия, имевшие весьма негативные последствия. 24 марта произошел серьезный конфликт между командующим гарнизоном Д’Кастри и командующим парашютными частями лейтенант-полковником Лангле. Д’Кастри не оправдал надежд, возложенных на него Наварром. После первых неудач он почти не занимался планированием операций. Иногда сутками не покидал своего бункера. На совещаниях проявлял безучастность или вообще их игнорировал.
24 марта лейтенант-полковник Лангле и командиры парашютных батальонов прибыли к Д’Кастри и потребовали от него передачи командных полномочий. Дьенбьенфу должен был возглавить Лангле. При этом формально полковник продолжал оставаться на своем посту, но он оказывал некоторое влияние на решения командования240.
По мнению американского исследователя Бернарда Фэлла, заговор «парашютной мафии» или «мозгового центра Лангле» (так называли штабные работники офицеров-десантников) был вызван в первую очередь бездействием Д’Кастри, его фактическим самоустранением от командования. Некоторые исследователи считают, что в основе действий парашютистов лежал личный конфликт между Лангле и Д’Кастри. То есть произошло смещение с поста командующего человека, проявившего нерешительность и трусость. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо проанализировать, как складывались взаимоотношения между двумя этими офицерами до сражения.
Лангле родился в 1909 г. в Бретани. После окончания престижной военной академии Сен-Сир он выбрал службу в корпусе верблюжьей кавалерии, действовавшей в Сахаре. Это был очень трудный и опасный участок. Во Вторую мировую войну Лангле сражался на территории Италии, Франции и Германии. С 1946 г. с небольшими перерывами он воевал в Индокитае.
Лангле был лично знаком с Д’Кастри с самого начала колониальной войны. Между этими людьми существовала если не дружба, то взаимоуважение. По личному приглашению Д’Кастри Лангле, еще не оправившись от тяжелого ранения, отправился в Дьенбьенфу. Д’Кастри даже приказал выделить Лангле персональную лошадь, так как после выписки из госпиталя командир парашютистов некоторое время ходил с трудом. Следовательно, конфликт произошел не на почве личной неприязни или борьбы за власть.