Трудно предположить, какой бы был эффект, если бы противоборствующие стороны пришли к соглашению по созданию «медицинской зоны». Скорее всего, шанс воплощения был бы невелик. Количество раненых с французской стороны было столь велико, что даже в условиях взаимного прекращения огня возможность оказать им полноценную помощь исключалась. Врачей и медикаментов катастрофически не хватало. Если добавить к этому еще и раненых вьетнамцев, то проект Граувина становился фантомом.
Чтобы решить проблему размещения раненых, был построен подземный госпиталь. Он состоял из шести палат и был рассчитан на 250 пациентов. Для его оборудования транспортные самолеты доставили оснащение полевого госпиталя армии США. В перечне материалов были сборные койки, пижамы для раненых и больных, перевязочный материал, антибиотики303.
Новый госпиталь был хорошим укрытием от вражеских снарядов и мин, но не от микробов и авитаминоза. Раненые, находившиеся в подземном госпитале, страдали от тяжелого воздуха, жары. Медикаментов, консервированной крови, плазмы, антисептиков, перчаток, лигатуры, доставляемых по воздуху, не хватало. В этих условиях скорое лечение ран было невозможно. Многие пациенты лазарета страдали от нагноений, удушья.
Нередко умерших не успевали вовремя хоронить. Как уже указывалось, это приводило к появлению в подземных помещениях госпиталя огромного количества личинок белых мух. Производить своевременную дезинфекцию было невозможно, так как катастрофически не хватало моющих и дезинфицирующих средств. Помимо раненых в госпиталь поступали военнослужащие, страдающие амебной дизентерией, бери-бери, малярией и другими опасными заболеваниями. Это угрожало не только пациентам, но и персоналу.
Положение раненых и больных в опорных пунктах, отрезанных от центральной позиции, было еще хуже. Начавшиеся муссонные дожди привели к затоплению ряда помещений госпиталя. Немногочисленный медицинский персонал самоотверженно боролся за жизни и здоровье своих пациентов, но этого было явно недостаточно. Уровень смертности раненых был высокий.
В госпитале начали работать добровольные помощники – рядовой Флери и медсестра ВВС Ж Д’Галар. Девушка, служившая медсестрой в составе авиаэкипажа, в начале марта стала совершать гуманитарные рейсы в Дьенбьенфу с целью эвакуации раненых. 28 марта она не могла покинуть осажденную базу. Транспортный самолет, в экипаже которого она прибыла, был серьезно поврежден и не смог вылететь обратно304.
Ж. Д’Галар добровольно поступила в распоряжение Граувина и стала работать в госпитале. Она ухаживала за ранеными, стойко перенося все лишения и трудности. Впоследствии она вспоминала: «Я спала на носилках, которые каждый день сворачивала, а вечером разворачивала»305. Через несколько дней солдаты оборудовали для медсестры спальное помещение, даже раздобыли мебель. Фактически, она была единственной военнослужащей француженкой, работавшей в Дьенбьенфу.
От недостаточного медицинского обслуживания, отсутствия лекарств и антисанитарии росла смертность. С 1 по 15 апреля из 310 тяжелораненых, принятых в госпитале, которым требовались хирургические операции, 76 умерли306. 17 апреля среди раненых появились первые случаи газовой гангрены. В обстановке острой нехватки медицинского персонала Граувин начал использовать в качестве санитарок проституток из публичных домов базы307. Возмущения среди «жриц любви» не наблюдалось.
Одной из главных проблем в период осады стало постепенное ухудшение снабжения гарнизона Дьенбьенфу продовольствием. Во французских колониальных войсках существовало шесть разновидностей продовольственных рационов: европейский, североафриканский, африканский, вьетнамский, тайский и специальный паек, выдаваемый пленным. Для войск, воевавших в Индокитае, к ним добавлялся еще один вид суточного питания – тропический, отличающийся большой калорийностью. В Дьенбьенфу существовал явный недостаток такого вида пайков.
Сказывались религиозные убеждения североафриканцев, гастрономические предпочтения представителей различных народов. Например, невозможно было кормить стандартной порцией французских или американских мясных консервов, содержавших свинину, военнослужащих-мусульман из Алжира, Туниса и Марокко. Европейцы не могли питаться одним рисом и овощным соусом. В то же время для вьетнамских и тайских колониальных солдат это были основные продукты питания.
К середине апреля общие запасы продовольствия в Дьенбьенфу составляли: рис – 791 тонна; мороженое мясо – 195 тонн; свежие овощи – 25 тонн; сухари – 473 тонны; индивидуальные боевые пайки – 623 194 шт.; специальные пайки – 22 760 шт.; вино – 49 720 галлонов; концентрированное вино – 7062 галлона308. Из этого можно сделать вывод, что до положения защитников Брестской крепости или до солдат и офицеров армии Паулюса, окруженных в Сталинграде, французским колонизаторам в Дьенбьенфу было далеко. Тем не менее продовольствия с каждым днем оставалось все меньше.
Постепенно ситуация ухудшилась. 14 апреля в результате очередного артобстрела ВНА загорелись главные склады продовольствия. Огнем было уничтожено 300 кг сыра, 110 кг шоколада, 700 кг чая, 700 кг кофе, 450 кг соли и 5080 индивидуальных боевых пайков309. Эта потеря была существенным ударом по снабжению осажденного гарнизона. Несколькими днями раньше при таких же обстоятельствах погиб весь запас табака.
Положение с питанием осложнялось тем, что количество «ртов» в гарнизоне не сокращалось, а увеличивалось. На довольствии в Дьенбьенфу состояло более 16 тыс. чел. В ходе боев это число то уменьшалось за счет потерь, то увеличивалось за счет вновь прибывших. К этому следует добавить, что помимо французских военнослужащих на территории базы находились местные жители, «персонал» двух походных публичных домов и более 2400 пленных бойцов ВНА310. Они так же, как и все, получали мизерный паек.
Каждый третий пленный пытался бежать к своим и почти всегда – неудачно. Беглецы должны были преодолеть проволочные заграждения, минные поля и нейтральную полосу. Не имея информации об их расположении, сделать это было невозможно. Кроме того, французы открывали огонь на поражение без предупреждения. Редкие счастливчики, добравшиеся до своих позиций, также рисковали попасть под обстрел со стороны частей ВНА.
Вместе с тем было немало бойцов ВНА, которые шли на контакт с противником. Пленники («Prisonniers et Internes Militaires или Prisonniers Indochinois Militaires», «PIM»), соглашавшиеся сотрудничать с колонизаторами, пользовались некоторой свободой передвижения. Их привлекали на строительные работы, транспортировку раненых и на сбор грузов, сбрасываемых с самолетов311. В условиях блокады ценился каждый работник.
Доставка контейнеров была чрезвычайно опасным мероприятием. Обычно во время подобной ночной вылазки погибало до 50 % носильщиков из числа пленных312. За это «PIM» получали небольшую добавку к скудному пайку. Несмотря на тяжелые условия содержания, постоянный риск, вьетнамцы добросовестно выполняли возложенные на них задачи. Французы с удивлением констатировали, что не было ни одного случая, чтобы пленные пытались укрыть или похитить оружие из контейнеров.
Вероятнее всего, подобное поведение объяснялось безысходностью положения пленников. За кражу оружия из контейнера виновник был бы немедленно расстрелян французами. Если бы вьетнамцам все же удалось воспользоваться захваченным оружием, попытка прорыва к своим могла закончиться столь же трагически. Горький финал многих побегов стал весьма серьезным уроком для тех, кто только обдумывал освободиться таким образом.
Преодолеть минные поля и проволочные заграждения под огнем противника и своих соотечественников было практически безнадежным делом. Кроме того, если бы беглецу повезло, и он сумел бы добраться до позиций ВНА, его неизбежно ждал военный трибунал. Таким образом, своим повиновением пленные старались выиграть для себя несколько дней жизни.
Учитывая, что некоторые опорные пункты были отрезаны от центральной позиции, где были сосредоточены почти все запасы продовольствия, многие колониальные солдаты и офицеры продолжительное время сражались на пустой желудок. С прекращением централизованного снабжения осажденный гарнизон довольствовался либо запасами, которые быстро иссякали, либо случайными поставками по воздуху. Горячая пища стала редкостью для колониальных солдат, привыкших к комфорту и разнообразию в еде.
В конце апреля все военнослужащие, за исключением тяжелораненых, получали половину дневного рациона, полагавшегося по уставу. В него обычно входил рис, приправленный вьетнамским рыбным соусом «nuoc-man», с куском консервированного бекона. Французские солдаты презрительно называли эти консервы «мясом обезьяны»313.
Во время транспортировки не обходилось и без недоразумений. С 22 марта Д’Кастри настойчиво просил прислать боевое саперное снаряжение для ведения траншейной войны. Кроме того, он настаивал на доставке бронежилетов, чтобы снизить потери в личном составе. Однако требуемое стало поступать только через 3 недели.
Содержимое некоторых «посылок» выглядело просто абсурдно. В одном из контейнеров, попавших в руки французов, находилось 1640 комплектов для бритья, 2952 тюбика зубной пасты и… туалетная бумага314. Случалось, что несколько дней подряд колониальным артиллеристам доставляли ненужные в таком количестве консервы, а пехотинцам, страдавшим от недоедания, – снаряды.
Аналогичные случаи были массовым явлением во время окружения немецко-фашистской группировки в Сталинграде в 1942–1943 гг., под Тернополем в 1944 г. Нередко гитлеровцы, оказавшиеся в «котле», вместо боеприпасов и продовольствия получали груз явно иного качества, нежели патроны, медикаменты или консервы.
Еще одной негативной стороной воздушного снабжения стало то, что значительная часть грузов попадала в расположение противника. Как уже упоминалось выше, в конце марта – начале апреля войска ВНА, блокировавшие Дьенбьенфу, так же как и осажденные, испытывали серьезный недостаток боеприпасов, медикаментов, продовольствия, снаряжения.