— А почему именно туда? — открыв кухонный шкафчик, Любаша вынула две кофейных чашки.
— Ты же знаешь, я столько мечтала о фирменных джинсах, а их разве в простом магазине купишь?
— Так ты в «Берёзку» рванула? — догадалась Люба.
— Ну да, в «Берёзку», будь она трижды неладна! — не удержавшись, Лидия снова громко всхлипнула.
— Там же всё на чеки, — выдвинув ящик обеденного стола, Любаша достала чайные ложки. — Подожди-ка секундочку, вроде Анютка проснулась, — она замолчала, насторожившись, но в доме по-прежнему царила тишина. — Нет, показалось, — Люба сняла с полки сахарницу, разлила кофе по чашкам и села напротив Лидии. — Ну и что было дальше?
— Пока я Славку в школу проводила, пока доехала, у «Берёзки» уже была очередь, наверное, с километр, — Лидия безнадёжно махнула рукой и принялась размешивать сахар. — Ну, люди стоят, все злые как собаки, ругаются — холодно, всё-таки март месяц — не лето.
— Подожди, а откуда ты взяла чеки? Ты же сказала, Игоряша дал тебе двести рублей?
— Не было у меня никаких чеков, я собиралась их купить у спекулянта, их у любой «Берёзки» пруд пруди, сама же знаешь, — отложив ложечку, Лидия осторожно поднесла чашку с кофе к губам и, подув на него, сделала маленький глоточек.
— Ну ты даёшь! А если бы в магазине взяли да и проверили, откуда у тебя эти сертификаты? — Любаша с удовольствием вдохнула горьковатый аромат Арабики. — Что бы ты тогда запела, птичка?
— Во-первых, не сертификаты, а чеки, темнота ты таёжная, — сквозь слёзы улыбнулась Лидия. — Ты со своими пелёнками и колясками полностью отстала от жизни. На сертификаты Внешпосылторга «Берёзки» торговали раньше, а с этого года они перешли на чеки единого образца, хотя, честно говоря, особой разницы между ними нет. А во-вторых, неужели ты и вправду думаешь, что каждый, кто стоял в хвосте этой километровой очередищи, был за границей? Да брось ты, — понемногу приходя в себя, Кропоткина неопределённо передёрнула плечами. — Ты думаешь, в магазине не знают, откуда люди берут чеки? Пошёл к ломщику, заплатил два к одному, и — пользуйся, — со знанием дела проговорила она.
— Ну, купила ты чеки… — взяв с плиты турку, Любаша добавила в чашки понемногу горячего кофе.
— Ничего я не покупала! — чайная ложечка нервно звякнула о край блюдца. — Я же говорю тебе, там была очередь на полдня, а у меня — Славик, вот я и подумала, что стоять без толку, только зря время потеряю. Мне бы, дурочке, идти домой, а я — глазами хлопаю… — губы Лидии снова подозрительно изогнулись, и, вновь приготовясь зареветь, она несколько раз подряд мокро шмыгнула носом. — Понимаешь, Любаш, мне и джинсов жаль, и очередь ползёт, как червяк, в час по чайной ложке, и стою я пугалом посреди огорода, не зная, куда податься. А тут — она, змеюка подколодная… — от воспоминаний о событиях сегодняшнего утра на глаза Лидии снова навернулись слёзы, и, горестно всхлипнув, она вытерла ребром ладони мокрую щёку. — И откуда она только взялась — не знаю, как из-под земли выросла. Подошла, у самой глаза такие чистые-чистые, как на иконе, а через руку сумка переброшена. Сначала я даже не поняла, зачем она отирается рядом со мной, а потом вижу — она так подмаргивает, на свою сумку кивает и глазами косит, будто за угол дома зовёт. Мне бы ноги в руки — и бежать, а я как к земле приросла. Не знаю, Любаш, какой чёрт меня дёрнул, — тяжело вздохнула Лида, — да только пошла я за этой бабой как миленькая. Иду, у самой ноги ватные, заплетаются, как у пьяной, а в голове — ни одной мысли. Зашли мы с ней за угол, она сумку так приоткрыва-ает… — Лидия слегка раздвинула руки в стороны, — а там… Любанька, ты не поверишь: одна фирма… — светло-голубые глаза Лидии широко распахнулись. — Хочешь тебе Левис — пожалуйста, хочешь Вранглер — бери, а хочешь — у неё и Монтана, и Ли, и Супер райфл — чего только твоей душеньке угодно.
— Подожди, Лидусь, а откуда она узнала, что ты приехала именно за джинсами, а не за чем-нибудь ещё? — удивилась Люба.
— Да кто её знает, мне ведь тогда это даже странным не показалось, вот до чего я обалдела при виде штанов, провались они пропадом! Стою, смотрю на сумку, а у самой внутри всё так и ёкает.
— Слушай, а как она выглядела? — встав, Люба наполнила турку свежей водой и снова поставила её на газ.
— Выглядела?.. — Лидия задумчиво прикусила губу. — Да чёрт её знает, как она выглядела. Шапка у неё была из чернобурки, высоченная такая, лохматая, я ещё подумала, что в такой сейчас уже жарко.
— Значит, ни волос, ни лица ты не запомнила, — констатировала Люба.
— Да какое, к чёртовой матери, лицо? — повысила голос Лидия, но тут же осеклась и посмотрела на стену, за которой находилась комната маленькой Ани. — Я же тебе о чём толкую: у неё до самого носа шапка была нахлобучена. Да и потом, я же в сумку смотрела, а не на неё, — добавила Лида.
— А что дальше было?
— Дальше? Дальше стою я, прикидываю, во сколько мне эта покупочка может вылиться, ведь, ясное дело, фарцовщица же не будет за здорово живёшь по холоду с сумкой носиться, рублей двадцать сверху ещё попросит. У меня в кошельке те двести, что отвалил Игоряша, да ещё рублей двадцать пять-тридцать моих собственных.
— За такие деньги можно двое джинсов купить, — заметила Люба. — И сколько она с тебя запросила?
— Сто восемьдесят.
— Если за Левис, то по-божески, — бросив взгляд на часы, Любаша полезла в холодильник и достала оттуда бутылочку с детским питанием. — Насколько я понимаю, за свои сто восемьдесят рэ ты получила рабочую одежду с кучей поддельных лейблов, так?
— Не так, — в голосе Лиды послышалась явная обида. — Ты меня совсем за дуру-то не держи. — Прежде чем расставаться со своими кровными, я проверила всё: и отстрочку, и клёпки, и лэйбаки, и даже потёрла спичкой по джинсе, чтобы убедиться, что штаны и впрямь пилятся.
— Пилятся? — глаза Любаши удивлённо округлились.
— Ну, линяют, — пояснила Лидия. — Понимаешь, если индиго натуральный, спичка должна окраситься в синий цвет, а если нет — значит, толкают барахло.
— Ну, и как, окрасилась? — Люба сняла турку с огня и отставила на выключенную конфорку.
— Представь себе, да. И спичка окрасилась, и размерчик мой, и отстрочка рыжими нитками — всё как положено.
— Тогда я не понимаю, чего ты ревела, тебе что, денег стало жалко? — удивлённо спросила Любаша.
— Сейчас поймёшь, — губы Лидии изогнулись в горькой улыбке. Поднявшись с табуретки, она на цыпочках прошла в прихожую, достала из своей сумки объёмный пакет с джинсами и, вернувшись в кухню, положила его на стол перед Любой. — На, смотри.
— И что я должна обнаружить? Джинсы как джинсы, очень даже ничего, — Любаша, непонимающе пожав плечами, приоткрыла угол пакета и провела пальцем по материалу. — Чего ты так убиваешься, Лидусь?
— А ты разверни, — коротко бросила она.
Открыв пакет, Любаша достала из него сложенные в несколько раз фирменные джинсы и, взявшись за пояс, слегка встряхнула. Развернувшись, брюки предстали во всей красе, и Люба обмерла от удивления: у джинсов была в наличии всего-навсего одна штанина.
— А где вторая? — поражённо проговорила она.
— Судя по всему, у такой же дуры, как я, — самокритично отозвалась Кропоткина.
— Так чего же ты сидишь, Лидусь?
— А что, по-твоему, я должна делать, искать ветра в поле?
— Может, обратиться в милицию? — неуверенно предложила Любаша.
— И что я им скажу? Что сегодня утром в Астраханском переулке баба в лисьей шапке продала мне одну штанину вместо двух?
— Эх, Лидка, Лидка, — на выдохе проговорила Любаша. — Как же ты не догадалась развернуть их там полностью?
— А ты бы догадалась? — с несчастным видом спросила Лидия.
— Лид… — забыв об остывающем на плите кофе, Любаша сочувственно взглянула в осунувшееся от переживаний лицо подруги. — Вчера Кирилл получил зарплату. Возьми у нас эти несчастные двести рублей, а отдашь когда-нибудь потом, когда у тебя будут лишние деньги.
— Ну, во-первых, не мне тебе рассказывать, лишних денег не бывает, — Лидия отрицательно покачала головой, — а во-вторых, это не выход. Ладно, с Кропоткиным я как-нибудь объяснюсь, а в следующий раз умнее буду. Спасибо тебе, я, пожалуй, пойду, скоро Славик из школы придёт, а у меня даже обед не готов.
— Так приходите к нам, я только сегодня кастрюлю кислых щей наварила, такие щи — пальчики оближешь, — предложила Любаша.
— А сметана будет?
— Целая банка.
— Если целая банка, тогда придём, — благодарно улыбнулась Лидия и, подхватив фирменную добычу под мышку, пошла обдумывать, как будет оправдываться.
Закатываясь за дальний берег реки, красный шар солнца ложился в розовую пену плюшевых облаков и, подёргиваясь сиреневатым пеплом, оставлял за собой на воде длинную дорожку, искрящуюся сотнями разноцветных огней. В прибрежных камышах надрывались лягушки, рассыпая по воздуху лопающиеся пузыри жемчужного смеха, в высокой духмяной траве истово стрекотали кузнечики, а над крышами домов, рассеиваясь едва уловимой туманной дымкой, расплывался испариной тёплый аромат нагревшейся за долгий летний день земли.
Сидя на ступеньках крыльца, Шелестов смотрел в расчерченное фиолетовыми полосами розоватое небо и с удовольствием вдыхал запах только что скошенной травы.
— А что он, город-то? Одно название, что город, а ведь ничего хорошего: пыль, гарь, толчея, суета с утра до ночи, машины…
— Ну, не скажи, — зевнула Анфиса. — В городе и выставки, и концерты, и театры, а тут что? Целыми днями дойка да покос, а зимой и вовсе скучища смертная.
— И часто наша Любка по театрам ходит? — Григорий иронически хмыкнул. — Вот она как-нибудь приедет, ты её спроси, когда она в театре последний раз была, может, вспомнит. Нет, Анфис, ты меня даже не уговаривай, в городе страх один. Вон, по телевизору передавали, зимой у них в метро бомбу взорвали. Теракт, говорят, произвели. Сколько людей безвинных погибло! А ведь в том вагоне детишки с ёлок ехали… — тяжело вздохнув, Григорий поджал губы. — Ты только на минуточку представь, чт