— Милочка, у нас овощной магазин, а не отдел парфюмерии, — замешательство богатенькой дурочки доставило Екатерине Владиславовне массу положительных эмоций, — поэтому все, кто находятся в моём подчинении, время от времени вынуждены копаться в гнили, поскольку овощи и фрукты имеют отвратительное свойство тухнуть и вонять, — последние два слова заведующая произнесла с особенным наслаждением.
Презрительно изогнутые алые колбаски полных губ и белые, обесцвеченные гидроперитом волосы высокомерной полногрудой тётки действовали Полине на нервы. С самого первого момента, как только она увидела это «нечто», претендующее называться женщиной, она поняла, что разговора между ними не выйдет. Ловя короткие завистливые взгляды этой квадратной особы, обросшей многоярусными жирами, Поля испытывала приливы тошноты, но у неё не было выбора.
— Скажите, а этот Юрка-грузчик… — стараясь не встречаться взглядом с ухмыляющейся начальницей, Полина опустила глаза на свои розовые ноготки, и её носик слегка дёрнулся, — его фамилия случайно не Берестов?
— Случайно Берестов, — Екатерина Владиславовна с интересом посмотрела на Полину, прикидывая в уме, кем могла бы приходиться Юрке эта разодетая фифочка.
— Я могла бы с ним увидеться? — преодолевая резкое отвращение к особе с обесцвеченным перманентом, Полина заставила себя приветливо улыбнуться.
— Даже не знаю, это зависит от того, насколько он занят, — протянула Екатерина Владиславовна, как будто речь шла не о грузчике, а по крайней мере о руководителе средней руки. — А вы, если, конечно, не секрет, кем ему приходитесь?
— Я… — на какую-то долю секунды Полина замешкалась, не зная, стоит ли говорить, но, подумав, что, возможно, без помощи этого столпа отечественной торговли ей ещё долго придётся ждать Юрия, решительно вскинула подбородок. — Я — бывшая жена Юрия Ивановича, так что будьте добры, пригласите его в зал.
— Жена?! — представив оборванца Юрку в замызганном рабочем комбинезоне рядом с этой богатой цацей, Екатерина Владиславовна откинулась на спинку стула, и на её лице проступило откровенное удивление. — Вы — жена Юрки? Этого не может быть.
— Я не считаю нужным обсуждать свои семейные дела с кем бы то ни было, в том числе и с вами, — мгновенно отреагировала Полина, и Екатерина Владиславовна совершенно отчётливо поняла, что от этой цацы в золоте и брюликах она больше ничего не узнает.
— Мне абсолютно неинтересна ваша частная жизнь, — тон заведующей стал предельно холодным, — и если вам необходимо увидеться со своим… мужем… — алые колбаски губ скривились на сторону. — Что ж… Я готова лично проводить вас до подсобки, — не желая упускать забавного зрелища встречи бывшей четы, заведующая встала из-за стола.
— Буду очень вам признательна, — естественно, Полина предпочла бы другого провожатого, но спорить в данном случае было всё равно что плевать против ветра.
— Пойдёмте, — криво усмехнувшись, Екатерина Владиславовна высоко подняла правую бровь и, тряся мясистыми телесами, торжественно двинулась впереди Полины.
Прикидывая, на что можно рассчитывать, исходя из скромной зарплаты грузчика овощного, Полина кривила губы и брезгливо озиралась по сторонам. Надо же, как неудачно! Неужели Берестов не смог подыскать себе что-нибудь поприличнее, чем этот вонючий подвал? Вспоминая белые накрахмаленные манжеты рубашки и элегантные расклешённые брюки Юрия, Полечка с недоумением смотрела на заляпанные кафельные стены подсобки.
Острый запах гнилых овощей вызывал тошноту; тёмные, плохо освещённые коридоры были пропитаны затхлой сыростью; в углах с пропылённой штукатурки потемневших от времени потолков свисала махровая плесень. Вдоль стен возвышались штабеля ящиков, сколоченных из грубых неструганых досок.
Гадливо кривясь, Полина осторожно шла по маленьким квадратиками жёлто-красной плитки, стараясь не наступить на скользкие пятна. Знай она, через какую мерзость ей придётся пройти, чтобы добраться до тощего берестовского кошелька, возможно, она бы сто раз подумала, прежде чем решилась на подобные подвиги. Но поворачивать назад было уже нелепо, тем более, что до встречи с её скромной дойной коровкой оставались какие-то считанные метры.
— Витя, где у нас Берестов? — голос заведующей разнёсся эхом по полупустому тёмному залу и, затерявшись в его необъятных просторах, затих где-то в углах.
— А хрен его знает, пять минут назад где-то здесь мотался, — по голосу мужчине можно было дать лет сорок.
— Каретников, найди мне его сейчас же и приведи сюда за шиворот, — распорядилась Екатерина Владиславовна.
— Я ему что, в няньки нанялся? — судя по интонации, отправляться на поиски заплутавшего Берестова мужику явно не хотелось. — Нашли мальчика на побегушках!
— Поговори у меня ещё! — повысила голос заведующая. — Дождёшься, уволю тебя к чёртовой матери, будешь знать!
— А кто у вас будет ящики таскать, Берестов, что ли? — выйдя из темноты на свет, парень зацепил большие пальцы рук за лямки комбинезона, и Полина поняла, что ему никак не больше тридцати.
— Каретников, хватит тары-бары разводить, к человеку жена приехала, — громко сообщила крашеная тётка, и по ноткам ее голоса, прозвучавшим в вонючих потёмках подвального помещения, Полина поняла, что это сообщение доставило ей удовольствие.
— Так он же с утра был холостым, — сально хохотнул парень и с интересом уставился на Полину. — Ну, если жена, тогда пойдём, покажу, где он есть.
Стараясь не отстать от парня в тёмно-синем комбинезоне, Полина двинулась в глубь зала мимо громоздящихся ящиков с овощами. Она одной рукой придерживала пышные складки блестящего плащика, а другой крепко прижимала к груди кожаную сумочку на длинном ремешке, боясь испачкаться.
Дойдя до самого дальнего и тёмного угла подсобки, Каретников остановился перед каким-то огромным контейнером, почти доверху набитым репчатым луком. В этой части зала было особенно темно и сыро. От ящика с луком несло сладковатой прелью разлагавшихся овощей. Толстый стояк отпотевал каплями воды, и в самом углу, видимо, от постоянной сырости, стена покрылась тонким тёмно-зелёным налётом, похожим на болотную жижу.
— Эй, Берестов, слышь, вставай, харэ валяться, тут к тебе пришли! — Юрка! — запустив руку в шелуху, парень с силой тряханул кого-то, и из ящика донеслось невнятное бормотание.
— Ну, прошу любить и жаловать, Юрий Берестов собственной персоной! — театрально поведя рукой, словно приглашая полюбоваться на старинный особняк, Екатерина Владиславовна с усмешкой остановилась перед грязным контейнером.
Чувствуя, как на неё наваливается гадкая тошнота, Полина заставила себя сделать несколько шагов и заглянуть в контейнер.
Удобно подложив локоть под голову, Юрий крепко спал, распространяя вокруг себя вонь вчерашнего перегара, и в углу его полуоткрытых губ висела короткая густая слюна. Он едва заметно дёргал во сне щекой, словно отгоняя с лица назойливых навозных мух.
— Будем будить или ограничимся созерцанием? — голос заведующей наполнился сладкой патокой.
— Это не он, — отшатнулась от ящика Полина.
— Как не он? — Екатерина Владиславовна досадливо поджала губы. — А кто же, по-вашему?
— Я не знаю этого человека, — замотала головой Полина, — я никогда его раньше не видела.
— Берестов!!! — завопила заведующая, как иерихонская труба.
— А?! — подскочив на месте, Юрий схватился за свой берет, приоткрыл заплывшие щёлочки глаз, и лицо его приняло умоляющее выражение. — Екатериночка Владиславна, вы не подумайте, я ведь только так, на минуточку прилёг… — часто заканючил он и вдруг осёкся, узнав Полину.
Даже в потёмках подсобки можно было разглядеть, как, побледнев, дрогнуло его лицо. Берестов медленно приподнялся, неотрывно глядя Полине в глаза, и его губы мелко-мелко затряслись. Беспомощно моргнув, он сжал пальцы рук, и под его грязными ладонями зашуршала вонючая шелуха.
— Узнаёшь? — заведующая подошла к самому борту контейнера. — Всё-таки жена…
— Жена?.. — Берестов с трудом проглотил терпкий комок. — Вы что-то перепутали, Екатерина Владиславовна, нету у меня никакой жены.
— А это кто, по-твоему? — заведующая ткнула пальцем в Полину.
— Эта слишком хороша для того, чтобы быть моей женой, — Берестов посмотрел на Полину долгим прощальным взглядом и, откинувшись на вонючий лук, крепко закрыл глаза.
— Вэц-цамое, Любовь Григорьевна, вы уж меня извините, что я позволил себе вас побеспокоить, — обаятельно улыбнувшись, Зарайский одарил Любашу исключительно тёплым взглядом, — как говорится, появился ряд определённых обстоятельств, требующих, так сказать, вашего непосредственного присутствия.
— И что же это за обстоятельства, благодаря которым вы удосужились вспомнить моё отчество спустя два с половиной года после моего увольнения? — жёлто-зелёные глаза Любаши холодно царапнули Зарайского.
— Да я, собственно, никогда его и не забывал… — склеивая слова между собой, сладко протянул Вадим Олегович.
Он взял в руки стопку бумаг, лежащую на столе, аккуратно выровнял её края и, полюбовавшись на получившийся ровный прямоугольник, тихонько отложил листы на угол.
— Дело, вэц-цамое, вот в чём. В августе семьдесят пятого с вашим увольнением произошла, если можно так выразиться… — Зарайский поиграл пальцами в воздухе, — э-э-э… досадная накладочка, — подобрав более или менее подходящую формулировку произошедшему, несомненно, выражающую его негативное отношение к случившемуся, но не бросающую тень ни на кого конкретно, Вадим Олегович радостно моргнул, и на его лице появилось выражение удовольствия от столь тонко и, что самое главное, столь аккуратно подобранного определения. — Из-за этой неприятной оплошности наши с вами отношения на какое-то время вынужденно прервались…
— Принудительное увольнение по статье вы называете досадным недоразумением? — длинные тёмные стрелки бровей Любаши дрогнули. — Давайте будем называть вещи своими именами. Задним числом, за моей спиной вы оформили бумаги, фактически оставившие меня и моего ребёнка без куска хлеба. Мало того, у вас хватило бесстыдства объявить во всеуслышание о моей некомпетентности.