Ветрогон — страница 28 из 42

— Я няню навещаю, проверяю, как она, — продолжала тем временем девочка. — Она после тюрьмы целый год лечилась, но теперь ей уже лучше. Ей корона дом пожаловала, вроде как в компенсацию, и от налогов освободила. К ней дети с внуками часто приезжают. Все у них хорошо.

Агриппина снова вздохнула.

— То есть ты правда лошадница, поэтому у тебя и тема такая? — перевел я разговор на то, что меня интересовало. — А другие девочки? В общих чертах-то ты мне можешь рассказать, без деталей биографии? Например, почему у вас имена у всех лошадиные?

— По-разному. Лёвка, то есть Левкиппа, тоже лошадница, как я. Она из семьи фермеров, которые держат лошадей. То есть держали, они недавно продали почти всех. Она тоже не из Ордена, из Кораса, у них язык почти такой же, как у вас.

Я кивнул: Корас был территорией, граничащей с самыми изначальными землями Ордена, язык там почти тот же, что Орденский государственный, с поправкой на три или четыре века параллельного развития.

— … Поэтому и имя такое, родители тоже лошадей любили. У Ксантиппы семья творческая, папа режиссер в театре, мама декоратор. Назвали дочку в честь какой-то древней поэтессы… — у меня лично имя «Ксантиппа» ассоциировалась только с женой Сократа из моего предыдущего мира, но тут, конечно, философы и поэты были другие. — Сама Санька с лошадьми вообще не пересекалась, у нее подкова в натюрморте попалась в художественной школе. И оказалась предметом-компаньоном. Меланиппу назвали в честь прабабушки, а подкова в семье была талисманом… Ну и Ксюша лошадей любила с детства, вроде бы, из-за книжки какой-то или сериала. Но с ними вживую не работала, у ее семьи не было денег ее на ипподром водить.

— Вас что-то вместе свело? Вы нашли друг друга, как Убежище находят после инициации?

— Еще чего! Знаешь, сколько сил пришлось положить⁈ Я летала по всем Убежищам, предлагала сделать со мной общий отряд и сражаться с Тварями, чтобы не киснуть тут. Лана со мной первая согласилась пойти, ей тоже это все поперек горла стало. Но она сказала, это потому, что у нас обоих лошадиная тема была. Потом нам знакомые рассказали про Левкиппу, у которой тоже подкова. Ксюша с Ксантиппой сами нас потом нашли, когда уже пошли слухи. Еще один мальчик приходил, Вихреснег, у него хлыст предмет-компаньон, он сразу начал шутить на этот счет — мол, подстегну вас, лошадок. Ну, мы его послали. И еще девочка была, Уздечка Урагана, она сама ушла, когда Ксюша ей сходу закричала: «Я буду звать тебя У-У!»

Про себя я отметил, что очень понимаю эту девочку.

— И что, у вас у всех были имена вроде «Правая Задняя Подкова»? Прямо сразу так удачно совпало?

— Да нет. Только у Левки была Правая Подкова. В их языке «правый» и «справедливый» — одно и то же.

— У нас, в принципе, тоже.

— У вас — устаревшее словоупотребление, книжное. А у них нет. Ну вот, у Ланы была Самоцветная Подкова, у Ксении — Подкова Смерча. У Саньки — Счастливая Подкова. Даже выглядели немножко по-другому! Размера разного были и цвета. Девчонки потом еще расстраивались немного, когда подковы поменялись, стали названия попроще… Но Левка хорошо тогда сказала: вам что важнее, красивые слова или дело делать? — Агриппина хихикнула. — Ксюше и Сане, по-моему, хотелось больше красивых слов, но они все равно согласились, что пусть так будет.

— И когда же подковы поменялись? — я почувствовал, что взял след.

— Да вот когда мы решили все месте жить, поужинали, спать легли в первый раз в нашей… Ну, в доме, который мы выбрали. И тогда просыпаемся — хопа, а подковы все стали не то чтобы одинаковые, но более похожие. И называются уже так, как сейчас! И мы тогда поняли, что подходим друг другу. И сработаемся. Ну, мы правда сразу как-то друг другу понравились.

— А функционал Подков как-то поменялся? Атаки?

— Да, мы тоже сразу об этом подумали и бросились проверять! Нет, никак. Ну разве что если Левые и Правые или Передние или Задние вместе били, эффект немного сильнее. Но это неточно. Мы прямо вот с аппаратурой не замеряли, сам понимаешь.

Не понимаю. Я бы замерил с аппаратурой. Но спустил раздолбайство девчонок на тормозах.

— А ты не знаешь, у других детей-волшебников такое бывало раньше? — уточнил я. — Чтобы предметы-компаньоны так сильно друг под друга подстраивались?

— Честно говоря, нет, — покачала головой Агриппина. — Нас Служба после этого боя с Червяком когда нашла, тоже больше всего про это спрашивала. Они сказали, что бывает иногда, когда дети-волшебники долго работают вместе, у них предметы-компаньоны слегка меняют дизайн — ну там цвета одного становятся, или узор в одном стиле, или еще что. Да вот в Ладье, видел двоих ребят, Катавасию с его арфой и Коловрата с его колесом помнишь?

— То есть это все-таки колесо, не щит?

— Ага, колесо. Он мне сам рассказал, что оно раньше сильно проще было, без всех этих драгоценных камней, и звалось не Коловратом, а Солнечным Кругом. Но они с Катавасией сильно долго дружат, тот ему, кажется, рассказал, что Солнечный Круг раньше назывался Коловратом. Ну он решил, что это круче звучит, и на следующий день — хоба! Ну, конечно, это было после того, как они вместе Зеленого Слоника забороли по вызову от Проклятья…

Меня передернуло. Зеленый Слоник штука противная. Не очень сильная, но противная. Я давно заметил: чем смешнее у Твари название, тем она неприятнее.

— А еще подобные случаи знаешь? Чтобы компаньоны имена меняли?

Агриппина задумалась.

— Нет, но я знаю обратную штуку. В Убежище рядом с Симасом, откуда Левка к нам пришла, есть такой мальчик, которого все зовут просто по имени… Кстати, он твой тезка — Кирилл.

— Предпочитаю Кир, — вставил я.

— Не знаю, что он предпочитает, я с ним лично не знакома. Так вот, его все зовут по имени, потому что имя его предмета-компаньона ужасно смешное. Как только кто его услышит, все начинают ржать. Поэтому из вежливости перестали использовать. Он когда узнал, что у Левки сменилось имя, прямо ее достал — расскажи, как! Но у него ничего не вышло.

— Как же его зовут? — спросил я, предвкушая.

— Звездозвон! — весело сказала Агриппина и уставилась на меня, явно в ожидании смеха.

Однако я рассмеяться так и не смог. Ну… Немного напоминает одно матерное слово с таким же окончанием, но именно что немного. Глядя на мое замешательство, Агриппина нахмурилась:

— Ну! Ты что, фишку не ловишь? Кто из нас иностранец, я или ты?

Вообще-то, мы оба хороши: я все-таки из другого мира, хоть и память прошлой жизни вернулась ко мне лишь лет в пять. Но вслух такое не скажешь.

— Ну и не ловлю, а в чем тут фишка?

— Звездозвонами раньше называли звонарей, которые отбивали время ночью! Они должны были по звездам определять полночь и делить время на равные промежутки. Но получалось у них плохо, и со временем это слово стало синонимом лгуна, хвастуна и вообще лузера…

— Никогда не слышал, — помотал я головой. — Вообще если вспоминать старинное словоупотребление, можно до чего только не додуматься.

— Не говори, — хихикнула Агриппина. — Некоторые имена компаньонов как специальное такие, чтобы над ними издевались! А их владельцы даже не понимают.

— Ты еще и лингвистикой занималась, что ли? — хмыкнул я.

— Ну… Немного, — она чуть порозовела. — Думаешь, я без акцента по-вашему говорю просто потому, что в Ордене выросла? Ничего подобного, меня лет до шести вообще из посольства не выпускали! Я сама училась! — в ее голосе слышалась явная гордость.

— Ты молодец, — похвалил я. — И ноги-то у тебя, похоже, зажили…

— Точно! — она поглядела на свои ступни, уже ничем не напоминающие чернослив. — Умеешь ты зубы заговаривать, Ветрогон! — и тут же чему-то хихикнула, не понимаю, чему.

— Да ты сама себе их заговорила.

— Что теперь будем делать? — Агриппина уставилась на меня очень выжидательно. — Смотри, у меня почти получилось пробить эту штуку! Надо как-то развить тему. Не знаешь, где найти железные сапоги? Или хотя бы обувь с железной подошвой…

Я покачал головой.

— Похвальная смелость с твоей стороны. Но я думаю, что в железных сапогах ты точно ноги переломаешь. У меня другая идея… — я сделал паузу, обдумывая, как бы лучше сформулировать.

— Ну! Чего замолчал?

— Да пытаюсь понять, как это так подать, чтобы ты меня сразу не убила… А то нападешь, тебя Проклятье и щелкнет.

— Многообещающее начало, — кивнула Агриппина. — Давай сразу другую идею.

— Другая идея — вызвать авиацию с бомбами.

— Хорошо, рассказывай первую. Обещаю, что буду держать себя в руках.

К чести Агриппины, она свое слово сдержала.

Глава 15

— Если ты… Когда-нибудь… Хоть кому-нибудь!.. Хоть словечком!..

Агриппина аж задохнулась, не совладав с эмоциями. Я поежился: у меня было ощущение, что ее пальцы вот-вот раздавят мои колени, так она в них вцепилась.

— На меня можно положиться, — заверил я ее. — Ведь заметь, я еще ни одной плоской шутки не отпустил!

Хотя вариант про «объездить кобылок» так и вертелся на языке. Чтобы не выпустить его наружу, мне потребовалось все самообладание!

— Если бы ты отпустил плоскую шутку… — процедила Агриппина.

— То ты бы разогналась до сверхзвука, чтобы с меня кожу и мясо встречным потоком воздуха содрало? — спросил я.

— А их что, срывает? — Агриппина неожиданно заинтересовалась, задрав голову. — Как же военные пилоты летают?

— В защитных костюмах.

— Так может, и мы, дети-волшебники…

— Так, потом! Мы и так уже целый час болтаем! Ты будешь разгоняться, или звоним в Службу?

— Блин, буду! Не свались, ты… Наездник фигов! — и Агриппина полетела в сторону от перевала, чтобы набрать дистанцию.

И снова я еле удержался от того, чтобы ударить ее пятками и заорать «н-но, залетная!»

Да, я сидел на Агриппине верхом. На плечах, естественно, не на спине — чтобы я не сваливался в полете, ей приходилось придерживать мои ноги. Благо, силы и выносливости у детей-волшебников куда больше, чем у их биологических ровесников или даже взрослых спортсменов. Учитывая, что по росту и комплекции мы почти не отличались, смотрелось это со стороны не слишком комично… Не более комично, чем один мальчишка верхом на другом. Надеюсь. Но если Агриппина думает, что я и сам горю желанием кому-то об этом рассказать — она здорово не понимает мужскую психологию! Чтобы взрослый мужик (ну ладно, об этом она не знает, но мальчики-подростки еще более гордый народ!) прокатился верхом на девчонке? Я и предложил-то это только из естествопытательской добросовестности, будучи совершенно уверенным, что она откажется!