Однажды комендант мимоходом заметил ему:
— А вы, Степан Федорович, балуете своих начальников заставы.
Шкред возразил:
— Просто стараюсь быть внимательным к ним. Они ведь — наша с вами опора, на них вся служба держится.
Он знает о молодых офицерах все: и о чем мечтают, и какие у них взаимоотношения в семье, иногда тактично помогает молодоженам, а ведь это далеко не всякому удается. Порой и качеств политработника недостаточно. Тут человеческий талант нужен. А выигрывает от такого отношения к подчиненным только служба, боевая готовность в целом.
Да, любой подтвердит: Степан Федорович Шкред неустанно думает об офицерах на заставах, если надо — поощрит, если надо — взыщет. Не было случая, чтобы он оставил нарушение без внимания. О больших нарушениях он немедленно докладывает коменданту.
На мелкие недочеты указывает сам, но они не затмевают ему и больших успехов, старания людей. Шкред смотрит: обеспечивает офицер безопасность границы на своем участке, правильно организует службу, боевую подготовку, то есть, отдает силы делу, значит, достоин похвалы, а недочеты он исправит!
Все о нем говорили вокруг с большим уважением.
Были у него друзья и среди местного населения.
Казахи — народ неторопливый. Дружбу свою первому встречному не предложат. Сначала приглядятся, осмотрятся, потом уже в дом приглашать начнут. А вот Степан Федорович стал у них любимым гостем сразу. Нет-нет да и пригласят его на пиалушку чая, поговорить, посоветоваться. Сердечные складывались у него отношения с чабанами, полеводами, животноводами колхоза, и он всегда рассчитывал на их помощь в охране границы.
Ехал однажды Степан Федорович вдоль границы с коноводом, видит: к нему по зарослям пробирается чабан. Глаза быстрые, угольно-черные, взволнованы.
— Начальник, — говорит, — там человек незнакомый в нашу сторону идет. Чудной человек. Бросай конь, идем со мной. — Шкред пошел за чабаном, и увидел: один несет на своей спине другого. «Ну и ухищреньице! — подумал. — Груз, наверное, у нас оставит, сам вернется обратно, авось, мол, пограничники посчитают, что был случайный заход».
Шкред принял срочные меры к задержанию нарушителей. Оказалось: сын нес больного отца к нам, чтобы спасли его от смерти, вылечили.
Старика положили в больницу, долго лечили и только после выздоровления отправили домой.
Очень часто Шкред, другие офицеры-пограничники выезжали на пастбища, вели среди казахов-пастухов культурно-просветительную и политическую работу. Были среди местного населения малограмотные, но чуткие ко всему новому люди, которые с нетерпением ждали приезда майора Шкреда и почитали его как родного человека, друга.
Спешил как-то утром Шкред на службу. Навстречу ему ехал на лошади знакомый казах из ближнего аула.
— Здравствуй, Апрей, — приветствовал его Шкред.
— Здравствуй, начальник, — ответил тот.
— Куда путь держишь? — поинтересовался Степан Федорович.
— Жену в роддом везу, — охотно пояснил казах.
— А где жена-то? — в недоумении огляделся вокруг Шкред.
— А во-о-он, — показал казах на дорогу.
Метрах в трехстах от него шла отяжелевшая женщина.
Шкред стал дружески журить Апрея: «Да разве так можно, какой же ты мужчина».
А тот заулыбался в смущении.
— Понял, понял, начальник. Исправлюсь, — и слез с лошади, поджидая жену.
8
Собирались, собирались и, наконец, выдалась такая возможность — съездить всем вместе на равнинное озеро, огромное, как море. И ребята засуетились. Алеша налаживал удочки, Надя искала сачок, чтобы ловить бабочек, а Светлана помогала Марии Павловне упаковывать провизию: выезжали на целый день.
Степан Федорович на всякий случай захватил с собой ружье: авось, повезет.
Ехали часа два, потом Степан Федорович предупредил всех:
— Теперь не зевайте, смотрите, скоро доедем.
Сначала все увидели узкую протоку, заросшую камышом, и только потом — озеро, разделенное камышовыми отмелями на маленькие озерца, заливы и протоки. Вода в большой протоке была светлая, тихая.
Маша устроила под кустиками походный бивак, разобрала поклажу, поставила в холодную проточную воду бутыль с компотом из абрикосов; ребята занялись каждый своим делом: Алеша взял удочки, Света увязалась за ним, только Надюша устроилась рядышком с мамой Машей на теплом одеяльце. Степан предупредил жену, что уйдет километра за полтора на отмель, поохотиться на уток.
Было еще раннее утро, обещавшее, судя по туману, солнечный день. Маша походила-походила по берегу, и остановилась, услышав легкое шуршание камышовых стеблей. Раздвигая ржавые стебли, торчавшие в вязкой топи, на нее шла белая крупная птица, тонконогая, легкая, с царственно вознесенной головой.
Мария обомлела. Она стояла и смотрела на птицу, затаив дыхание, боясь спугнуть ее.
Птица не страшилась ее, словно знала, что ее никто не обидит. Да и кто бы мог поднять руку на эту сверкающую белыми одеждами красоту природы?! Красота эта и оберегала ее, наверное, от всех жизненных напастей. И еще, очевидно, оберегало птицу то чувство родины, родного дома, что живет в каждом живом существе и что защищает и спасает его всегда… Вот прилетела сюда эта сказочная птица из заморских, должно быть, стран, чтобы продолжать здесь свой род, чтобы в этих топях и плавнях вывести птенцов… Летела, чтобы и для них, как и для нее когда-то, местом рождения стал не далекий райский остров, а песчаная и солнечная земля с редкими, заросшими камышом озерами — родина ее предков.
Когда-то Маша слышала, что такие птицы приносят удачу, благополучие, прочат большую крепкую семью. Она улыбнулась своим мыслям. «Будем считать, что и нам птица принесет удачу».
— Знаешь, — таинственно сверкая глазами, сказала она Степану, к обеду вернувшемуся к их семейному биваку, — могу тебя обрадовать: у нас будет сын.
— Почему ты так уверена, что будет именно сын?
— Хочу сделать тебе подарок.
— Но я буду одинаково рад и девочке и мальчику, ты же знаешь.
— Хочу сына, — сказала она, легко отстраняясь от него.
Каждую субботу к ним в клуб привозили новый фильм, и вся семья Шкредов во главе с отцом, если он оказывался дома, направлялись в кино. Впрочем, его отсутствие не изменяло заведенного порядка, и ребята шли с мамой Машей, которая откладывала любое дело ради того, чтобы дети могли посмотреть кинофильм.
В тот день кинопередвижка привезла кинофильм «Тринадцать». Уже с первых кадров Машу будто приковали к экрану: места, где разворачивались события, очень напоминали ей теперешние, и сюжет захватил сразу.
…К железнодорожной станции с заставы отправились пограничники, отслужившие положенный срок. С ними начальник заставы и его жена, спешащие в отпуск. Дорога — через безводную, безжизненную пустыню. Тонкие нити троп ведут к колодцам. Колодец — это вода, это жизнь.
В песчаных барханах вязнут ноги коней. Тяжело. Опасно: вокруг шныряют басмачи. «Сейчас-то, когда у пограничников вертолеты и техника, и то нелегко, а тогда…» — думала Маша, холодея от страха и переживаний за героев фильма. А на экране события стремительно развивались. Добравшись до засыпанного басмачами колодца, пограничники устроились на привал. Их мучит жажда, но вся вода из колодца ушла, лишь по каплям собирают ее воины.
Басмачи тоже ищут воду и набредают на пограничников, расположившихся у колодца.
Маша воспринимала все, что творилось на экране, так, будто сама участвовала в этих событиях. Вот она укрылась с бойцами за глинобитным дувалом у колодца, к которому со всех сторон тянутся узенькие ленточки троп. Эти, змейкой вьющиеся нити в песках, не меняют общего впечатления обреченности. Кажется, пройдет немного времени, и пустыня проглотит и эти тропы, и эти колодцы, и этих людей, уже который час лежащих на жутком солнцепеке.
Но краснозвездные воины оказываются сильнее пустыни, сильнее басмачей.
Чтобы создать ощущение, что в колодце много воды, пограничники переливают с огромным трудом собранную воду из одного ведра в другое, «умываются» ею. Сверкающие на солнце струи будоражат воображение басмачей, они то и дело бросаются на горстку мужественно обороняющихся людей. Каждый здесь сражается за троих, в том числе и жена начальника заставы. И под ее меткими пулями падают враги, так и не добравшись до цели.
Маша смотрела на экран и думала: «А случись у нас на заставе что, я даже стрелять не умею». Еле дождалась конца фильма — и сразу же к Степану:
— Степа, теперь, мне думается, агитировать тебя не надо.
— Ты это о чем, Маша?
— О том, что мне надо учиться стрелять! — решительно, тоном, не терпящим возражений, сказала она.
— Милая, ты же знаешь, что я только могу приветствовать это твое желание, но куда же ты сейчас, в твоем положении?
— Ну и что? Все равно пограничник будет, пусть привыкает.
Но осуществить свои планы Маша не успела. Степану Федоровичу Шкреду сообщили о переводе на новое место службы, в Приморье, куда его направляли офицером штаба отряда.
Работа эта была ему, в принципе, знакома, поэтому собирался он охотно, как всегда, бодрый, переполненный планами и радужными надеждами.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
о Владивосток прилетели утром, когда город еще только просыпался: звенели трамваи, в которых, сонные, сидели рыбаки и швеи, повара и судоремонтники — у них ранняя смена; торопились к центру крытые машины, с аккуратно выведенными надписями: «Хлеб», «Молоко», «Продукты».
Такси домчало Шкредов до гостиницы «Золотой Рог». Едва вошли в обставленный массивной деревянной мебелью номер — ребята повалились на кровати: «Устали, хотим спать».
— А кто же будет раздеваться, умываться, кушать? — спросил Степан Федорович.
— Папа, сил нет, — сказала Света. — Глаза сами слипаются. Давай, поспим немного.
— И правда, Степан, все устали, да еще разница во времени сказывается. Ты занимайся своими делами, а мы чуток отдохнем.