Фарфоровая кукла, а не ребенок. Кажется, тронь — и разобьется.
Причмокивая, девочка сосала большой палец.
Я услышал голос Марии:
— Тони, это Натали.
Натали отвернулась. Спрятала лицо где-то между шеей и плечом Марии. Палец, правда, изо рта не вынула.
— Дело не в тебе, — сказала Мария. — Она вообще застенчивая. Со всеми такая.
Натали спрятала лицо — и мы снова были только вдвоем. Я и Мария. Она погрустнела и сникла.
Я ведь до сих пор не произнес ни слова.
— Если ты передумал, Тони, я пойму. Честно. Без обид. Ты только скажи.
Я стоял как пень. Стоял и молчал. Слов не было. Не было даже мыслей. Момент черной пустоты. Хотя нет, на самом деле — нет. Это был момент гигантского смысла. Для будущего. А тогда — одна лишь черная пустота.
— Но лучше не надо. То есть… лучше бы ты не передумал, Тони.
У нее задрожала нижняя губа. Я понял, что Мария едва сдерживает слезы.
И это наконец выдернуло меня из ступора.
— А я и не передумал! Пойдем. Вперед!
Я подхватил ее рюкзак, мы сели в поезд и отправились к Делайле.
На мой стук Делайла распахнула дверь, буквально светясь от радости и гостеприимства. Я думал, при виде нежданного пополнения гостей лицо у нее вытянется так, что челюсть стукнется об пол. Ничего подобного! Наоборот, она прямо-таки расцвела.
— Так, так! И кто же это к нам пришел? — протянула она таким голосом, каким взрослые всегда разговаривают с детьми. Не вынимая палец изо рта, Натали ловко ткнулась лицом в шею Марии. — Рада познакомиться с такой прелестной леди. А ты, конечно, Мария. Ну же, ну же, входите! Проголодались, наверное?
Мы переступили порог — в квартиру Делайлы и в новую жизнь. Если Делайла и удивилась — хоть самую капельку, — то ничем себя не выдала.
— Большое спасибо, я поужинала, — ответила Мария.
Она села на диванчик. На самый краешек пристроилась, явно волнуясь. Натали она усадила рядом — та по-прежнему сосала палец и изумленно таращила глаза. С минуту девочка рассматривала комнату, а потом приклеилась взглядом к Делайле.
Я молчал.
— А как насчет юной леди? Она поест что-нибудь?
— Нет-нет, — Мария покачала головой, — Натали не будет есть в незнакомом месте. Она страшно не любит перемены. Хотя ее и дома трудно накормить. Она даже не разговаривает, если рядом незнакомые люди. Боится. Так что вы не обижайтесь, если она вас испугается.
— Ну, это мы еще посмотрим. Я вот сейчас кое-что приготовлю, от чего ни одна леди не откажется.
И Делайла принялась суетиться на кухне. Открывала шкафчики, что-то оттуда доставала, гремела сковородками, то и дело хлопала дверцей холодильника.
— Только, пожалуйста, не обижайтесь, если она не станет есть, — предупредила Мария.
Делайла приковыляла в гостиную, остановилась перед диванчиком и заговорила с Натали. Как ни странно, девочка не отвернулась и не ткнулась носом в шею Марии.
— А если я приготовлю что-то ну прямо с ума сойти какое вкусненькое? Надеюсь, наша красавица не откажется попробовать кусочек? — Она подмигнула Натали. Та не сводила с нее глаз. — Ляльки меня обычно любят, — добавила Делайла.
Натали вынула палец изо рта — в первый раз с той минуты, как я ее увидел.
— Я не ляля! — сказала она, глядя прямо в круглое улыбающееся лицо Делайлы.
— Ух ты! — воскликнула Мария. — Такого еще не бывало!
Делайла подхватила Натали с диванчика. Я съежился, ожидая криков и воплей «мама!». И что вы думаете? Девочка без единого звука сунула палец в рот и поехала на бедре Делайлы в кухню.
— Конечно, я ошиблась. Ты права, ты совсем не ляля, а очень даже большая девочка. И тебе уже целых… сколько? Три года?
Натали замотала головой. И чмокнула пальцем.
— Будет три в октябре, — сказала Мария.
— Ну? А я что говорила? Совсем уже большая девочка, а вовсе даже не ляля. Ты простишь меня за то, что я назвала тебя лялей? Это громадная ошибка с моей стороны. Даже не знаю — простишь или нет?
Кажется, Натали кивнула, но не уверен — я почти ее не видел за спиной Делайлы.
— Ну-ка, ты только взгляни одним глазком на то, что у меня тут готовится, — сразу поймешь, что голод не тетка. Вот погоди, сама увидишь.
Я тоже присел — на краешек кресла Делайлы. Посмотрел на Марию. Она поймала мой взгляд и улыбнулась — еле-еле, почти незаметно, но все-таки улыбнулась. И я ответил ей улыбкой. Это был первый по-настоящему «наш» момент за все долгие дни, когда я думал, что потерял ее. Наш первый шанс остаться наедине и сказать друг другу «здравствуй». Глазами. Внутри у меня потеплело. Не горячо стало, а тепло и приятно. Ее улыбка все изменила.
— Ох, сынок, я ж забыла! — крикнула из кухни Делайла. — Бабушка Энни оставила для тебя сообщение на автоответчике. Все объяснила — куда идти и что делать, чтобы получить деньги.
Вот и закончился этот наш момент.
Я прослушал сообщение и сказал:
— Пожалуй, сейчас и получу, чтобы мы завтра утром могли уехать.
Мы могли уехать… Я вспомнил, что нас теперь трое. Хорошо, если двухлетнему ребенку билет не нужен. А если нужен, то сколько он стоит — хватит ли ста с чем-то долларов, оставшихся от наших билетов? И даже если хватит, то как нам без денег провести в дороге три или четыре дня? Что мы будем есть?
Вопросы так и роились в голове, но я промолчал и побежал в круглосуточный офис «Вестерн Юнион» за бабушкиными деньгами.
Мария унесла дочку в ванную, чтобы выкупать перед сном, и мы с Делайлой остались наедине.
— Славная девочка.
— Которая?
— Вообще-то я о Марии. Но они обе славные. Послушай-ка, сынок, я не хотела говорить при Марии… Пока ты бегал за деньгами, я позвонила и узнала насчет билетов. За ребенка придется доплатить сто девять долларов. У вас остается всего тридцать пять баксов на еду. Маловато для троих.
— Придется потерпеть, — сказал я.
— Не так это просто, с малышкой. Я дам тебе еще пятьдесят.
— Нет. Ни за что! Большое спасибо, Делайла, но вы и так столько для нас сделали.
— Сынок, я без них обойдусь.
— Нет. Я не могу взять у вас деньги, Делайла. Это неправильно.
— А как насчет в долг?
— Пожалуйста, Делайла, не надо! Я буду чувствовать себя виноватым.
— Ладно. А что, если я на первый день упакую вам сэндвичи и добавлю что-нибудь такое, что не портится, — орешки, сухофрукты, крекеры? Идет?
— М-м-м… — Ох, как мне было стыдно. Я ведь, можно сказать, и так сидел у нее на шее. — Это было бы… здорово.
— По рукам. — Она поднялась и поковыляла на кухню.
Я пошел следом.
— Спасибо вам.
— Пустяки, сынок.
— Знаете, вышло не совсем так, как я себе представлял.
— А в жизни чаще всего так и бывает. Знаешь поговорку: «Хочешь насмешить Господа — поделись с ним своими планами»? Мария с тобой. Вы уезжаете. Это главное, верно?
— Да, конечно. Просто у меня такое чувство… Уж слишком большая ответственность.
— Мария растила эту девочку и справлялась. Справится и теперь. И о себе, похоже, способна позаботиться. Она сильная духом, твоя Мария. Так что не терзайся переживаниями, сынок, а просто иди вперед, шаг за шагом.
— Если б еще этот ребенок меня не боялся…
— Она всех боится, так что не бери в голову.
Я молчал, глядя, как Делайла намазывает ореховое масло на шесть ломтей белого хлеба. Аккуратно и ловко. Три взмаха ножом — и толстый ровный слой готов.
— А вас не боится.
— Это потому, что я ее не боюсь. Уловил, сынок?
В кухню зашла Мария — спросить, можно ли постелить одно из полотенец Делайлы поверх клеенки, которую она захватила с собой, потому что Натали еще, бывает, писается по ночам.
Так и закончился мой первый урок отцовства. С этого момента все проблемы предстояло решать самому.
12 МАРИЯ. До боли понятный вопрос
В первый раз этот вопрос прозвучал, когда я купала Натали в ванной Делайлы, замечательной знакомой Тони.
Натали почти не говорит. В смысле, она только начинает говорить. И когда она ответила Делайле про то, что «она не ляля», я чуть с дивана не свалилась. Столько слов от нее и за месяц не услышишь.
Так что уж чего-чего, а вопросов я от нее никак не ждала.
Я мыла ей голову — специальным детским шампунем. У знакомой Тони оказался настоящий детский шампунь, представляете? Дома-то мне приходилось следить, чтобы пена в глаза не попала, потому что Карл не разрешал покупать шампунь для детей, считал, что это идиотизм — покупать разные шампуни. Чересчур накладно. А здесь, в доме, где и малышей-то нет, нашелся детский шампунь. Честное слово, я будто попала в сказку, где все, чего пожелаешь, тут же падает тебе в руки. И мне страшно хотелось, чтоб так было и дальше. Пусть бы сказка продолжалась, раз я нашла в себе смелость и все-таки сбежала.
Я мыла Натали и разглядывала ее тоненькие ручки-ножки, выпирающие ребра. Уж очень она худенькая. Слишком худенькая. Нет, она у меня не больная, ничего такого. Я точно знаю, я носила ее в больницу.
Доктор сказал, что с ней все в порядке, а я спросила: «Тогда почему она такая худая?» Он ответил — мол, «слабая конституция» или что-то вроде того. Я все допытывалась, чтобы объяснил, но поняла только, что со здоровьем у Натали проблем нет. «Просто она такая». Смешно. Врачи вообще смешные. И ученые тоже. Непременно им надо придумать названия тому, что не могут объяснить, а иначе им ночью не спится.
Мне иногда кажется, что моя девочка пытается исчезнуть. Вроде как вычеркнуть себя из этого мира.
Может, там, куда мы едем, она станет лучше кушать? Может, мы обе будем больше кушать?
Размечтавшись, я и Натали начала рассказывать, как будет хорошо там, куда мы едем. Сочиняла на ходу, конечно, — откуда мне-то знать? Но я главное говорила: что никаких скандалов больше не будет, что мы сможем делать все, что захотим, когда захотим.
Я не сказала, что и бить меня тоже там не будут, — чтобы не огорчать Натали, если она что-то запомнила.