е. И застегнул ремень безопасности. А бабушке сказал:
— Это долгая история.
Она кивнула и нажала на газ.
— Он ее убьет! — выкрикнул я. — Как я мог ее отпустить?! Идиот! Он же убьет ее. Живой он ее не выпустит. Я должен был ехать с ней. Защитить. Хоть попытаться что-то сделать!
Я сидел за кухонным столом с бабушкой и мамой, которая появилась молча и неожиданно. И не спрашивая разрешения. Бабушка поставила передо мной стакан апельсинового сока. Я не пил сок — и капли не проглотил бы. Желудок точно кто-то в тиски зажал и с каждой секундой все туже заворачивал болт. Натали у меня на коленях крепко зажмурилась и прижалась лицом к моей шее: палец правой руки, как всегда, во рту, а в левом кулачке намертво зажата муфта. Я слишком поздно сообразил, что не должен был всего этого говорить при ней. А если малышка поняла, о ком речь? Как же ей должно быть страшно!
Это были мои первые слова с самой автобусной станции. Они сорвались с языка и, казалось, заполнили кухню. Я не к маме обращался. Даже не смотрел на нее.
— Однако девочка права, — сказала бабушка Энни. — Тебе там делать нечего. Если уж он способен кого-то убить, то начнет с тебя.
Молчание длилось куда дольше, чем обычная пауза в разговоре. И тишина была абсолютной. Я не знал тогда, насколько важным было это молчание. Но клянусь, я чувствовал: что-то уже происходит.
И вдруг мама сказала:
— Пусть лучше убьет меня.
Я понял, что это произнесла мама, потому что смотрел на бабушку и видел, что она не открывала рта. Я тоже молчал. Оставалась только мама. Я ведь ее голоса с семи лет не слышал. Не уверен даже, помнил его или нет.
— Что? — Я посмотрел на нее. Не хотел, а посмотрел. Но она такое сказала… такое… — Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказала. Я поеду с девочкой и постараюсь ее защитить. А если ему надо кого-нибудь убить — пусть убьет меня.
И снова молчание. Держу пари, не только я, но и бабушка с мамой не знали, что сказать.
Мама поднялась из-за стола:
— Так. Потороплюсь, пожалуй, а то еще упущу ее.
Бабушка Энни проводила ее в коридорчик перед входной дверью, откуда до меня донесся приглушенный разговор. Я уж собрался подойти поближе, послушать, но тут звякнули ключи — мама схватила их со столика в коридоре, — а потом входная дверь открылась и захлопнулась.
В кухонном дверном проеме появилась бабушка. Вид у нее был рассеянный и тревожный.
— Что это было? — спросил я.
— Ты слышал и видел не меньше моего, мальчик.
— Но почему она так поступила?
— У тебя голова на плечах есть?
Я был обижен. Даже унижен. Потом решил, что это бабушка от переживаний так сказала, а вовсе не хотела меня оскорбить.
Я честно постарался сообразить, что же только что произошло с мамой. Но сколько ни думал, так ни до чего и не додумался.
— Извини, бабушка. Может, это всем вокруг понятно. А мне вот ничего не понятно. Мама ведь даже не видела Марию, она не знакома с ней!
Я ждал ответа, ждал, а когда уже решил, что не дождусь, услышал:
— Чем дольше живешь, мой мальчик, тем больше понимаешь, что люди, в общем-то, мечтают переделать свою жизнь. Ну или хотя бы исправить самую большую свою ошибку.
— М-м-м… — произнес я.
И весь день напролет терзался страхом, что Карл убьет Марию и мою маму.
17 МАРИЯ. Надо быть смелой
Я почти села в автобус. Еще минута-другая — и заняла бы свое место. И тогда все сложилось бы по-другому.
Я стояла в очереди и прислушивалась к реву автобусного мотора. Кажется, я уже привыкла к этому реву. А вот к бензиновой вони вряд ли кто может привыкнуть.
Рюкзак лежал рядом со мной. Парень в униформе швырял в багажник сумки и чемоданы, и я ждала, когда можно будет попросить его поднести мой рюкзак. Если б не боль в сломанных ребрах, я бы сама подтащила рюкзак, гораздо раньше села в автобус и, наверное, не услышала бы, как совершенно незнакомая женщина зовет меня по имени.
Знаете, когда тебя зовут по имени — это не всегда хороший знак. Даже наоборот. В моем мире гораздо лучше, когда тебя никто не замечает. А когда кто-то мое имя выкрикивает, у меня все внутри холодеет. И возникает желание бежать в другую сторону. Да побыстрее.
Но я все-таки пригляделась к незнакомке и, кажется, узнала в ней маму Тони.
Дело в том, что я в окошко подглядывала, когда мама Тони подъехала к дому. Просто услышала звук мотора и жутко испугалась. Карл вроде никак не мог найти нас в Мохаве, а я все равно испугалась. Вот и выглянула в окошко. Очень осторожно.
Конечно, я ее тогда почти не рассмотрела, но что-то в женщине, которая меня звала, показалось мне знакомым. Ну я и решила, что это мама Тони. Только поэтому я отозвалась.
Она подошла и посмотрела мне прямо в глаза. Попробовала, во всяком случае.
Я-то ведь не умею смотреть людям в глаза — сразу отвожу. Помню, на Хэллоуин, еще маленькой, ходила по квартирам своего дома — мы с ребятами угощение собирали. Я в костюме Дракулы была, так что меня невозможно было узнать, но, как только дверь открывалась, мне сразу говорили: «Здравствуй, Мария!» В конце концов я спросила, как они меня узнают. И мне ответили — по взгляду. Дескать, я его как-то по-особенному вниз и в сторону увожу.
Ой, извините, отвлеклась.
— Поехали, — сказала женщина.
— Я не могу. Надо забрать Си Джея.
— Знаю. Вот и поехали.
Она подняла мой рюкзак, повернулась и пошла. Я пошла следом, ничегошеньки не понимая.
Рюкзак она закинула на заднее сиденье новенькой и очень красивой, хоть и небольшой спортивной машины.
— Погодите! Мы что, поедем в Нью-Йорк за Си Джеем на вашей машине?
— Точно!
— Но у меня же билет на автобус. Стелла — это моя сестра — купила мне билет до Нью-Йорка.
— Вот и отлично. Сдай его. Лишний доллар в дороге не помешает. На еду, на бензин.
Мне с незнакомыми людьми трудно разговаривать. Не легче, чем прямо в глаза им смотреть. Такой характер, и ничего тут не поделаешь. Поэтому мы миль двадцать проехали, прежде чем я рот раскрыла. А может, и все тридцать.
— Извините. Вы не объясните еще раз, почему вы поехали со мной?
На самом деле она мне пока ничего не объясняла, но, когда говоришь с незнакомым человеком, лучше идти окольным путем, а не задавать вопросы в лоб.
— Потому что двоих человек убить гораздо труднее, чем одного.
— Значит, вы поняли, что Карл и правда очень опасен.
— О да.
Еще несколько миль мы молчали.
— Но вы ведь совсем меня не знаете. Какой смысл?..
Мама Тони ответила не сразу.
— А ты представь, что я это делаю не для незнакомой девочки… а в основном для себя самой. Это нужно мне, Мария. Как тебе такой смысл?
От Калифорнии до Нью-Йорка путь неблизкий. Я решила, что мне хватит времени подумать над ее словами. Хотя, если честно, кое-что я уже и так поняла.
В следующий раз она обратилась ко мне на Сороковом шоссе, где разрешается мчаться ну просто с жуткой скоростью. Мы были недалеко от Кингмана, в штате Аризона.
— Мария, ты машину водишь?
— Ой, нет! Даже не пробовала никогда.
Снова молчание. Может, она просто так спросила, для поддержания разговора? Да нет, вряд ли. Мы ж вообще не разговаривали — так что и поддерживать нечего. Надо бы ей объяснить.
— Понимаете, я в большом городе выросла и все такое… У нас и машины не было.
— Ясно.
— Простите…
За что я извинялась, спросите? Сама не знаю. Но я постоянно извиняюсь, вроде как заранее, если что не так сделаю.
— Не страшно. Если б ты тоже водила, быстрее добрались бы, только и всего. А так — придется останавливаться. Мне надо хоть немножко спать. Я надеялась сэкономить на мотелях: пока ты ведешь, я сплю на заднем сиденье, и наоборот. Ладно, ничего. Подумаешь, капельку превышу лимит по кредитке. Дорожные мотели обычно дешевые. Нью-Йорк меня гораздо больше тревожит. Там все так дорого.
— Мы можем остановиться у моей сестры Стеллы.
— Правда? А вот это хорошая новость. Тогда все о’кей.
Кингман далеко позади остался, когда я осмелилась сказать:
— Миссис… Мандт?.. Хотя у вас, наверное, другая фамилия?
— Конечно.
— А как вас зовут?
— Селия.
— Нет… В смысле… Как мне вас называть?
— Селия.
— По-моему, это как-то… невежливо.
— Было бы невежливо, если бы я сама не предложила. Так о чем ты хотела меня спросить?
— Ах да. — Я уж и забыла. — А вы что, дали бы мне вести свою машину?
— Разумеется. Если бы у тебя были права.
— Ничего себе!
Мы молчали всю Аризону.
Селия запросто может в дальнобойщики податься. Представляете — мы неслись без остановки аж до Нью-Мексико! Только в Гэллапе она решила, что ей пора вздремнуть.
Прежде чем устроиться в мотеле на ночь, нам пришлось найти магазин, чтобы купить для Селии зубную щетку, белье сменное и все такое. Видно, она очень торопилась за мной, вообще ничего с собой не взяла.
Пока мы выискивали мотель, я разглядывала профиль Селии. Сама не пойму, что это мне вздумалось. В окно, наверное, устала смотреть. А еще — в темноте человек не замечает, что вы его рассматриваете. Правда, и я видела-то Селию, только когда мы мимо очередного уличного фонаря проезжали.
Волосы она заплела в небрежную такую, не тугую косу, хотя я заметила много седины. Честно говоря, никогда не видела, чтобы кто-нибудь заплетал в косу почти совсем седые волосы. Обычно косы девочки носят, верно? А из уголка глаза, который мне был виден, разбегались тонкие морщинки.
Я думала, что незаметно разглядываю. А она как-то почувствовала. И спросила:
— Что?
От усталости я не стала ничего сочинять, а сказала правду.
— Просто… пыталась представить, какой бы была моя мама. Если бы она не умерла. Я ее молодой помню, а сейчас она была бы намного старше. Вот я и подумала: интересно, как бы она выглядела?