а я голодный» – и вынул из наволочки пакет с сосисками и булочками. Ли просиял: «Давно бы так!»
Взяв тонкую ветку, я заострил ее ножом с одного конца. Ли и Роджер последовали моему примеру, и вскоре мы уже жарили хот-доги над огнем. Скелет смотрел на все это и облизывался. Я вынул сосиску из пакета и протянул ему. Скелет проглотил ее за два укуса.
– Он до сих пор ведет себя так, будто голодает, – сказал Ли.
– Если бы ты мог съесть что угодно за два укуса, – заявил я, – ты бы тоже так и сделал.
– Кто сказал, что я не могу?
Так мы устроили соревнование, кто быстрее проглотит свой хот-дог. Выяснилось, что Ли был прав. Он в самом деле справился с помощью всего двух укусов.
Наевшись хот-догов и жареной картошки и напившись кока-колы, мы уселись поудобнее и стали любоваться закатом. В прибрежных городах почти не бывает сумерек. Солнце садится над водой, закат ничто не закрывает. Всего минут за десять небо из светлого становится темным, и лишь слабое красное свечение вдоль западного горизонта показывает, что здесь было солнце. Спустя еще несколько минут исчезает и это свечение. Над нашей палаткой мгновенно стало так темно, будто кто-то задвинул штору. Лишь огонь слабо мерцал. Роджер подбросил несколько веток потолще, чтобы костер не гас. Спать нам определенно не хотелось.
– Расскажи нам о старике, который живет в автобусе, – попросил Ли.
– Что рассказывать? Он старик и живет в автобусе, – буркнул я, не желая обсуждать Хэнка.
– Почему он там живет? Он что, не может позволить себе снять дом? – спросил Роджер.
– Думаю, он там живет потому, что ему нравится там жить, – ответил я. – Никогда его об этом не спрашивал.
– Правда? – изумился Ли. – Я бы первым делом об этом спросил.
– Ну это ты.
– И как там, в автобусе? – заинтересовался Роджер.
– Да просто автобус, только без сидений.
Друзья подались вперед, их глаза блестели, как будто я собирался поведать им самую увлекательную в мире историю ужасов. Глубоко вздохнув, я сказал:
– Там есть маленький стол с двумя металлическими стульями, как в столовых, раскладная кровать, небольшой шкаф, а в хвосте автобуса туалет, душ, кран и столик с чашкой вместо умывальника.
Друзья не скрывали разочарования. Было ясно, что мой рассказ их не сильно впечатлил.
– И все? – спросил Ли.
– И все, – ответил я.
– Что он за человек? – поинтересовался Роджер. Они явно не хотели закрывать эту тему, поэтому я сказал:
– Просто отличный. Он взял меня на работу, когда никто другой не хотел. Если бы не он, Скелет бы погиб.
Роджер постарался как можно тактичнее задать непростой вопрос.
– Он… ну как бы это… он не ведет себя… ну сам знаешь… странно?
Оглядываясь назад, я понимаю, что этот вопрос был вполне логичен. Я и сам сначала задумывался о возможных мотивах Хэнка. Но теперь меня расстраивало и злило, когда люди искали подвох в дружбе взрослого мужчины с мальчиком моего возраста. Он ведь был человеком, искренне желавшим мне помочь, и, может быть, лучшим из всех людей, кого я знал. Поэтому я рассердился.
– Да что ты такое говоришь? Зачем? Он просто хороший человек! Ему ничего от меня не нужно! Ничего! – Мои глаза наполнились злыми слезами, лица друзей расплывались. – Он просто хороший человек! – повторил я еще раз.
– Ладно тебе, не злись, – попытался успокоить меня Роджер. – Я просто спросил, потому что…
Он внезапно осекся, но я понял, что он хотел сказать больше, чем смог. Я внимательно посмотрел на него.
– Ну и почему же?
– Да так, ничего. Забудь, – отмахнулся Роджер.
– Нет уж, не забуду. Ты хотел сказать что-то еще. Вот и говори.
Мое раздражение нарастало, и вот я уже был готов наброситься на Роджера с кулаками.
– Ладно, ладно, я тебе скажу, только не злись. – Роджер взглянул на Ли, ища поддержки, и я осознал, что Ли уже в курсе того, о чем он собирается говорить. Он молчал, и я спросил, опасаясь, что он скроет от меня правду:
– Ну?
– В общем, пошел я как-то в «Грейсонс». Мама отправила меня за хлебом и всякой такой ерундой, и, ну… я услышал разговор миссис Полк и миссис Грейсон.
Миссис Полк была секретаршей нашей школы и одной из главных сплетниц Дентона. В школе не могло случиться ничего, о чем общественность не узнала бы в течение часа. Да это еще что! Обычно за столь краткое время новости уже бывали раздуты до такой степени, что и правдой-то быть переставали.
– Давай дальше, – велел я.
– Ну, в общем, они говорили о тебе и том старикане.
– Хэнке, – поправил я, предпочитая, чтобы Роджер называл его по имени.
– Ну да, Хэнке.
– И что?
– Она говорила, что вы вдвоем каждое утро остаетесь наедине в автобусе.
Интересно, откуда она это узнала. Шпионила за нами, что ли?
– И что? – прошипел я. Я и сам догадался, но мне нужно было услышать от Роджера ее слова. Нужно было, чтобы он повторил эту ложь, как будто, вновь прозвучав, она угасла бы, как эхо.
– Она же не сказала, что вы там что-нибудь такое делаете. Она просто предположила, что такое может быть.
– И согласись, странно, что старый тип набивается к тебе в друзья, – добавил Ли, хотя он это уже говорил.
– Я вам скажу, что странно, – отрезал я. – Странно, что старая ведьма миссис Полк распускает сплетни, потому что ей нечем больше заняться, а мои лучшие друзья думают, что она права.
– Мы так не думаем, – возразил Роджер.
– Тогда зачем ты меня спросил?
Он явно ожидал услышать этот вопрос.
– Мне нужно было, чтобы ты подтвердил то, что я и так знаю.
Я перевел взгляд с него на Ли и обратно. Вид у обоих был испуганный, как будто я в самом деле рассказал им историю ужасов. Дети часто верят в призраков, гоблинов и злых монстров. Но лишь повзрослев, мы понимаем, что они существуют на самом деле, только выглядят совсем иначе, чем написано в детских книжках. За нами охотятся призраки прошлого, а гоблины и монстры могут встретиться нам даже в продуктовом магазине.
– Он просто мне помогает, – сказал я почти шепотом и наконец признался: – Он мне ближе, чем родной отец.
Я покормил Скелета и полез в палатку, дав друзьям время обдумать мои слова и решить, верить им или не верить. Спустя полчаса Ли и Роджер тоже влезли в палатку и молча забрались в спальные мешки. Вскоре сон сморил меня. Я успел подумать, что на сегодня неприятности закончились, но я ошибался.
8
Меня разбудил лай. Скелет редко лаял, и обычно звуки, которые он издавал, были мягкими, приглушенными, будто он пытался со мной заговорить. Но этот грохот был совсем на разговор не похож. Скелета что-то привело в ярость. Я не знал, сколько сейчас времени, но было очень темно, потому что наш костер погас.
Я оставил Скелета у палатки, веря, что он спокойно просидит там до утра, но его лай раздавался на десять ярдов вокруг. Что могло его так встревожить?
– Что с твоей собакой? – с нескрываемым раздражением спросил Ли.
– Не знаю, – ответил я. – Обычно он вообще не лает.
– Ну а сейчас разлаялся как псих, – буркнул Роджер. – Можешь его заткнуть?
– Вы уверены, что стоит? – спросил я, начиная волноваться.
– Да небось просто кролика увидел, – сказал Ли. – Да, хотим.
– Не думаю, – ответил я. – Кролики постоянно бегают у нас во дворе, и плевать он на них хотел.
– Хоть посмотри, что там, – велел Роджер, – а то мы так никогда не уснем.
Ли включил фонарь на батарейках. В этот момент из темноты раздалось рычание большой кошки. Волосы на моей шее встали дыбом. Я схватил фонарь.
– Бог ты мой, – воскликнул Ли.
– Это Сатана! – завизжал Роджер и бросился к рюкзаку за пневматом, но запутался в шнурах и ремнях. Я видел, как дрожал приклад, когда он, наконец вытянув пистолет, нацелил его на дверной проем, будто ждал, что Сатана вот-вот сюда вломится.
Рычание стало диким – судя по всему, Скелет и Сатана начали драться. Меня затошнило от страха. Я быстро подполз к дверному проему, схватился за молнию и дернул ее по шву. Молния застряла в ткани, и пришлось с силой ее дернуть, чтобы раскрыть палатку. Наконец я выскочил из нее и, застревая ногами в песке, на четвереньках, крича, как банши, пополз туда, откуда доносились звуки.
Я вслепую шарил по земле, ища палку, которая не годилась для костра, и наконец нашел достаточно большую, чтобы как следует ударить большого дикого кота.
Как только я рванул вперед, рычание стихло, бой закончился так же быстро, как и начался. Я увидел глаза Сатаны, желтую вспышку света в темноте, которая исчезала и появлялась снова, когда он моргал.
Скелет низко зарычал, вслед за ним Сатана. Думаю, большой кот сообразил, что двое против одного – неравный бой. Он повернулся и побежал в темноту. Я не мог его видеть, но слышал, как он, спотыкаясь, пробираясь сквозь кусты, удрал.
– Святой Иисус на колеснице, – пробормотал Роджер, испугав меня. Он стоял у меня за спиной, и мне вспомнилось, что те же самые слова он произнес в ту минуту, когда впервые увидел Скелета.
– Бог ты мой! – воскликнул Ли, стоявший рядом с Роджером. В темноте я не видел их глаз, но не сомневался, что они вытаращены от ужаса.
– Думаю, теперь ни у кого не осталось вопросов, настоящий Сатана или нет, – сказал Роджер.
– Если только это не худший кошмар из всех, что мне снились, – буркнул я. – Если да, разбудите меня.
Мы стояли в ошарашенном молчании, пока наши глаза привыкали к тусклому свету. Вокруг нас оживали сверчки, полная луна приближалась к западному горизонту, давая понять, что близится рассвет, такой же внезапный, как и сумерки.
Теплый и влажный собачий язык коснулся моей руки. Я сел на корточки возле Скелета, погладил его бок. Он заскулил, и я почувствовал липкую влагу его короткой шерсти. Мои глаза мгновенно наполнились слезами от ужаса и волнения. Скелет был ранен. Его либо сильно поцарапали, либо укусили, может, и не один раз. Поняв, что случилось, я крепко обнял собаку.
По-видимому, Скелет почувствовал запах пантеры, когда она приблизилась к нашему лагерю, и двинулся на этот запах. Он залаял, когда Сатана подошел слишком близко, и ради меня и моих друзей ввязался в драку, которая могла его убить. Все еще могла его убить. Если бы меня там не было, Сатана наверняка выиграл бы бой. Скелет был все еще слишком слаб, чтобы соперничать с пантерой. Даже здоровым он не смог бы победить Сатану. Знал ли он, что рискует своей жизнью ради меня? Видимо, это было неважно. Я спас его от голода, он спас меня от Сатаны, а потом я в свою очередь спас его от того же Сатаны. Значило ли это, что он все еще должен был мне жизнь? Я не знал, но знал, что если в ближайшее время не отнесу его к ветеринару, он погибнет.