– Я так понимаю, это займет пару часов, и если хотите, я и кабинет ваш готов убирать, – предложил я.
– Нет уж, даже не думай шариться в моем кабинете, – буркнул он, по-прежнему сомневаясь в моих мотивах. – Пара баксов в день пойдет?
– Может, четыре? – Я знал, что за этим последует предложение повысить оплату, а если не последует, я соглашусь и на два. За неделю выйдет десять долларов, если я буду нужен ему и в субботу – двенадцать.
Он попался на мою удочку.
– Три, – сказал он, – и ни пенни больше.
Я улыбнулся и протянул ему руку. С минуту он смотрел на нее так, будто не понимал, что это такое, потом пожал. По моим ощущениям это было все равно что держать в руке дохлую рыбу.
– В понедельник в девять, – отрезал он. – Бар открывается в одиннадцать, так что двух часов на уборку тебе должно хватить.
– Спасибо, сэр. Вы не пожалеете.
– Уж постарайся, а иначе твой папаша окажется на улице вслед за тобой.
– Мой папа тут вообще ни при чем, – начал я, но тут же подумал, что это не стоит усилий.
– Ага-ага. И дверь за собой закрой.
Когда я уже вышел, он крикнул мне вслед:
– И не опаздывай. Ты опоздал – ты уволен. Вопросы не задаются, объяснения не принимаются.
Я побрел в бар. Отец чистил устриц ребятам, которые попросили еще пива. Хэнк по-прежнему сидел на том же месте. Его стакан был полон, значит, он пил уже второй, и я задумался, не для того ли он тут сидит, чтобы выяснить, чем кончился мой разговор с мистером Кирби. Я кивнул ему и сел возле барной стойки.
– Успешно? – спросил отец.
– Получил работу, – ответил я. – Должен быть здесь в понедельник к девяти.
– Смотри не облажайся. – Он умело воткнул нож в раковину устрицы и вскрыл ее. – Если облажаешься, то и я лишусь работы.
Он хорошо знал своего начальника. Может быть, это не пришло ему в голову, когда он отправил меня к мистеру Кирби, но пока я был там, явно пришло.
Хэнк посмотрел на меня и сказал:
– Поздравляю, сынок. За это стоит выпить колы.
– Да ладно вам, – отмахнулся я.
– Я настаиваю.
После этих слов Хэнк повернулся к папе, закончившему чистить устрицы:
– Повар, холодную колу этому джентльмену! За мой счет.
В этот момент миссис Полк подошла к барной стойке, желая оплатить чек, и, прокрадываясь мимо Хэнка, казалось, прижалась к стене между нами.
– Ведешь себя так, будто совсем его не знаешь, – сказала она Хэнку.
– Ну, немного знаю, – ответил он. – Судя по всему, это сын Повара.
Я не видел выражения лица миссис Полк, но видел реакцию Хэнка на это выражение. Следующим утром он сказал мне за чашкой кофе, что ее глаза будто говорили «Ну-ну, конечно». Само собой, я понимал почему. А Хэнк мог и не понимать – я ведь не передал ему слова Роджера о том, какие сплетни миссис Полк о нас распускает. Когда он рассказал мне, как она на него посмотрела, я понял, что Хэнк зря сделал вид, будто мы незнакомы. Это лишь усугубило ее подозрения, а я по-прежнему стыдился заговорить с Хэнком о сплетнях, и значит, ее взгляд так и оставался для него загадкой.
– По крайней мере, теперь я кое-что понимаю, – сказала она, заплатив и направившись к двери. Я понятия не имел, что она хотела этим сказать.
Я взял колу и выпил так, как взрослые пьют пиво – медленно, размышляя о своих проблемах. Я не знал, чего ожидать от миссис Полк, но если считать ее, Томми с его бандой и офицера Дагвуда Хикса, в Дентоне у меня уже было достаточно врагов.
11
На следующий день, в пятницу, я, как обычно, по дороге к миссис Доусон заглянул к Хэнку. Он все еще оставался в недоумении от странной реакции миссис Полк, а я по-прежнему был не в силах рассказать ему обо всем, что знаю. Меня бесили слухи, которые она распускала, но я не придавал им значения – подумаешь, сплетни, которым не поверит никто в здравом уме. Может, она так просто пыталась привлечь к себе внимание.
– Ты точно не знаешь, почему она думает, будто мы хорошо знакомы? – спросил он.
– Да она просто была пьяная, – сказал я. – Может, все дело в этом?
Правда буквально рвалась у меня наружу, как рвота, но я сдержался.
– Может, – ответил Хэнк, но не особенно уверенно. Зато я придумал вопрос, позволивший уйти от темы.
– Хэнк?
Он отхлебнул кофе.
– Хмм?
– Почему все считают моих родителей местными пьяницами, хотя миссис Полк пьет ненамного меньше?
– Хороший вопрос, – задумчиво произнес он и подул на кофе, чтобы его остудить.
– Ну а какой ответ? – настаивал я, не собираясь отставать от него так легко.
– По правде сказать, ответа у меня нет, хотя я уверен, что не все считают твоих родителей местными пьяницами, как ты говоришь. Но в одном ты прав. Миссис Полк пьет не меньше. Однако пьяницей ее не называют, потому что у нее приличная работа… хотя и у твоего отца, в общем, тоже.
– Может быть, на него смотрят сверху вниз из-за того, что он работает в баре?
Хэнк пожал плечами.
– Кто знает? Логичнее было бы, наоборот, предъявлять более высокие требования к тому, кто работает не в баре, а в школе. Но лично я не считаю, что у нас только один или два местных пьяницы. На эту роль слишком много кандидатов.
Я и сам хотел это сказать, так что понял – пора снова сменить тему.
– Вчера миссис Доусон возила меня в Уортон, – сказал я, ожидая, что он спросит почему. Он действительно спросил, и я ответил: – В педиатрическое отделение госпиталя.
– Ой.
– Она хотела показать мне детей, которым повезло намного меньше, чем мне.
Смерив меня взглядом из-за кружки, он отхлебнул еще кофе и спросил:
– И что же, показала?
– Да, – заверил я и рассказал ему о Тоби, Сюзанне и остальных.
– Зачем она так поступила? – спросил Хэнк.
Я пожал плечами, но чувствовал, что он сам знает зачем.
– Ну, в чем-то она права. Всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе, как бы ужасна ни была твоя жизнь.
– Даже если ты умираешь? – удивился я. – Как может кому-то быть хуже, чем тебе, если он живет, а ты умираешь?
Хэнк посмотрел на меня и сказал:
– Иногда тем, кто умер, повезло больше.
Мы молча допили кофе. Я знал, что он говорит о своей семье.
Я смотрел на него и думал о нем – о том, каким он был и каким стал. Когда-то он был членом самой богатой семьи в округе, а теперь его считали отбросом общества, потому что он жил в сломанном школьном автобусе. И Серебряная звезда за героизм больше не играла никакой роли.
Я смотрел на него и спрашивал себя – расскажет ли он мне когда-нибудь о своей семье и своем прошлом? Если я смогу сам выпытать у него эту информацию, у меня появится возможность больше не скрывать от него наш разговор с миссис Доусон. Я боялся ляпнуть что-нибудь, не подумав, и выдать себя.
– Хэнк?
– Хмм? – Он вновь отхлебнул кофе.
– Кто та женщина на фотографиях?
Он с раздражением посмотрел на меня и ничего не ответил. Но я продолжал давить.
– И двое детей. Мальчик и девочка. Кто они?
Он прокашлялся, сделал еще глоток.
– Люди, которых я когда-то знал.
– Не ваши жена и дети?
Он настороженно посмотрел на меня, видимо, недоумевая, как я пришел к такому выводу.
– С кем ты говорил? – спросил он.
– Да нет, ни с кем, – соврал я. – Просто подумал – это ведь старые фотографии, и, наверное, люди на них много для вас значат. Иначе зачем вешать их на стену?
Помолчав немного, он ответил:
– Как я уже сказал, это просто люди, которых я когда-то знал.
После этих слов он вновь занялся кофе.
Надо отдать ему должное – он мне не соврал. По большому счету, он сказал мне правду, лишь скрыл самое главное. Как я в случае с миссис Полк.
Внезапно он поднялся и отставил кружку в сторону.
– Тебе не пора на работу?
– Пора, – ответил я и тоже поднялся, хотя и не допил кофе. Больше мне не хотелось.
По пути к миссис Доусон я думал о прошедших двадцати четырех часах. Всего за несколько недель жизнь стала гораздо сложнее. Интересно, значило ли это, что я становлюсь взрослым, как того хотела миссис Доусон? Если да, то взрослеть оказалось совсем не так замечательно, как я ожидал.
С миссис Доусон мы в тот день почти не говорили. Я был не в духе, а она – слишком поглощена предстоящей поездкой. Я в жизни никуда не ездил, поэтому мне казалось, тут ничего сложного – собери одежду и зубную щетку, и готово. Но каждый раз, входя в дом, я слышал, как она спрашивает совета у Йоги.
– Как думаешь, взять голубое платье или желтое?
Однажды я рассказал Хэнку о том, как она разговаривает с собакой – как с человеком, совсем не так, как общаются с животными большинство людей. Хэнк ответил, что пока я не слышу ответов Йоги, все в порядке, а потом рассмеялся и добавил, что миссис Доусон всегда была не такой, как все.
Часа в три дня она наконец вышла во двор, где я копался в огороде.
– Я уезжаю. Буду на месте примерно часов через пять, смотря какое движение.
– Хорошо, – сказал я. – Приятного общения с сестрой.
– Спасибо, – ответила она. – И, Джек…
– Да, мэм?
– Если на этой неделе созреют какие-нибудь овощи, можешь забрать себе. Ни к чему им гнить на жаре.
– Спасибо, – сказал я, думая, как объясню родителям, где взял свежие овощи прямо с грядки, но потом осознал, что им наплевать.
– Тебе спасибо, что присмотришь за домом.
Она немного помолчала, будто хотела сказать что-то еще, и наконец спросила, общался ли я сегодня с Хэнком.
– Да, мэм.
– Надеюсь, ты не говорил о том, что мы с тобой обсуждали?
Я прокрутил в голове свои вопросы по поводу фотографий и решил, что задать их – не совсем то, что выложить Хэнку всю правду. Поэтому я сказал:
– Нет, мэм.
– Постарайся держать себя в руках. Даже если ты скажешь, что тебе рассказал кто-нибудь другой, он не поверит. Никто в Дентоне об этом не говорит. Никто.
– Почему?
– Потому что Дэвид Морланд хотел, чтобы все замолчали, и все замолчали. В конце концов, он ведь был виновен в непредумышленном убийстве и пьяном вождении, поэтому ему важно было позаботиться о том, чтобы эту тему больше не обсуждали. Он мог отправиться в тюрьму и, скорее всего, должен был бы отправиться. Не знаю, сколько ему стоило откупиться, но уверена, что немало. Теперь никто не вспоминает этот эпизод.