Она рассмеялась – будто зазвенели ветряные колокольчики.
– А ты правда так считаешь? – внезапно поинтересовался я.
– Я всегда говорю то, что имею в виду, и имею в виду то, что говорю, – сказала она. – Мне кажется, это одно и то же, и неважно, как думает Мартовский заяц и все остальные.
Я узнал отсылку к «Алисе в стране чудес», но не читал эту книгу, а глупым показаться не хотел, так что просто рассмеялся, как будто все понял.
– Можно спросить тебя кое о чем? – попросил я.
– Спрашивай.
– Сестра Бертон сказала, ты всегда говоришь то, что у тебя на уме, и я хотел спросить об этом.
– Что спросить? – уточнила она и с любопытством посмотрела на меня.
– Почему ты такая? Люди ведь обычно говорят совсем не то, что думают.
– Несколько месяцев назад я узнала, что проживу не очень много, и если я хочу что-то кому-то сказать, нужно сделать это как можно раньше, потому что неизвестно, будет ли у меня еще возможность.
– Ой.
– Не то чтобы мне не говорили, что я умру раньше, чем все остальные. Просто я, ну… я наконец осознала, что это значит.
– Понимаю, – сказал я, хотя не совсем понял.
– Так что если я хочу что-то кому-то сказать, я говорю. Необязательно гадости. Хорошее тоже. Я ведь не хочу, чтобы последним, что обо мне запомнят, были мои гадкие слова. Но и хорошие бывают разными.
– Угу, – пробормотал я, потому что не знал, что мне еще сказать.
– Сними перчатки и надень новые. Они лежат там, – сказала она и махнула в сторону стола у окна, где стояла коробка с хирургическими перчатками. Я послушался и сразу сделал это. Затем Сюзанна попросила дать перчатки и ей. Надев их, она протянула мне руку. Мне стало ясно – она хочет, чтобы я взял ее за руку. Сильно волнуясь, я сжал ее ладонь и поразился тому, какая она теплая. Сюзанна улыбнулась.
– Я никогда ни с кем не встречалась, но если бы могла, хотела бы встречаться с тобой.
Я, конечно, не ожидал такой откровенности, но улыбнулся. Глядя на нее, я понял, что ошибся, решив, что она не может быть красивой, будучи такой бледной и больной.
Следующие десять минут мы держались за руки и говорили о чем-то, чего я уже не помню. За эти десять минут я влюбился и она, возможно, тоже. Я никогда этого не узнал. Не исключено, что она сама была слишком смущена, чтобы остаться верной своему принципу и признаться почти незнакомому человеку в любви. А может, сразу понимала, что это не любовь, лишь первая симпатия. В любом случае это были ее и мои первые отношения, пусть даже они и продлились всего десять минут. Мне нравится думать, что в тот день я подарил ей немного счастья. Подарил то, чего, как она думала, у нее не будет никогда, а она подарила мне то, чего, на мой взгляд, я не заслуживал.
Когда я вышел из палаты Сюзанны, у поста медсестры меня ждал Хэнк. Он разговаривал с медработницами и с донором, который пришел сдавать кровь. Увидев меня, Хэнк сказал:
– Думаю, нам пора идти.
Мы ушли после того, как со всеми попрощались. Когда мы брели к машине, он спросил:
– Так, значит, я твой дедушка?
– Мне не хотелось пускаться в объяснения, и я решил, так будет проще.
– Хорошо, только не привыкай врать.
– Вы им рассказали, что вы не мой дедушка?
– Просто удивился, когда они сказали: «Вы, наверное, дедушка Джека? Он говорил, вы его сюда привезли». Но подыграл, чтобы не ставить тебя в неловкое положение.
– Ну спасибо.
В Дентон мы возвращались молча, каждый думал о своем. Отчасти мне хотелось вновь навестить ребят, а отчасти не хотелось. Я решил, что вернусь, если выпадет возможность.
Сложилось так, что я никогда больше не видел ни Тоби, ни Сюзанну. Последующие события слишком сильно изменили мою жизнь. Когда я вновь смог заглянуть в больницу, их там уже не было. Я спросил медсестру Бертон, живы ли они, но она сказала, что не может нарушать закон о конфиденциальности. Я до сих пор надеюсь, что они вспоминали обо мне, и знаю, что сам всегда буду помнить их. И надеюсь, что Сюзанна узнала о моих чувствах, пусть даже я не мог, как она, говорить то, что имею в виду, и иметь в виду то, что говорю. Из всех людей, которых я встречал, она была единственной, кому хватило на это смелости.
12
На следующий день, придя на кофе к Хэнку, я взял с собой Скелета, который уже достаточно окреп, чтобы ходить со мной на прогулки. Силы к нему вернулись, и он весил практически как нормальная собака его размера и возраста.
– Скелет! – воскликнул Хэнк, когда мы вошли в его автобус, желая угоститься кофе и чем-нибудь, что он припас для собак. Скелет обнюхал Хэнка, повилял хвостом, позволил почесать себя за ушами и свернулся у моих ног. Хэнк дал ему остатки сосиски, и Скелет с радостью их проглотил.
Потом Хэнк спросил, не хочу ли я поохотиться на Сатану. Я ответил, что не против, он взял свое ружье шестнадцатого калибра, и мы отправились искать пантеру. Вскоре выяснилось, что он не столько хочет охотиться на дикого кота, сколько прогуляться и поболтать со мной, а заодно дать Скелету немного физической нагрузки.
– Ты хотел узнать насчет тех фотографий, – вдруг сказал он. По тону его голоса было понятно, что это не вопрос, а утверждение.
– Да, – ответил я.
– Наверное, ты решил, что я не хочу тебе рассказывать, но я собираюсь, потому что… ну, потому что ты заслуживаешь знать, кто они такие.
– Ваши жена и дети? – спросил я, желая его подтолкнуть. Хэнк покрутил в руках дробовик, будто внутри лежали ответы, которые он хотел найти.
– Да, именно так, хотя ты, судя по всему, уже это и сам знаешь.
– Что с ними случилось? – спросил я.
– Погибли, – произнес он и замолчал, а я подождал, не скажет ли он что-нибудь еще. Ничего такого не последовало, и я спросил:
– Как они погибли?
– В аварии. За несколько секунд потерял их всех.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Мне тоже. И прости, что в пятницу я тебя выставил. Как я уже говорил, ты заслуживаешь лучшего.
– Все нормально.
Подумав, я решил признаться ему кое в чем.
– Мой друг сказал мне, что вы Морланд.
Хэнк, нахмурившись, смерил меня взглядом.
– Кто?
– Да просто друг. – Это была правда, но я решил еще и немного приврать. – Он говорит, что узнал от отца.
Несколько минут Хэнк смотрел в землю, прежде чем перевести взгляд на меня.
– Да. Я отказался от его фамилии по личным причинам.
– Значит, вы – средний сын? Тот, кого считали погибшим?
– Да, и тот, кем я тогда был, погиб, так что они не врут. – Он обвел глазами заросли кустарника, словно в поисках утешения или лучшего ответа. – Вот и все, что я могу тебе сказать.
Мы проходили мимо ручья Хэлмера. Строго говоря, это был не ручей, а канал, вырытый в низине Дюн Пантеры задолго до моего рождения. До сих пор не знаю, зачем его там вырыли, но, наверное, на то были причины. Через него проходил дощатый мост.
Я стер со лба пот. День уже сейчас был чересчур жарким. Я слышал прогноз погоды, и он обещал тридцать восемь градусов. Судя по всему, к этому и приближалось. Вода, блестящая на солнце, манила искупаться. Скелета она манила тоже, и он нырнул, отдуваясь, переплыл на другую сторону канала, а потом повернулся и рванул обратно. Казалось, он улыбается. Я был приятно изумлен, что трехногая собака может по-настоящему плавать, а не мечется из стороны в сторону.
– Вы не против, если я тоже поплаваю? – спросил я.
– Да ради Бога, – ответил Хэнк.
Я стянул ботинки и рубашку, хотел прыгнуть в воду, но передумал. Мне не хотелось целый день ходить в мокрых джинсовых шортах, а сохли бы они час, а то и два. На палящем солнце это было бы ужасно.
– Вы не против, если я искупаюсь нагишом?
Хэнк, видимо, ожидавший такого вопроса, пожал плечами и повторил:
– Да ради Бога.
Я стянул шорты и трусы. Хэнка это, судя по всему, ничуть не беспокоило – должно быть, в жизни он повидал немало голых мальчишек. К тому же я полностью ему доверял. Он заслуживал моего доверия не меньше, чем я – того, чтобы узнать его историю.
Я плюхнулся в воду, подняв тучу брызг, и поплескался немного, отдыхая от палящего солнца, мучившего меня еще несколько секунд назад. Скелет плавал вокруг меня, видимо, желая поиграть в какие-то собачьи салки.
Освежившись в канале, я выбрался на берег и быстро оделся. Я не привык разгуливать нагишом, и ощущение было странное. Хэнк молчал.
– Простите, если вас смутил, – сказал я.
– Да нет, я просто завидую. И сам был бы не прочь окунуться.
– Так давайте, – предложил я.
– Ты молодой, – ответил он, – а я старый. Тут есть разница.
С этим нельзя было не согласиться. Как я уже говорил, он наверняка повидал много голых мальчишек, но я никогда не видел обнаженного мужчины. Мне даже подумалось – хорошо, что он не принял мое предложение.
Пока мы продолжали нашу беззаботную охоту на Сатану, я пытался узнать у Хэнка еще какие-нибудь подробности насчет аварии, но он наотрез отказался ими делиться, сказав, что это лишь детали и они не имеют значения. Важно лишь то, что его семья погибла.
Наверное, решил я, он никогда не скажет мне, что виноват его отец, поэтому лучше оставить эту тему. Дэвиду Морланду было уже за восемьдесят. Может быть, когда он умрет, Хэнк расскажет свой секрет? Хорошо, что сейчас он поделился хоть чем-то.
Когда мы оставили нашу охоту, мы, как и собирались, вернулись в автобус Хэнка. Он пригласил меня на обед, и я согласился. Скелету достались остатки еды из холодильника Джерри Морланда, куда мы полезли за ветчиной и сыром для сэндвичей. Там же нашлись две бутылки кока-колы, и мы запили ими сэндвичи. Пузырьки шипучей газировки приятно щекотали горло. После обеда я ушел, пообещав заглянуть в понедельник утром, по дороге к «Кирби».
Утром я проснулся рано, помня слова мистера Кирби об опозданиях. Мне не хотелось лишиться работы в первый же день. Я накормил Скелета и помчался в бар, сильно нервничая.
Когда я вошел, мистер Кирби стоял за стойкой и считал инвентарь. Взглянув на меня, он пролаял: