Он вообще хотел бы яркой новой простоты и понятности.
Четыреста метров над Невой, стеклянный лифт, вау, круто – да плевать он хотел на скрытую новую символику, и на явную старую символику, он просто клюет на яркий посул, – как ребенок, садящийся в машину к незнакомому дяде, клюет на ценность обещанного ему в неограниченном количестве мороженого.
Русские не одна такая детская нация на земле. Скажем, китайцы сегодня те же дети: их история была обнулена Мао и хунвейбинами. Прочите роман Го Сяолу «Краткий китайско-английский словарь любовников». Роман, написанный от лица студентки-китаянки, приехавшей учиться в Лондон, использует старый трюк: он пишется вначале простейшими фразами, какими иностранец выражает на чужом языке свои мысли. Постепенно все усложняется. У героини заводится любовник, кого она поначалу не понимает: он не ценит ни работу, ни деньги, он любит старые вещи, – о господи, как странно, в Китае так мало денег и так много бедных, и все мечтают о новых вещах! Но глава за главой все меняется, причем настолько, что, вернувшись в Китай, героиня уже не понимает компатриотов.
Я вот тоже среди петербуржцев – как вернувшаяся героиня Го Сяолу.
Я понимаю, что Питер, эту чудом сложившуюся драгоценную игрушку уничтожает никакая ни Валентина Матвиенко и даже не нынешний русский царь.
Петербург ломают – и сломают – нынешние петербуржцы.
Как нынешние москвичи сломали Москву, в своем наивном детском желании предпочтя пластмассовую новизну офиса сложносочиненности старого дома.
Я не знаю, что тут делать.
То ли, плюнув в сердцах, продавать квартиру в Питере и покупать во Франции. То ли записаться на курсы пилотов «боинга». То ли ждать, что Шаров с Боярским повзрослеют.
Пока вот хожу на безнадежные митинги.
Ну, на идею о том, что все митинги в России в наше время «безнадежны», теперь смотришь по-другому. В конечном итоге публично выражаемое недовольство привело к тому, что башню газоскреба на Охте строить не будут, а будут подальше от центра, на Лахте (хотя все эти причитания, охты-лахты, в данном случае не столько лукавы, сколько глумливы). А скорее всего, в конечном итоге ее так и не построят. Кризис грянет или революция, нефть подешевеет или бюджет разворуют, царь сменится или интрига со сменой фигур при дворе произойдет – ох ты, ах ты, да если хоть одно из перечисленного случится, не вырастет ничего!
Кстати, внутренний смысл вырастающего из ровного места небоскреба лучше других разъяснил Иосиф Бродский. Есть у него в одном из сонетов Марии Стюарт дивные строфы – правда, не про «Газпром», а про ту самую башню Монпарнас, но разницы никакой, достаточно мысленно подменить топонимы:
Париж не изменился. Пляс де Вож
по-прежнему, скажу тебе, квадратна.
Река не потекла еще обратно.
Бульвар Распай по-прежнему пригож.
Из нового – концерты за бесплатно
и башня, чтоб почувствовать – ты вошь.
#Россия #ВыборгСвятые и благоверные
Теги: Провинциальный чиновник и столичные ветры. – Фальшивые Александр Невский и немецкий фашизм. – Русские летописцы и российские телевизионщики.
О скандале в Выборге – там и.о. мэра Туркин попробовал отменить рыцарский турнир в местной крепости – сегодня говорят много. Но не говорят, что нам дан образчик приватизации православного мифа в личных (других не видно) целях. А миф очень даже себе приватизируется – примерно так же, как брендируется сахар или крупа.
Но для начала представьте себе, товарищи дорогие, город Выборг.
Прелестный, замечательный средневековый городок с девичьим именем Viippuri, в 120 километрах от Петербурга-Pietari, на краю российской Ойкумены. В городе – порт; за городом – погранзона; вокруг – балтийские шхеры, острова, озера; сам город – декорация для исторического фильма. Проглоченный Россией, но не вполне переваренный кусок чужой жизни, что ценила еще советская фарца, делавшая первый налет на автобус с финнами как раз на выборгском отрезке «финбана».
Выборгский район и сегодня держится в области особняком. Местный житель благостен и зажиточен, шопинг он делает в финских Иматре и Лаппеенранте. Выборгское лобби заметно в областном ленинградском правительстве на уровне вице-премьеров. Цены на землю и на квартиры в домах art nouveau сопоставимы с петербургскими. Библиотека со световыми люнетами в потолке, построенная знаменитым Алваром Аалто, – объект паломничества всего архитектурно просвещенного мира. Бабушки на Рыночной площади чисто мыты, в хорошем рабочем состоянии и говорят по-фински. А директриса музея «Выборгский замок» (впечатляющее сооружение с башней-донжоном начали строить еще в XIII веке) Светлана Абдуллина – это такой выборгский Пиотровский, если равнять не по коллекциям, а по влиянию. Реконструкция средневекового сражения с участием рыцарей-тевтонцев проводится ежегодно в июле как раз в стенах вверенного ей учреждения.
В общем, мой искренней совет любому хоть питерцу, хоть туристу: езжайте в Выборг. Прогуляетесь по единственному у нас кусочку средневековой Европы. Выберетесь и в романтический морской парк Монрепо, и на руины «анненских», то есть времен Анны Ивановны, укреплений, и в порт, и на улицу Сторожевой башни. А, может, и на фестиваль «Рыцарский замок» с упомянутым турниром. Который, полагаю, и.о. мэра Туркину запретить так же слабо, как депутату Милонову запретить братьев Чепмен в Эрмитаже.
Но к запрету нам необходимо вернуться по простой причине. Если хотите понять, в какую сторону дует ветер в стране, – смотрите не на кремлевских мастеров пускать ветры, а на поведение провинциального чиновника, искренне убежденного, что вверенная территория дана ему в повелевание.
В общем, и.о. выборгского мэра по весне направил в областное музейное агентство письмо, в котором («в связи с многочисленными жалобами и обращениями граждан» – э-э-э! Туркин! Ссылочку на многочисленные жалобы, плиз!), написал, что рыцарский турнир администрацией города «согласован не будет». А если они пройдет самовольно – материалы на устроителей отправят «для принятия мер прокурорского реагирования».
Здесь переведу дыхание. Все, кто объяснял мне пружины местной административной жизни, сходятся, в общем, на том, что чиновник Туркин преследовал мелкую корысть: убирал конкурента альтернативного фестиваля-реконструкции, проводимого дружественными ему структурами. Не знаю, не знаю. Мне мотив вообще не интересен. Важно другое: какими аргументами Туркин свой интерес обставляет. Потому как что у наивного провинциала обычно на языке – то на уме при столичном дворе.
«Тевтонский орден, – обосновывает Туркин, – исторически сложившаяся враждебная структура для Руси, с которым героически сражался Святой Благоверный Князь Александр Невский (все слова с прописных букв! – Д.Г.). В годы Второй мировой войны с символикой этого Ордена полчища немецко-фашистских захватчиков ворвались на территорию нашей Родины».
Нет, братцы – каково?! А если «полчища немецко-фашистских захватчиков» сапоги носили, теперь, что – сапоги запретить? (Я уж молчу про то, что никаких «немецко-фашистских захватчиков» в природе не существовало по той простой причине, что в Германии фашизма никогда не было, там был нацизм, фашизм же существовал в Италии. «Немецкий фашизм» – это словесный продукт сталинской пропаганды, что Туркину неплохо бы знать.)
Как Туркину неплохо бы и знать кое-что о князе Александре Ярославовиче, вошедшем в историю под именем Невского – в честь победы в якобы великой битве со шведами на реке Неве.
Есть очень большие сомнения в том, что эта битва вообще имела место быть. Скорее всего, случилась в 1240 году близ Ижоры небольшая приграничная стычка. В шведских летописях об этом вообще ни слова, а в новгородской летописи первого извода (единственном относительно достоверном источнике), говорится, например, что князю Александру противостоял вражеский воевода Спиридон (не правда ли, типично шведское имя?!) и что погибло в сей «сече великой» всего 20 русских. Правда, там же поминается «бесчисленное множество» убитых «латинян», большей частью пораженных «ангелом Божиим», – ну, так летописцы всегда приукрашивали картину в пользу своих князей, а вдобавок выпендривались перед коллегами из альтернативных летописных центров. Средневековая Русь в информационном плане вообще очень напоминала российское телевидение времен позднего Ельцина, когда НТВ работало на Гусинского, 1-й канал – на Березовского, ТВЦ – на Лужкова, а РТР – на команду Лесина. Поэтому историк, сравнивая изложение одного и того же события в летописях новгородской, рязанской и, не знаю, суздальской, может более или менее точно реконструировать реальность. Правда, позже, по мере становления централизованной московской Руси, этой летописной вольнице была свернута шея (точно так же, как она была свернута яркому и разнообразному, хотя и не всегда правдивому, российскому телевидению в начале 2000-х): вся историография стала жестко контролироваться Москвой.
Александр Невский был канонизирован русской церковью в 1547 году – в год, когда Иван Грозный объявил себя русским царем. То, что Невский во времена ордынского ига был для северной Руси ордынским эмиром и одновременно финансовым агентом, стыдливо опустили. Цитируя академика Янина, это Александр Невский «распространил татарскую власть на Новгород, который никогда не был завоеван татарами». Это святой благоверный князь обложил данью в пользу Орды Новгород и Псков, это святой благоверный князь трижды ездил в Орду, где на коленях полз меж двух костров к шатру хана, чтобы получить ярлык на княжение. Наконец, святой благоверный князь за свою жизнь не убил ни одного оккупанта-ордынца, зато убил и искалечил немало русских, подавляя с примерной жестокостью псковские и новгородские восстания против «численников», то есть присланных Ордою переписчиков.