Такова была цена выбора в пользу Востока (нейтрально относившегося к вероисповеданию оккупированных народов) против Запада (желавшего обратить русских людей в «латинскую» веру).
Сценой с Александром Невским на коленях перед ханом должен был заканчиваться и фильм Эйзенштейна, но финал, согласно легенде, вычеркнул лично Сталин, бывший и обожателем, и продолжателем дела Грозного, вырезавшим ради укрепления личной власти врагов и создававшим ради того же героев. Вот откуда у нас единый исторический иконостас, единый краткий курс ВКП(б) – и, очень боюсь, скоро будет единый учебник истории…
…Но всего этого несчастный, потому как подставившийся и ославившийся выборгский чиновник, скорее всего, просто не знал. Он ведь что почувствовал? В верхах дуют-веют ветра – патриотизм! Православие! История должна воспитывать гордость за страну!
Ну и возомнил себя флюгером на башне Святого Олафа в местном замке. И мне его даже жалко. Если Алексей Александрович Туркин пригласит меня на чай в Выборге, я непременно заеду и новгородскую летопись в подарок привезу.
И пишу я все это не для того, чтобы его лишний раз ударить. Думаю, довольно еще молодой человек и так уже сполна получил. А для того чтобы прочих чиновников предостеречь. Ребята, у вас для проведения своих интересов есть тьма инструментов. Полиция, прокуратура, налоговая инспекция, СЭС и пожарные, способные придраться к искрам из-под копыт лошадей, изображающих средневековую конницу. На худой конец, контролируемая газета, где можно тиснуть патриотический стишок за собственной подписью, чем обратить на себя благосклонное внимание…
Но не надо влезать на темную историческую лошадку, – а других лошадок в историях автократий не бывает. Взбрыкнет и сбросит. Лучше сидите спокойно и ради удовольствия изучайте: жили-были в XV веке два брата, князья Андрей и Александр Ярославовичи. Второй был западник, а первый – ордынофил…
Ах, какие просторы открываются! Какие открытия простираются!
Читать вам не перечитать.
Когда номер «Огонька» с этим очерком уже был в типографии (кстати, финской: в Финляндии российские журналы печатать обходится дешевле), я вдруг заволновался, что чересчур сильно бью по этому самому Туркину. В конце концов, мне про него ничего не было известно, кроме того, что он «молодой чиновник», сделавший единичное гадкое дело. Но ведь и я когда-то, пребывая в «молодых журналистах», тоже сделал гадкое дело, опубликовав статью про Феликса Дзержинского с заголовком «Честное имя» (хотя уже знал, сколько на этом имени крови, поскольку двухтомник «Ленин и ВЧК» был издан еще в СССР, а документы, которые в нем приводились и которые касались Дзержинского, заставляли волосы шевелиться на голове – взять хоть расстрелы заложников).
В общем, я залез в интернет и увидел, что внешне выборгский Туркин, хоть и чиновник, выглядит дитя дитем.
И мне стало стыдно.
И было стыдно дня, наверное, три, пока из Выборга не пришли отчаянные новости, касающиеся уже не рыцарского турнира, а сноса старых финских домов. В них видели аварийную опасность, но не видели ни грана исторической ценности. А Туркин во время сноса пребывал, напомню, в статусе и.о. мэра.
И жалость моя никуда не делась – Туркина мне жалко и сейчас, – но перестала быть действенной. Это значит, что имя и.о. мэра я прятать под псевдонимом не буду – пусть входит в историю под своим. В конце концов, у молодого чиновника, покуда не станет старым чиновником, еще есть возможность исправлять дурные поступки хорошими.
А пока он не исправит, мне будет куда более жаль Выборга-Viippuri.
#Россия #ПетербургКак я шел под чужими знаменами
Теги: Нацболы, ДПНИ, эсеры и лечение дисфункций. – От этих подростков, печальных и тощих, еще содрогнется Дворцовая площадь. – Развод скота по загонам.
«Фашистам в твоем любимом Питере, – сказали мне, – разрешили 1 мая марш по Невскому. Капец».
Спустя сутки я стоял под знаменами тех, чьего марша мои информаторы боялись. Я много под чьими знаменами 1 мая постоял.
Сейчас я вам расскажу про это привлекательное для фотоаппарата шествие, объединившее два десятка разномастных колонн, от нацболов из запрещенной НБП и националистов из полузапрещенного ДПНИ до владельцев сносимых гаражей и женщин из гендерных организаций с розовыми шариками в руках. Плюс едроссов, справороссов, коммунистов, профсоюзов, патриотов и обглоданного до сплюнутых косточек «Яблока».
Но вначале – дорожный пролог.
Дело в том, что я поехал в Питер из Москвы на машине. Десять с половиной часов пути, быстрее не получается, даже если гнать: узкая, дурная, на 40 % проходящая по городкам и деревням трасса давно представляет из себя 750-километровую пробку. Там есть выдающийся затор в Вышнем Волочке, где легко потерять пару часов, но заторы нынче вообще везде, где есть гаишники и светофоры. Я выехал в половине шестого утра, в шесть влетел в первую пробку у подмосковного памятника-штыка, а в два тридцать в пробке под Питером отчаянно пытался поймать новости на «Эхе Москвы», то есть «Эхе Петербурга». Но в середине часа не было новостей, их перекрывали рекламой. После приглашения вылечить эректильную дисфункцию последовало приглашение депутата Госдумы Оксаны Дмитриевой выйти на первомайский марш вместе со «Справедливой Россией». И это тоже была реклама избавления от дисфункции, только политической. Я вздохнул. Пробка выглядела безнадежной. Левую из двух полос занимала колонна ОМОНа, который подтягивали в Питер не то из Новгорода, не то из Твери. После того как во Владивостоке местные менты отказались бить местных мужиков и пришлось вызывать подмосковный спецназ, урок был усвоен. В стране, где социальные отношения, по сути, остались на уровне родоплеменных, для избивания своих нужно привлекать бойцов из другого племени.
Я позвонил Дмитриевой. Дмитриеву любят в Петербурге. Питер вот уже два года разрыт на тотальный ремонт, ведущийся в эстетике честного свинства подзаборного алкаша, которому вдруг привалило денег на реставрацию бывшей барской квартиры. И алкаш, мочась мимо унитаза, вершит ремонт так, как он это себе представляет. А Дмитриева – одна из немногих, кто об этом говорит, потому что местным говорунам рты позатыкали. Дмитриеву любят потому, что она не любит губернаторшу Матвиенко, в Питере вообще готовы любить любого, кто против Матвиенко. Это тоже, кстати, из разряда первобытности, в которую город покатился, как только губернаторов запретили выбирать (и, соответственно, не выбирают).
«А вы знаете, что на меня властям жалуются уже покойники? – отозвалась по телефону Дмитриева. – Да-да, губернатору письма с кляузами на меня подписывают умершие люди, я могу это доказать!»
Я не удивился.
Когда шваль перекраивает дворец на свой вкус и манер, покойники и впрямь должны вставать из гробов… (И здесь будет конец вступлению: слава богу, я доехал. По Питеру ветер гнал тучи пыли. Тротуаров кое-где не было, вместо них – грязь, песок и ямы с перекинутыми над ними досками. Ну и что – талибы в Афгане уничтожили статуи Будды, и мир не рухнул. Срочно в душ!)
Пронизывающим утром первого мая, когда пар шел изо рта, а в области выпал снег, я уже стоял в колонне тех, кого мои знакомые называли русскими фашистами и кто сам себя называл русскими националистами. И мирно беседовал с их лидером Семеном Пихтелевым – худым молодым человеком в модных очках, чья внешность позволила бы ему затеряться среди кембриджских выпускников. Над нами реяли монархические черно-желто-белые стяги без единой надписи, потому что писать правду («Движение против нелегальной иммиграции») было нельзя, а отличительный знак иметь было нужно. Вокруг флагов вились полсотни худых бритоголовых окраинных мальчишек, натянувших на лица медицинские маски-респираторы. Эстетика, так привлекающая режиссера Бардина-младшего и отмеченная поэтом Емелиным. Протестующая окраинная гопота, если сказать правду. Под предводительством умного парня в очках. «От этих подростков // Печальных и тощих // Еще содрогнется // Манежная площадь». Маловато их было в то утро для содрогания.
«ДПНИ не запрещено, а лишь приостановлено по решению суда, – объяснял Пихтелев, зябко натягивая перчатки. – Я получил в Смольном разрешение на демонстрацию как частное лицо, и в моей заявке указано 500 человек. – В Смольном ведь прекрасно знают, кто вы? – Конечно. – И легко разрешили? – В этом году долго не давали ответа, я допускаю, что ждали решения от Москвы. В итоге, видите, идти по Невскому разрешили всем. Мы идем под лозунгом «Слава России!» – Семен, у вас юридическое образование? – Я заканчивал муниципальное управление».
Разрешение на первомайскую демонстрацию в этом году действительно получили без малого два десятка организаций (отказали, кажется, только геям, наказав зачем-то тех, кто имел непосредственное отношение к майскому тестостерону в крови). При этом место сбора было общим: угол Невского и Лиговского. И порядок расположения и формирования того, что в былую пору называли «праздничными первомайскими колоннами», был наглядных рейтингом политических сил. Верхняя строчка – с триколорами, одинаковыми бейсболками и Путиным на флагах – это «Единая Россия». У них были даже таблички с названиями районов, организаций и учебных заведений – о господи, какая прелестная дурость в демонстрации административного ресурса! Я заметил, что едроссы заигрывали с молодыми – в колонне были роллерблейдеры, парни и девушки на ходулях, у тротуара была припаркована горстка сегвеев… За «едроссами» следовали официальные профсоюзы, и мужской голос с интонациями больного хроническим геморроем вещал: «Трехстороннее соглашение – основа профсоюзной политики! Работодатель! Соблюдай права наемного работника! Ура!». (Но тут уже требовался не проктолог, а психиатр.) По рейтингу вниз жали гашетки затянутые в черную кожу головные мотоциклисты справороссов Оксаны Дмитриевой. А в самом хвосте, глубоко на Лиговском, робко переминалась просыпанная горсточка молодых людей – все, что осталось от «Яблока» (и я мысленно послал Явлинскому привет).