«Мы, финны, – неожиданно ответил Вилле, – вообще-то должны быть благодарны Сталину. Потому что, отдавая машины и сталь СССР, мы вынуждены были индустриально развиваться, и в итоге из нации крестьян и алкоголиков мы превратились в экономически процветающую страну».
Наиновейшая история подтвердила этот довольно спорный тезис. Поток нефтедолларов не просто направил русских отдыхать за границу, но и раздул внутренние цены в России так, что выгоднее стало отдыхать, лечиться, делать шопинг не у себя, а за границей (и даже летать за границу через заграницу). Это русские деньги превратили незначительный аэропорт финской Лаппеенранты чуть ли не в международный хаб! За один только 2011 год пассажиропоток там вырос на 90,3 % (каждый второй пассажир был с паспортом РФ).
То есть, когда кончатся газ и нефть, у финнов останутся аэропорты. Ну, а у нас – воспоминания.
Тоже лучше, чем ничего.
#Финляндия #Хельсинки #Иматра #ЛаппеенрантаЭто переходит все границы
Tags: Финляндия в роли северного Кувейта. – Граница в роли нефтяной трубы. – О роли Финляндии в жизни россиян.
Я одно время был влюблен в Финляндию, и мы почти сожительствовали. Времени там проводил больше, чем у тещи на даче. А потом появились другие любови; бывает. И когда по старой памяти в Финляндию вернулся, то – с былыми возлюбленными такое порой происходит – ее не узнал.
В пограничной торговой стекляшке в Валимаа, известной русскому туристу как «Шайба», ныне работал бутик «Гламурные дети» (клянусь, прежде моя возлюбленная не знала, что такое «бутик»! Что такое «гламур»! Нет в смиренном финском словаре этих слов!). До горизонта велись скальные взрывные работы и вывозили породу самосвалы: к русской границе подползал автобан. В крошке Иматре (30 тысяч населения!), где и переход-то через границу открылся две пятилетки назад, теперь продавцы в магазинах были либо русскими, либо говорили по-русски и торговали в Иматре ныне шмотками от Calvin Klein и Diesel. Почтовые склады приграничных городков были забиты пришедшими на русские имена посылками «до востребования» с купленным на Amazon или eBay товаром. В Лаппеенранте (72 тысячи финнов и 2 тысячи русских), любовно прозванной нашими челноками «Лапой», к дополнение к старому торговому центру Iso Kristina построили еще три – но побольше и пошикарнее. В Хельсинки в любом ресторане находилось меню на русском, и – что меня добило! – информационные стенды в каком-нибудь парке Кайвопуйсто (том самом, куда «на воды» съезжалось русское дворянство во времена Николая I, запретившего ему выезд в беременную революцией Европу), – так вот, стенды были на двух языках: финском и русском, игнорируя государственный шведский и повсеместный английский. В Финляндии образца 2012 года выходило на русском языке 8 газет и журналов. А в финско-русской школе на юге Финляндии шел набор уже не с 5, а с 1 класса. А, а, а…
Мама дорогая – как, что, с чего все изменилось?!
Это не первый раз, когда финны спокойно и тихо выигрывают международный матч (пока в России кричат про поднятие с колен и про геополитику). Причем под выигрышем они разумно понимают не абсолютную победу, а извлечение максимальных преимуществ из конкретной исторической ситуации. Я насчитал таких поворотных моментов пять.
Первый – 1809 год, когда, по условиям русско-шведского мира, Финляндия перестала быть шведской, а стала русской колонией, но на лучших условиях, чем жила прежде (и на условиях куда большей свободы, чем была возможна в самой России). Великое княжество Финляндское получило автономию, парламент, финский язык в качестве государственного, спланированную на манер Петербурга столицу и даже отличную библиотеку, знаменитую «Славику», ибо Николай I велел по экземпляру всей печатной продукции, выходящей в России, отправлять в Хельсинки (кстати, сам царь выполнял для финнов роль не самодержца, а конституционного монарха). В начале XХ века северное дачное направление под Петербургом (Териоки, Куоккала) било южное «царское» и качеством жизни, и невысокими ценами; эта популярность Зеленогорска и Репино держится до сих пор. А в Финляндии до сих пор русские цари в фаворе: памятник Александру II занимает в Хельсинки почетное место на Соборной площади.
Второй момент – большевистский переворот 1917-го, когда, воспользовавшись сумбуром у соседа, Финляндия не просто получила независимость, но и, пройдя кровавую гражданскую войну (в которой победили белые), независимость отстояла. И памятник Ленину в Турку (любимое место сбора местных выпивох) украшает центр города до сих пор.
Третий – две войны середины ХХ века, «зимняя» (когда СССР напал на Финляндию и аннексировал лучшие южнокарельские земли, за что вылетел из Лиги Наций) и Вторая мировая, когда Финляндия не просто проиграла, но и выплачивала СССР огромные репарации и контрибуции, вследствие чего вынуждена была превращаться из отсталой аграрной страны в передовую индустриальную (как раз об этом говорил мне Вилле Хаапасало, чьи слова я приводил в комментарии к предыдущей главе). Да-да, даже атомные ледоколы «Таймыр» и «Вайгач» строились в Финляндии, и до сих пор главный финский экспорт – станки, а не бумага!
Четвертый – экономическая катастрофа после развала СССР, когда мы перестали закупать за валюту костюмы Tiklas и башмаки Topman: тогда каждый четвертый в Финляндии стал безработным. Но именно это заставило Финляндию стать постиндустриальным государством; сумасшедший взлет Nokia зарождался в те годы).
И, наконец, пятый поворотный момент – нынешнее освоение русских нефтяных шальных денег. И он используется Финляндией на все сто.
Александр Румянцев, российский посол в Финляндии, в своей должности уже 6 лет. Он вообще-то физик-ядерщик, в прошлом директор Курчатовского института и глава российской атомной отрасли, а в Финляндии – дуайен дипкорпуса, так что прочие послы зовут его просто «босс» (а он их между дел консультирует насчет бозона Хигса).
Так вот, когда Румянцев вручал верительные грамоты, в Финляндии проживало что-то около 30 тысяч русских. Сегодня их вдвое больше. Одних русских студентов стало 2 тысяч – тоже двукратный рост! – что легко объяснить тем, что в Финляндии учеба часто идет на английском. Высшее образование для всех, включая иностранцев, бесплатно, а местные дипломы котируются в Европе высоко. Если 6 лет назад в Финляндии самой популярной машиной был сильно подержанный (но в идеальном состоянии) «фольксваген-пассат» в кузове «сарай», красного цвета для большей безопасности зимой, – то теперь Хельсинки наводнен «ауди», «мерседесами», «БМВ», и даже «порше»-кабриолетом никого не удивить.
Связь между вторым и первым видит даже слепой, и задача российской дипмиссии еще и в том, чтобы денежные потоки шли не только из России в Финляндию. И чтобы постоянно живущие либо имеющие вид на жительство в Финляндии русские не ощущали себя чужаками. Посол Румянцев считает прорывом в российско-финских отношениях пуск между Петербургом и Хельсинки поезда «Аллегро» (2,5 часа в пути, паспорта проверяют по ходу движения и прямо в поезде выплачивают tax free). А вторым важным делом – отмену российских виз для тех иностранцев, кто прибывает в Россию паромом на срок до трех дней.
Двукратно возросший «русский поток» заставил меняться лицо России в Финляндии в самом буквальном смысле. Здание нашего посольства было построено после войны: это монстр даже не «сталинской», а какой-то нацистской архитектуры; есть легенда, что на таком облике настаивал лично глава МИДа Вышинский. Мрачного величия снаружи – максимум, а вот удобства для сотрудников и посетителей – минимум. Cейчас для дипмиссии строится новое здание – с квартирами, спортзалами, залами ожидания и комнатой пеленания младенцев… Где, кстати, не будет кондиционеров. Потому что нынешний писк финской инженерной мысли – замена сушащих воздух и устраивающих сквозняки «кондеев» на доставляемую по трубам смесь воды и ледяной крошки: эдакое центральное охлаждение. Что Румянцев, как знаток физики твердого тела и такого же хозяйствования, тут же взял на заметку, уверяя, что эта идея очень скоро доберется и до России.
Число газет и журналов, выходящих за границей на русском языке, для меня всегда есть показатель глубины русского проникновения. Когда я только начинал ездить в Финляндию, таких изданий было два: на границе турист получал газету «Северный торговый путь» плюс журнал Stop in Finland. Оба убеждали купить дешево автопокрышки, правильно оформить tax free и не бросать в лесах мусор.
Они живы и сегодня (только «Торговый путь» растолстел до полусотни страниц), но характерны другие: например, хельсинкский «Спектр» (правда, это уже старожил) или свеженародившаяся в Иматре двуязычная «Мозаика» – Mosaiikki. А вот рассчитаны новые издания не на туриста и не на «шопера», а (и это примечательно) на живущего в Финляндии русского.
Главред «Спектра» Эйлина Гусатинская окончила журфак МГУ. Жизнь ее пошвыряла по миру, вплоть до Америки, но Финляндия – это дом. Под ее окнами в пригороде Хельсинки прыгают белки и расхаживают фазаны, и даже тишайший, мирнейший хельсинский центр для нее шумноват.
– Финская проблема в отношении иммигрантов, – говорит Эйлина, – не в том, что здесь их не любят, а в том, что по отношению к ним так и не определились. В итоге ребенок каких-нибудь беженцев из Судана, который в Финляндии вырос и для которого финский язык родной, получив отличное высшее образование, воспринимается не как специалист, а как потенциальный водитель автобуса. Из Финляндии наметилась эмиграция высококлассных специалистов, и сейчас все это понимают…
Звучит для нашего уха странно, но факт: похоже, именно русские (хотя по численности иностранцев мы в Финляндии занимаем не первое, а второе место, после эстонцев: эстонский соотносится с финским примерно как рус