Оба царя – и наш, и казахский – живы, и собираются, надо думать, жить вечно.
Bonus #Азербайджан #БакуТам, где горит газ
Tags: Баку как гремучая смесь Парижа и Дубая. – Баку как столица-на-нефти. – Баку как шик, блеск и красота.
Предупреждаю. Хотя еще лет десять назад Баку, мягко говоря, не впечатлял, зато сейчас любой прилетевший сталкивается непременно:
а) с культом Гейдара Алиева: аэропорт имени Алиева, гигантский портрет Алиева из цветов на празднике цветов, дворец имени Алиева (бывший дворец «Республика»);
б) со старым городом с его улочками-закоулками (где снималась «Бриллиантовая рука» – знаменитый эпизод с «шьорт поберьи»!);
в) с принципиально другим, чем в Европе, типом толпы, особенно на окраинах: мало женщин и много громко разговаривающих, идущих в обнимку мужчин (что означает доминанту мужского братства);
г) с километрами мрамора и песчаника, в который в Баку сегодня упаковывают, как в подарочные коробки, стандартные «сталинские» и гнусно стандартные «брежневские» дома;
д) с лондонскими кэбами-такси, которые крашены в фиолетовый цвет, отчего их зовут «бадымджанами», «баклажанами»;
е) с десятирядными автобанами и строительством развязок и тоннелей, с возведением нигде в мире не виданных небоскребов (хотя иногда – виданных, поскольку в Баку есть и дубайский «парус», и половина лондонского «огурца»);
ж) с разговорами о нефти, о «соглашении века», подписанным Гейдаром Алиевым в 1990-х, в результате чего к бакинской нефти допустили иностранцев, и в Баку потекли деньги. Эти деньги стирают, как ластиком, советский Баку и отчищают досоветский.
Все это так.
Но главное – я не знаю другого города, который бы за несколько лет превратил себя в город-символ и сделал это с немецкой точностью, с восточной роскошью и, самое главное, с какой-то сладкою негой.
Сегодняшний Баку ошеломляет и влюбляет.
Баку – это южный житель, который вальяжно-лениво, как Онегин в театре, спускается к Каспийскому морю с холмов по естественному амфитеатру рельефа. Зависает в кафе и кебабных (их тут тьма), а также в заведениях с названиями Kolobok, Çudo-Peçka и Vkusnяşка, поскольку кириллица на улицах запрещена. Можно спускаться по Гоголя, можно по Бюльбюля, неважно: любой маршрут пересечется с пешеходной улицей Низами, которую все по древней привычке зовут Торговой. Там, на Торговой, прямо в небе висят гигантского размера люстры, там особняки-дворцы и фонтаны (фонтанов есть целая площадь), там прошло детство физика Ландау… Хотя, конечно, во времена Ландау не было подземных переходов с эскалаторами, а под ногами Ландау не лежал мрамор в виде морских волн, намекающих, что набережная внизу идет параллельно Торговой… И если продолжить спуск, то выйдешь к грандиозному морскому бульвару, над которым, словно нефтяная вышка, царствует парашютная вышка, – увы, ныне лишь геодезический ориентир.
Это краткий абрис, обобщающая схема, а начинать знакомство с Баку лучше всего в ночи и в стороне от сцены. Возьмите автомобиль, и – в ближний пригород. Вам нужно место, называемое Йанар Даг. Понятно, что «даг» – это «гора»: Аю-Даги, Капетдаги – слышали с детства. А «йанар» значит «горящая». И вот вы тащитесь в пробке, потому что в Баку всюду пробки, ведь плох бакинец без «мерседеса» – и за окном мелькают мелкие бесы придорожной торговли, смущающие бедноту, и висят в сетках, словно картошка, футбольные мячи, и мужчины застыли у входа (в любом углу исламского мира такого полно). И вы паркуетесь у какого-то шлагбаума, за ним какая-то, по виду, геологометеостанция. И со вздохом идете по тропе, потому что горы не предвидится. И вдруг застываете. Потому что горит склон холма. Метров в пять огненная полоса. В абсолютном мраке. В России так горит сухая трава, когда мальчишки ее поджигают. Но тут горит ярче и не трава. Тут три тысячи лет горит газ, пробивающийся из-под земли. То есть ты видишь ровно то же, что видели кочевники три тысячи лет назад (пребывая в том же ошеломлении).
Там стоят столы, ты пьешь бакинский чай, а потом бьешь каблуком в землю рядом со столом и чиркаешь зажигалкой. Земля загорается.
И ты представляешь вдруг очень отчетливо, что было тут, на Апшероне, когда вообще ничего не было. Тут лежали семь соленых озер и били семь огней. И зороастрийцы поклонялись им, и у одного огня, который лизал море (а море лизало его), стали строить странную башню, и жрецы по глиняным трубам отвели горящий газ наверх, и над кочевниками, купцами, верблюдами, молящимися и жрецами в немыслимой высоте полыхал огонь.
Как-то так начинался прото-Баку. Таинственного предназначения башня (она напоминает в разрезе грушу) называется Гыз галасы, Девичьей, – дескать, шах хотел взять в жены падчерицу, а она велела выстроить башню, и когда построили, прыгнула вниз… Тут начинается Старый город, Ичери-шехер: Бакинская крепость, постоялые дворы, бани, раскопы, ковры, мечети, бизнес на туристах, улицы шириной с бакинский помидор, нависшие деревянные балконы.
Восток.
Дело не столько тонкое, сколько полное узких мест.
Недавно писатель Акунин выпустил очередной том приключений Фандорина. Называется «Черный город»: на этот раз расследование приводит знаменитого сыщика в Баку накануне Первой мировой. Идеальное чтение по пути в Азербайджан!
Акунин очень точно называет Баку самым восточным городом Запада (а не наоборот) и дает общее представление об Ичери-шехер: «Если улочки Старого Города показались Фандорину лабиринтом даже при свете дня, то в темноте он потерял ориентацию сразу же…».
Чтобы не заблудиться в лабиринте, самое разумное взять аудиогид и, следуя указателям, за час проделать со Старым Баку то, что проделывают дети с тортом: выковырять и съесть все засахаренные вишенки и кремовые розочки. Вот дворец Ширван-шахов: XV век, так жили средневековые правители. Вот ресторанизированные караван-сараи. Мечеть-медресе. Мечеть Мухаммеда. Мечеть Джума. Мечеть Ашур. На аудиогиде записана музыка-мугам (это та музыка, которая для европейского уха звучит «восточно») и даже джаз-мугам.
А после этой музейной экскурсии следует просто нырнуть в Старый город. Потому что там живут. И голопузые дети будут шнырять под ногами и стрелять из водяных пистолетов. Над головой будут тянуться веревки с бельем. А у лавчонок (с неизбежными футбольными мячами) от стен будут отделяться пожилые владельцы, и говорить, говорить, говорить – им такое удовольствие поговорить по-русски! И будут показывать фотографии покупавшего продукты Депардье, хаять Горбачева, рассказывать о местных властях и сообщать вполголоса, что уж что-что, а радикальный ислам в Азербайджане держат в ежовых рукавицах, и если я видел женщин в хиджабах – то это приехавшие из Саудовской Аравии.
И ты, гуляя по этой невероятной путанице, кривице, закоулице и заковырице, представляешь прячущегося тут Фандорина и разбойника Кара-Гасыма. В доме, затканном уличной паутиной, могла назначать свидания первая свободная, по версии Акунина, дама Азербайджана – вдова нефтянщика-миллионера Саадат. (Неподалеку есть типично советский памятник женщине, сбрасывающей чадру. Полагаю, это ей.)
Я приходил в Старый город три дня подряд, сталкиваясь с фирменным бакинским трюком: здесь непонятно, велики ли расстояния, и неясно, сколько времени займет маршрут. Шьорт поберьи! В первый день я вошел в Старый город ранним вечером, но влетел в ночь. А подняв в ночи голову, я глянул наверх и, и, и… нет слов.
Высоко-высоко над Апшероном полыхали грандиозные, невероятной высоты, в полнеба, в полночи огненные языки.
Чтобы не томить, три гигантских огненных языка – это свежевыстроенные на самой высокой точке Баку небоскребы Flame Towers. Они не просто скроены в виде пламени, но сплошь покрыты видеопанелями. И когда ночью они превращаются в столбы огня (или в фигуры людей, да мало ли во что могут превратиться такие экраны!), это реально ошеломляет.
Но дело даже не в этом. А в том, что… нет, остановлюсь. Вычеркну на время все, что имеет отношение к небоскребам и современному Баку.
Дело в том, что, гуляя по Старому городу, вдруг понимаешь, какой дырой было это местечко. Когда Баку взяли русские, он был столицей ханства размером с наперсток, уездным городком. То, что когда-то было тайной, выродилось в пародию. Под Баку есть храм Атешгях, где веками жили индусы-огнепоклонники: там тоже выходил из-под земли газ. Так вот, в XIX веке газ иссяк. А давным-давно открытая нефть обслуживала аттракционы. Ледяным слонам в Петербурге во время шутовских свадеб ее наливали в хоботы и поджигали.
Но с середины XIX века, когда мотор вытеснил парус, Баку пробудило чавканье буровых качалок. Началось время большой нефтяной жратвы. Нобели, Ротшильды, керосиновая «казенка», Тагиевы, Нагиевы, Асадуллаевы, – Баку стало распирать от денег. И показательнее других история даже не братьев Нобелей (которые построили невзрачный, но образцовый по устройству поселок нефтяников, он цел до сих пор: там кондиционировали воздух, прогоняя через подвалы со льдом), а бедняка Тагиева, ставшего миллиардером. Согласно легенде, он однажды ударил кетменем в землю, а в ответ ударила нефть. Тагиев разбогател сказочно, при этом так и остался неграмотен, но строил водопроводы и гимназии для девочек (в мусульманской стране!) – он вообще был человеком совестливым, талантливым и страстным.
Дворец Тагиева, стоящий на улице Тагиева, тому доказательство.
Туда надо идти, чтобы понять, какие демоны терзали человека, который резко поднимается из низов наверх, в несколько лет проходя то, на что человечество тратило тысячелетия.
Этот дворец – великолепный образчик эклектики, потому что только эклектика соответствует желанию иметь разом все: и мавританские залы, и барокко, и art nouveau. Комната его жены отделана сталактитами из зеркал – о, аллах! Какая особь женского пола не придет в восторг!