Неожиданно для себя я зашагал к ближайшему дому, вошел в первый по ходу подъезд и стал подниматься наверх, на самый последний этаж, а затем – на крышу. Вылез туда. Ощущение было странное. Вот мой район… Новый, на окраине Москвы… До метро далеко, до всего далеко, но видно Останкинскую телебашню… А вот мой дом… наши окна на первом этаже… Детский сад, еще один… Я ходил в оба, и в первом над детьми издевалась жутко мерзкая воспитательница, зато во втором было почти замечательно… А вот там – поликлиника… А там школа… здесь было хуже всего… Чуть не убили… Дом пионеров за дорогой… Как будто все это приготовили специально для меня. Построили дома, посадили деревья вдоль бульвара, протянули провода и трубы. И только, чтоб я тут родился и прошел через все это… Как новый отель, который ждет туристов… Скоро все начнется. Каких-то полтора месяца осталось.
Я протрезвел, как мне казалось. Было холодно. Было очень грустно. Пока живешь тут, не замечаешь…
Я спустился на чердак и просидел там, пытаясь согреться, еще часа два, пока не расцвело и не начался рабочий день. Затем вышел и вместе с другими прохожими зашагал к автобусной остановке. Только там не остановился. Пошел дальше. И еще дальше, и еще… В конце концов, я дошел до самого конца Москвы, до какой-то промзоны и гаражей, до выезда на МКАД. Там я поймал частника и поехал в Красногорск. Еще пятерка, но мне надо было выспаться.
Наши люди в булочную на такси не ездят.
Я вспоминал эту фразу прошлой ночью, пока разъезжал на таксо, как загулявший обыватель из советской комедии.
Теперь я – небритый, растрепанный, потерянный, красноглазый и наверняка с жутким перегаром – вылезал из машины перед домом в Красногорске в начале рабочего дня. И как жопой почувствовал, что сейчас это произойдет – из подъезда вышел мент. То есть, участковый, но все-таки мент. Пришлось объяснить, куда я, кто я и почему здесь и сейчас и в таком виде. Оказалось, что я расхожусь с гражданской женой, а все бабы – суки.
Женщины, женщины… Вечно мы на вас отыгрываемся.
Моя отмазка со скрипом, но прокатила. Мы поговорили, он посмотрел мой паспорт (Болдырева, на самом деле), и отпустил меня. Я поднялся в квартиру. Чутье диверсанта подсказывало, что больше я здесь не живу. А жаль. Мне нравилось. Я уже говорил об этом.
Я собрал свои вещи. Успел-таки разжиться за две недели, хоть и явился в одном костюме! Зубная щетка, новые ботинки, зонт, блокнот, пара карадашей, раздвижной стакан-шайба с эмблемой Тропининского музея на память…
Теперь надо это куда-то упаковать. На автомате я подумал про пакет, но его просто не было. Не завезли еще… Зато лет через десять будет шик! С надписью Marlboro или этой девушкой в профиль… Марианной, кажется… С Marlboro круче, конечно.
В итоге, я не придумал ничего лучше, как просто сложить вещи в коробку из-под обуви. Кое-как перевязал веревкой. Никогда не получалось с этими завязочками… Даже с пионерским галстуком, будь он неладен!..
Настало время подсчитать деньги и подумать, куда отправиться дальше. Я разложил записочки Болдырева с адресами возможных вписок. Он мне устроил настоящий Airbnb: здесь была комната в цирковой общаге и инструкция, как туда попасть, квартира на Соколе – что-то вроде богемного сквота, дача в Подмосковье, где можно жить даже зимой… Этакий Rural house…Cozy?..
Я решил сначала попробовать сквот на Соколе. Денег у меня оставалось, несмотря на все траты, больше двухсот рублей.
На станцию я пришел в длинный перерыв между электричками. Подремал немного на скамейке. И подремал в электричке. И в метро. Потом чуть не отключился в пельменной и чуть не отключился в кафе.
Наконец, настал вечер. Я купил бутылку крепленого вина, показавшегося мне более-менее приличным, и отправился на квартиру-сквот. Бутылка в одной руке, коробка из-под обуви под мышкой… Силы понемногу возвращались ко мне. Я решил, что буду играть роль ученого со странностями. Такой – молчаливый, себе на уме. Может, когда-нибудь совершит революцию в науке.
Дверь мне открыла девушка лет двадцати.
– Я – Болдырев. От К-кого… Только что из Баку. Он сказал, здесь можно остаться на ночь, -такова была моя легенда. Она сработала.
– Оксана, – сказала девушка и проводила меня в большую комнату. Там сидело уже пять человек. Все – парни. По виду – молодые ученые, тихие, себе на уме. Может, когда-нибудь… Все сербали чай из больших кружек. Мы поздоровались. Затем Оксана уселась на пол и занялась вязанием.
Вязанием?!…
Все это было очень странно. Я ожидал шумную компанию поэтов, музыкантов, неформалов… Дым клубами, все пьяные, музыка играет, «Пролетая над гнездом» по видаку крутят, советские скрепы скрипят… Я надеялся там затеряться. Однако все было наоборот. Мы чинно сидели и ничего не происходило. Может, это какая-нибудь секта? Траур? Перформанс? Я терялся в догадках. Изредка кто-нибудь покашливал, подливал себе чай или закуривал. Перебрасывались ничего не значащими словами. Прошел час. Я стал отрубаться. Неожиданно один из парней сказал:
– Ну, мне пора.
Потом так сказал другой. Потом третий… В конце концов, нас осталось трое: невысокий чуть лысеющий парень с бородкой, Оксана и я. Парень, казалось, спал. Я не помнил его имени. Вдруг он очнулся и заговорил – о политике. Общинный социализм!.. Свободные коммуны!… Я расслабился. Хоть что-то похожее на то, как я себе представлял, должны были проходить богемные собрания в начале 1980-х.
Парень говорил долго. Ссылался на Кропоткина и Ленина. Рассказывал про май 68-го. Я слушал. Оксана слушала. Из-за двери появился кот – он тоже стал слушать. Было и впрямь интересно. Пока парень говорил, мне казалось, что я его знаю. Характерная манера щурить глаза и посмеиваться на тем, что рассказывает. Наверно, тоже стал преподом и вел у нас в институте что-нибудь, подумал я, но никого похожего вспомнить не мог.
Около двенадцати парень умолк. Я хотел было возразить ему кое в чем, поскольку знал, как повернется ситуация в будущем, но этого делать было нельзя. По крайней мере, мне так казалось. Поэтому мы просто молчали. Снова. Выкурили по сигарете. Затем они с Оксаной встали и ушли к себе. Не предложили ни где-нибудь лечь, ни перекусить, ничего. Странно.
Я остался один в большой комнате. Почему-то проревновал Оксану. Выглянул в окно – там виднелась небольшая пристройка – вроде магазина. Над входом горели неоновые буквы: «Театр-студия «На Соколе»». Это напомнило мне о Лере, ради которой Болдырев и отправил меня сюда. Было бы странным совпадением, если они оба вышли бы сейчас из этой студии. Но, видимо, бог или кто там, решил, что странностей на этот день с меня хватит: неоновая вывеска потухла, из студии вышел какой-то старик, по-видимому завхоз, запер входную дверь и захромал в сторону метро.
Я сходил проссаться, вернулся в большую комнату и заснул на кресле, прикрывшись собственным пиджаком.
Путешествовать во времени – все равно что прожить еще одну жизнь. Другие люди, другие возможности – начинай сначала!
Ну, а Болдырев?.. Он должен чувствовать себя кем-то вроде бога по отношению ко мне… Он ведь мне это все устроил… Как там французы говорили? Верховное существо, высший разум… Нечестно, но тот, кто умнее, отыгрывается на тех, у кого мозгов не хватило. Тот же Гитлер – как всех ловко одурачил. Или Пол Пот… Им всем не достает ответственности. Сочувствия к другим. Впрочем, это нормально. У кого-то кулаки, у кого-то мозги… Система такая – каждый выкручивается, как умеет. Или как лампочка… Что?!
Что-то я стал рассуждать на общественные темы. Видимо, вчерашняя лекция подействовала. Кстати, лектора я действительно знаю. Он выступал у нас в музее. На многих произвел впечатление, даже моя грымза-начальница спустилась послушать… Нубин, кажется, его фамилия.
Наверно, и он, и Оксана, и все, кто был вчера в квартире, подумали, что я из ГБ – типа, сексот. Поэтому и замолчали, когда я так нежданно явился со своей коробкой из-под обуви и бутылкой вина. Хорошее ведь прикрытие?.. В коробке можно спрятать микрофон, прямо с пленкой, такими большими бобинами. А вино – чтобы развязать языки…
Я ушел из квартиры на Соколе очень рано. Услышал, как кто-то зашербуршился с утра у туалета, быстро попрощался и был таков. Теперь я ехал на электричке в свой Rural house – на дачу в Подмосковье, куда-то за Сергеев Посад… Простите – Загорск.
Вообще, не складывалось у меня со столицей в этой моей новой жизни в прошлом. Москва меня не принимала, не верила, требовала доказательств, действий… Хоть каких-то. А я чувствовал, что неспособен на это. Кишка тонка. У себя в будущем я всегда плыл по течению – в потоке. Вместе со всеми. Что бы я там о себе ни воображал… Одиночка, крутой парень, понял, как все устроено, какие ответы правильные… Теперь потока не было, и моя крутость перестала что-то значить даже для меня самого. Я знал, что держусь только пока у меня есть деньги Болдырева, а когда они закончатся, мне хана. Ни подходящей профессии, ни желания… прогибать жизнь под себя… Да, и поздновато, – утешал я себя, – возраст… Хм, возраст… Возраст!.. Мне было почти сорок лет, а я еще не родился!
Поезд с Яровславского вокзала идет очень долго, и я продолжал размышлять о неминуемой катастрофе. Я представлял себя на самых дерьмовых работах, живущим в богом забытых поселках городского типа, среди алкашей и конченных нариков. Словно шатающийся зуб языком трогаешь – невозможно удержаться.
Ну, хорошо… Допустим!… Я из будущего, видел то, что им и не снилось: собачий корм, например, падение СССР, новую технику. Но воспользоваться своим знанием я не мог. Смартфон или планшет я был способен, максимум, нарисовать. Да и то не очень похоже…
Предпринимательской жилки у меня тоже нет. Так что вариант подождать несколько лет и торгануть первыми мобилами, жевкой, видеокассетами, или скупить по дешевке металл на разваливающемся заводе отпадал. На это найдутся ребята покрепче и побойчее. С хорошими связями… Они ведь уже здесь. Разочарованные комсомольцы, проженные директора, скучающие инженеры, гопота всех мастей… Со всем их отчаянием и всей невозможностью… Места забронированы… Отель построен…