Гордеев с удивлением наблюдал за происходящим и, когда официант закончил работу, коротко хохотнул:
— Во-первых, я не заказывал. А во-вторых, у меня бабла на это не хватит.
— Это презент.
— От кого?
— От Светланы Ивановны. Она сейчас поднимется.
Официант удалился, Артур с приятным удивлением обошел вокруг стола, отщипнул румяное крылышко курицы, пожевал.
— О-о… Нормалек…
В дверь снова коротко стукнули, и на этот раз в номер вошла сама хозяйка гостиницы — накрашенная, с уложенной прической, в яркой одежде, которая подчеркивала ее пышные формы.
— Не помешаю, котик?
— Боже! — развел парень руками. — Упаду и не встану.
— Рано, — с удовольствием рассмеялась Светлана. — Сначала поешь, потом хоть падай, хоть вставай.
— А ты за компанию?
— Шутник, — рассмеялась Светлана. — Тут заказ как раз на двоих.
— Вас понял. — Гордеев отодвинул стул, помог ей сесть. — А в честь чего гуляем?
— В честь знакомства. Третий день в гостинице, а как неродной.
— Погуляем и забьемся в родственном экстазе?
— Как ты сказал? — Светлана уловила в этих словах приятную двусмысленность, прикрыла рот ладошкой. — В каком экстазе?
— В родственном.
— Прямо сразу?
— Можем постепенно!
Светлана стала громко хохотать, раскачиваясь вперед и назад:
— Ну, парень… ну, шутник. Сказанет такое…
Артур тоже смеялся, не столько смущенно, сколько с удовольствием.
— А чего особенного? Выпьем, побалакаем, а там и родственные чувства пробьются. Разве я не прав?
— Не знаю. Посмотрим. Открывай шампань.
— Слушаюсь. — Гордеев взял бутылку, содрал фольгу, хлопнул пробкой, разлил по фужерам. — За приятную встречу!
— Взаимно! Но на брудершафт пока не пойдем, — с хохотком предупредила Светлана.
Чокнулись, выпили. Артур принялся есть с удовольствием, без спешки.
Светлана, наблюдая за ним, поинтересовалась:
— Любимая еще не прорезалась?
— Кто? — поднял глаза Артур.
— Тонька.
— Не прорезалась. Обещала звонить, сам не решаюсь.
— Михаила боишься?
— Не, не боюсь. Просто лишний гемор не нужен.
— А мне позвонила. Про тебя спрашивала.
— Как она? — спросил Артур.
— Погано. Мишка побил.
— Иди ты! — Артур перестал жевать.
— Причем сильно… Лежит, еле, говорит, передвигается.
Артур поднялся в волнении.
— И чего делать?
— Чего делать? — рассмеялась Светлана. — Мишке морду бить.
— Я серьезно.
— И я серьезно. Мужик ты или нет? Подстереги возле дома, нахлобучь как следует, а Тоньку в руки и бегом. Тут поживете, пока в другом месте не пристроитесь.
Артур помолчал в раздумье, качнул головой, снова сел к столу.
— Не-е… Она не пойдет на такое. Сам предлагал, не захотела.
— Не захотела? — переспросила Светлана Ивановна. — Ну и правильно, что не захотела. — Она взяла бутылку, подлила шампанского. — Чего с тебя возьмешь? Ни денег, ни заработка, ни перспективы. Поиграть еще можно, а чтоб всерьез — так это извините. Больше проблем, чем счастья.
— Не понял? — Артур отложил нож и вилку.
— А чего ты не понял? Живешь у меня, на жратву Тонька дала, Мишку боишься. Кому ты такой нужен?
Артур резко поднялся, отодвинул стол с такой силой, что часть тарелок попадала за пол.
— А ты кому нужна? Себя сбоку видела?
— Тихо, тихо, тихо. — Светлана тоже встала. — Только не нужно пылить. И обижать не нужно. Я по-хорошему, а ты скандалишь. Сядь и успокойся. Сядь, сказала.
Артур продолжал стоять.
— Чего такой нервный, котик? — спросила с улыбкой Светлана. — Я в гости пришла, а ты скандал устраиваешь. Не надо. Ни мне, ни тебе не надо.
Зазвонил мобильный, Светлана достала его из сумочки, радостно вскрикнула.
— Тонька! Чувствует, гадюка. — Она приложила аппарат к уху. — Привет, подруга. А мы тут как раз тебя вспоминали. Как это с кем? С твоим любимым. Да, у меня. Пьем чай. — Светлана с удовольствием рассмеялась. — Нет, пока только чай! У него в номере. Как ты можешь такое подумать? Даже не обнимаемся. Сейчас передам трубу.
Артур взял телефон, услышал далекий и глухой голос Антонины:
— Здравствуй, любимый мой.
— Здравствуй. Чего там у тебя?
— Светлана рассказала?
— Рассказала. Сильно досталось?
— Прилично. Третий день лежу.
— Может, мне приехать?
Савостина тихо рассмеялась:
— Мой любимый… мой дорогой… Даже голова закружилась.
— Ты не ответила — приехать или нет?
— Ну приедешь, и что дальше?
— Уедем вместе.
— С тобой — хоть на край света. Но нужно подождать. Ты пока поживи у Светланы, а я как приду в себя, будем думать.
— Ладно, целую тебя.
— Я тебя тоже. Нежно-нежно.
Артур вернул телефон Светлане, та смотрела на него с насмешливой завистью.
— Доволен? — спросила.
— А чего? Конечно, доволен, — ответил Артур.
— Правда, что ли, любишь?
— Тебе какое дело?
— Завидно.
— Найди себе, не будешь завидовать.
— Вот как раз и ищу. — Светлана Ивановна снова наполнила до краев бокалы, встала, подошла к Артуру почти вплотную, подала фужер. — А вот теперь… теперь на брудершафт.
— Уверена?
— На все сто!
Они не спеша выпили на брудершафт, какое-то время молча смотрели друг на друга, затем Светлана поставила не глядя фужер на стол, взяла лицо парня обеими ладонями и стала целовать.
От неожиданности Артур опешил, затем со злостью оттолкнул Светлану:
— Ты что? Совсем двинулась?
Та не обратила внимания на его реакцию, снова обхватила ладонями его лицо и потянулась целовать.
— Слышь, ты?! Дура, что ли?.. Не лезь…
Светлана, тяжело и шумно дыша, какое-то время смотрела на него, не произнося ни слова, затем усмехнулась:
— А ведь ты зря так.
— Не зря. Надралась и лезешь с поцелуями. А только что с подругой говорила. Соображаешь, что делаешь?
— Соображаю. Даже очень. А сам соображаешь? Ты моей подруге нужен так же, как козлу бубен на шее. Поиграться, потешиться и выбросить. Для большего ты не годишься. Зачем ты к ней приехал? Узнал, что богатая? Что муж старый? Что алкаш? На чужое позариться решил. Только ты Тоньку плохо знаешь. Она вовсе не дура. Обхватит, перекусит и сожрет! Вот кто такая Тонька. — Светлана Ивановна шагнула к нему, вдруг перешла на спокойный тон: — Я тебе сказала… Почти все сказала. Будут еще вопросы, добавлю. А сейчас обними… Ну, обними же меня… Забудем глупости, которые говорили, просто будем любить… Любить, котик, любить. Я тебя прощаю, сладкий…
Гордеев хотел с ходу ударить ее по лицу, но вовремя остановился, толкнул с такой силой, что Светлана отлетела к постели, упала на нее.
Артур подхватил куртку и вышел из номера.
Антонина сидела у окна своей комнаты, смотрела во двор. Лицо ее все еще было в кровоподтеках и ссадинах.
Услышала шум подъехавшей машины, затем скрип механических ворот, увидела, как на землю спрыгнул муж, вынул из салона большой букет, глянул наверх, направился в дом.
Антонина ложиться в постель не стала, осталась по-прежнему сидеть у окна, на шаги не оглянулась.
Михаил подошел, протянул цветы.
— Спасибо, — еле слышно произнесла Антонина.
Михаил поискал место, где примоститься, опустился на кровать.
— Чего встала?
— Спина болит. Как бы пролежни не начались.
— Может, все-таки доктора позвать?
— И что ты ему скажешь?
— Заболела, скажу.
— И поэтому вся морда в синяках?
Михаил хотел взять ее за руку, но Антонина отстранилась от него. Помолчали, Михаил тихо спросил:
— Тонь… А правда, где ты была все эти дни?
— На вокзале, — произнесла она, глядя в потолок.
— На каком вокзале?
— На обыкновенном. Хотела поехать к тетке.
— А чего мне не сказала?
— Миш, не надо. Ладно?
— Обиделась? Из-за денег? Что не дал на больницу?
— Сутки пооколачивалась, передумала все, взвесила, потом вернулась к тебе. Куда я без копейки?
— А Артур уехал к себе?
— Наверное. Не знаю.
Михаил достал из кармана штанов упаковку мужского парфюма.
— Я для него даже хороший одеколон купил. Крепкий, настоящий.
— Хорошо. Может, когда-нибудь и передашь. — Антонина помолчала, облизнула языком пересохшие губы. — Я вот что, Миша, хочу тебе сказать.
— Я тоже с этим пришел. Хочу, чтобы простила.
— Считай, что простила. Но я о другом. — Она повернулась к нему, печально улыбнулась. — Уйду я от тебя, Миша.
Михаил от ее слов на миг задохнулся, его качнуло:
— Как?
— Приду в себя и уйду.
— Нет… Нет! — Михаил тяжело и медленно повел головой. — Ты не можешь уйти.
— Могу. Ты меня не знаешь. Если решила, не остановишь.
— Я не переживу.
— А я не переживу, если и дальше буду с тобой. Ведь знаешь, как я вышла за тебя?
— Знаю. Не любила и вышла. Наверное, пожалела.
— Пожалела. Но не тебя. Себя. Надоело бродить по свету бесхозной. Без привязи. Особенно тяжело стало, когда мать умерла.
— Я правда не переживу, Тоня.
— Сначала будет тяжело, потом привыкнешь. Баб, гляди, сколько свободных по улице шастает. Обязательно какая-нибудь прибьется.
— Не хочу какую-нибудь, Тоня. Ты знаешь это.
— Я решила, Миша.
Он посмотрел с тоской, и глаза его постепенно наполнялись слезами. Наконец плечи его задрожали, и он, не пряча лица, не отворачиваясь, стал плакать. Негромко, вскидываясь и захлебываясь.
Антонина молчала, отвернувшись к окну. Вздрогнула, когда Михаил коснулся ее руки.
— Тонь… а может, ты влюбилась?
Она подумала, пожала плечами.
— Может.
— В кого? В Артура?
— Тебе зачем?
— Я должен… я хочу знать.
— Не знаю, Миша. Ничего пока не знаю. — Антонина с трудом поднялась со стула. — Нужно лечь, голова пошла кругом.
Савостин помог ей лечь, пристроился на самом краешке, продолжая спокойно и по-собачьи верно смотреть на жену.
— А знаешь… Я вдруг подумал… Вдруг даже влюбилась. К примеру, в того же Артура. Я почувствовал, почти догадался. Ну и пусть. Пусть живет с нами. Бог с ним. И ты привыкнешь, и я постепенно. Потом разберемся. Верно я говорю, Тоня?