— Держись. — Она обхватила его за талию, с трудом стала тащить через двор к веранде.
— Скажи, что не уйдешь, — бормотал Михаил, цепко держась за нее. — Я все прощу, только не уходи. Все оставлю, все твое будет. Только не бросай. Обещай, Тоня. Скажи, что обещаешь. А я обещаю, что все будет по-другому. Пить брошу, ругаться брошу, ревновать брошу. Клянусь, Тоня.
— Молчи, а то и правда концы отбросишь сейчас.
Кое-как они поднялись на веранду, протопали по коридору. Антонина втолкнула мужа в его комнату. Михаил упал на постель, стал тяжело переворачиваться с боку на бок, стонать.
— Плохо, Тоня… Мне плохо. Помоги. Дай чего-нибудь.
— Может, «неотложку»?
— Не надо… «Неотложку» не надо. Там одни коновалы. Прикончат, свалят на тебя. Сейчас пройдет. Оклемаюсь. Налей пива. Пива, Тоня…
Антонина нашла среди грязной посуды и бутылок банку с пивом, открыла, дала Михаилу.
Он стал пить жадно, с икотой, обливая шею пеной. Постепенно успокоился, прошептал:
— Легче… Вроде легче. Пройдет, Тонечка. Пройдет.
Она стояла неподвижно, смотрела, как муж постепенно успокаивается.
Наконец Михаил затих, задышал спокойно, засыпая.
Антонина накинула на него мятый плед, погасила верхний свет, оставив лишь ночной возле дивана, и покинула комнату.
Спустилась во двор, проверила, закрыты ли ворота, показалось, будто тихо тренькнул мобильник. Глянула на черный экран, ошиблась, никто не звонил.
Нашла номер Артура, неуверенно провела по нему пальцем, но набирать не стала, направилась в дом спать.
Проснулась Антонина среди ночи от утробного протяжного стона. Стонал Михаил, крича что-то нераздельное, и среди слов можно было расслышать только ее имя.
— Тоня… Тон… Антонина…
Она быстро поднялась с постели, сунула ноги в тапки, накинула халат, заспешила в комнату мужа.
Михаил лежал поперек кровати, смотрел в потолок остановившимся взором, медленно водил руками перед собой.
— Тоня… Тоня…
— Опять плохо, что ли?
— Тоня…
— Сейчас вывозу «неотложку».
Михаил вдруг затих, по-прежнему глядя в потолок, опустил ноги на пол, попытался встать.
— Куда ты?.. Лежи, сказала. Врача вызову.
Он вдруг вцепился в ее шею, изо всех сил стал сжимать ее.
— Гадюка… гадюка…
Антонина попыталась разжать пальцы Михаила. Вдвоем они упали на диван. Антонине в какой-то момент удалось вырваться, она разогнулась, чтобы подняться, но Михаил продолжал тянуться к ней, не переставая бормотать:
— Гадина… гадюка… гадина.
Антонина с силой толкнула мужа, прижала коленом грудь, чтоб как-то успокоить его, затем схватила лежавшую рядом большую перьевую подушку, накрыла ею лицо мужа.
Михаил крутился, вырывался, хватал Антонину, дергался в конвульсиях, но она не отпускала. Держала так до тех пор, пока Михаил не затих.
Когда он обмяк, Антонина поднялась, бросила подушку в сторону, посмотрела на неподвижное и бездыханное лицо мужа, отступила на пару шагов.
Еще некоторое время постояла, не сводя с Михаила взгляда, перекрестилась:
— Прости меня, Господи, — и закрыла за собой дверь.
Спустилась во двор, набрала номер по мобильнику. Гудки шли, трубку на том конце никто не брал.
Наконец послышался сонный голос Гордеева:
— Чего?
— Вот чего, — ответила Антонина. — Михаил помер.
— Какой Михаил?
— Мой Михаил, муж!
— Это как? Когда?
— Ночью. Только что.
— Елы-палы… От пьянки, что ли?
— От чего ж еще?
— И чего теперь?
— Теперь сиди в гостинице, никуда не высовывайся. Пока не скажу.
— А чего сидеть? Я тут при чем?
— Ни при чем. Поэтому нигде не маячь. Чтоб не было разговоров. Сама позвоню.
Она отключила связь, прикинула что-то, направилась к калитке. Вышла на улицу.
Пусто, безлюдно, редкие фонари на столбах. До слуха доносился гул автотрассы. Антонина постояла какое-то время, озираясь по сторонам, потом вернулась обратно в дом, набрала номер.
— Полиция? Тут человек помер. Муж… Причина? Пил неделю, вот и вся причина. Фамилия мужа? Михаил Иванович Савостин. Да, его супруга. Тоже Савостина. Антонина. Какая «неотложка», если человека больше нет? Вот вы приезжайте, вы и разбирайтесь. Адрес сейчас назову.
Отрешенная и бесчувственная Антонина видела, как два санитара вынесли из дома на носилках накрытое простыней тело Михаила, спокойно и привычно погрузили в машину, закрыли двери, сами направились к кабине.
Врач «неотложки» подошел к лейтенанту, сидевшему за одним столом с Савостиной, поинтересовался:
— Вас ждать?
— Не нужно, — ответил лейтенант, кивнул на полицейскую машину с включенными мигалками. — Меня подвезут.
Доктор ушел, лейтенант сам пробежал глазами написанное в акте, спросил:
— Значит, в доме, кроме вас и покойного, никого не было?
— Не было.
— И подтвердить верность ваших показаний никто не может?
— Я уже ответила.
Лейтенант протянул Антонине листок.
— Прочитайте и, если нет возражений, распишитесь.
Антонина, не читая, взяла из рук лейтенанта авторучку, черкнула в том месте, где стояла «галочка».
— Зря не ознакомились, — усмехнулся полицейский. — Как бы потом не пришлось оправдываться.
— За что? — подняла на него глаза Антонина.
— Вскрытие покажет. Случай, как мне представляется, не рядовой.
— Чего не рядового? Пил человек, сердце вот и лопнуло. Сами-то пьющий?
— Слава богу, нет.
— Поставьте свечку в храме. И за себя, непьющего, и за покойного, крепко употреблявшего, — сказала Антонина.
— Спасибо за совет. Но все же будем ждать экспертизу. — Полицейский поднялся, аккуратно сложил бумаги в папку, козырнул: — Одной не страшно оставаться в доме?
— Предлагаете поехать с вами? — с усмешкой спросила Антонина.
— Просто поинтересовался.
— Не страшно. Привыкла.
— Удачи.
Лейтенант сел в машину, какое-то время не мог закрыть дверцу из-за ремешка сумки, вскоре полицейская машина вырулила за ворота, скрылась в полумраке улицы.
Антонина не спеша поднялась, закрыла ворота, постояла в раздумье какое-то время, а потом направилась в сторону Нинкиного магазина.
Окна у Нинки не горели. Антонина дотянулась до крайнего, постучала. Потом еще и еще.
Зажегся свет, штора отодвинулась. За стеклом показалась продавщица.
— Кто там? — спросила.
— Савостина, открой, — отозвалась Антонина.
— Утром приходи, сплю.
— Открой, есть дело.
Нинка исчезла, вскоре загремели засовы, и в дверном проеме показалась закутанная в халат сонная продавщица.
Антонина прошла в комнату, без спроса уселась на какой-то стул. Нинка села напротив.
— Увезли Мишку? — спросила сочувственно.
— Увезли.
— Тебя не тронули?
— За что?
— Ну, мало ли… Помер-то Михаил как-то сразу.
— Для тебя сразу, для меня постепенно.
— Ну да, — согласилась Нинка. — Жрал, будто спешил поскорее в яму. Мучился, когда помирал?
— Не знаю. Не видела. Зашла, думала, спит… А он уже холодный.
— Не страшно?
— Чего? — переспросила Антонина.
— Не страшно, говорю. В доме ведь ни души.
— Не поняла еще, — сказала Антонина.
— Хочешь, чтоб пошла с тобой? — предложила Нинка.
— Не нужно. — Антонина поднялась, направилась к двери, обернулась: — Поминок не будет.
— А родственники?
— Никого не хочу видеть. Я их не знала, они меня тем более. Разве что ты придешь.
— Так я с удовольствием, — брякнула продавщица и тут же шлепнула себя по губам. — Мелю такое… Обязательно, Тоня, приду. И на похороны тоже. Главное, скажи когда.
— Скажу.
— Слышь, Тонь! — окликнула ее Нинка, когда та была уже в коридоре. — Подмогнуть ничем не смогу. В смысле, с ментом. У них там шмон идет, боятся, как бы не посадили! Так что про капитана пока забудь.
— И не нужно, — отмахнулась Антонина. — Экспертиза все покажет.
— Экспертиза, может, и покажет, а вот по допросам затаскают.
— Вытерплю, не такое терпела, — ответила Антонина и закрыла за собой дверь.
Днем Артур привычно валялся на диване, что-то листал, щелкал пультом телевизора, меняя каналы. Неожиданно в дверь номера постучали.
— Момент! — поднялся, прошлепал к двери, распахнул.
В коридоре стояла Наташа.
— Салют.
— Салют. — Артур отступил на шаг. — Ну, заходи.
Наташа вошла, кинула сумочку в кресло, сама села рядом:
— Как дела?
Гордеев насмешливо смотрел на нее.
— Как в Африке — куда ни стукни, везде жарко. Чего без предупреждения?
— Есть сообщение, потому без предупреждения. — Наташа покопалась в сумочке, достала пачку сигарет, зажигалку.
— Здесь не курят, — предупредил Артур. — Сразу штраф тысячу рублей.
— Заплатишь, не бедный.
— Я серьезно.
— Блин… И чего, пухнуть мне в твоем тупом номере?
— Припухни, не помешает, — сказал Артур.
Наташа сунула сигареты на место, с игривой загадочностью посмотрела на Артура.
— А знаешь, что дядь Миша помер?
— Савостин, что ли?
— Он.
— Ну, знаю, — сказал Артур и тут же напрягся. — И чего дальше?
— Откуда знаешь?
— По телевизору сказали, — выкрутился Гордеев.
— Я серьезно.
— А я думал, шутишь.
— Антонина нашла его в кровати. Задохнулся во сне, говорят. Через два дня похороны.
— Ну и пусть похороны, — сказал Артур. — Я тут при чем?
— Поедем вместе. Заодно с моей мамой пообщаешься.
— Ты совсем, что ли?
— А что?
— Соображай! Тут похороны, а тут я с твоей мамой общаюсь. Нормально это?
— Конечно, нормально. Не реветь же там всем, сопли-слюни ронять! Пусть Тонька убивается. Сама довела дядю, теперь трагедию будет изображать.
— Никто его не доводил. Пил как слон, вот и откинул хобот.
— Нет, довела!.. Все время рога наставляла!
— Ты откуда знаешь?
— Знаю. Мать сказала. Она даже на тебя глаз положила, хорошо, что вовремя удрал!
— Наверное, хорошо. Вовремя, — согласился Артур, отошел к окну, некоторое время смотрел на дворовую жизнь, повернулся к гостье: — Ладно, скачи. Нужно слегка подумать. Успокоиться. Михаил Иванович мне тоже был не совсем чужой. Почти родня. Иди, потом расскажешь, как все прошло.