С кладбища вышли совсем малым составом: кроме самой Антонины еще Нинка, также сестра покойного Надежда Ивановна и ее дочка Наташа. Все были в черных одеждах, на головах черные платочки. Длинное черное платье и черная шаль были к лицу Антонине, она выглядела печальной, одинокой, потерянной и… красивой.
Остановились за кладбищенскими воротами, Антонина взглянула на Нинку, махнула:
— Ты иди, а я тут поговорю.
— А помянуть? — спросила Нинка.
— Вечером зайдешь.
Продавщица направилась к своей машине. Антонина достала из сумочки два конверта, по очереди протянула каждой из родственниц.
— Это вам каждой. По сто тысяч. На поминки.
Надежда Ивановна взяла конверты, удивленно вскинула брови:
— Ты что, не приглашаешь нас за стол?
— Какой стол?
— Помянуть брата.
— Дома помянете. А перемывать косточки покойного, молоть языками ни о чем — как-нибудь в другой раз.
— Но Антонина! Умер мой родной брат, и нам не мешало бы уточнить какие-то моменты.
— Насчет наследства?
— А это в том числе. Ты ведь явилась на готовое, когда Миша был уже состоятельным человеком.
— И что из этого?
— У меня дочь. Сама я тоже не зарабатываю миллионы! Думаю, нам есть о чем поговорить.
— Говорить нам, Надежда Ивановна, не о чем!.. Двести тысяч в зубы, а дальше как хотите.
— Тоня, ты понимаешь, что говоришь?.. Это бессовестно. И не по-человечески. Не говоря уже о родственных отношениях.
— Были родственные отношения, теперь кончились. Забыли, разъехались. Все!
— Антонина!
— Ой, мама, перестань! — вмешалась наконец Наташа. — Зря ты с ней споришь. Такие дела нужно решать в суде.
— Правильно дочка говорит, — кивнула Антонина. — Пишите заявление, нанимайте адвоката, судитесь, а я погляжу, что из этого выйдет.
— Выйдет, Антонина. Еще как выйдет. — Надежда Ивановна дрожащими от волнения руками сунула конверт с деньгами в сумку. — А если надеешься, что этой подачкой откупишься, сильно ошибаешься. Еще неизвестно, от чего умер брат.
— От пьянки.
— Не-ет, дорогая!.. Это надо еще доказать! Экспертиза нужна. И свидетели. Они смогут рассказать, как ты жила, с кем и когда.
— Ну и с кем же я жила? — с вызовом спросила Антонина.
— Один уже есть, — снова влезла в разговор Наташа. — И я его вам покажу.
— Это что ж за герой такой?
— Артур, который у вас работал. И с которым вы крутили шашни.
— Давай, приводи. Только где ты его сыщешь, если он давно уехал?
— Как уехал, так и приедет! И тогда посмотрим, у кого руки длиньше!
— Вот так, Тонечка, — злорадно кивнула Надежда Ивановна. — Так что жди свидетелей и суши сухари. А заявление наше уже в прокуратуре. И там твое дельце копают.
Наташа взяла мать под руку, и они быстрым нервным шагом направились к своей машине.
Антонина дождалась, когда уедут и они, не торопясь, направилась к своему минивэну. Опустила голову на капот машины и вдруг стала плакать, беззвучно, надсадно, сотрясаясь всем телом.
Влажный вечер опустился во двор, вокруг было тихо и печально, Антонина и Нинка сидели за столом, молчали, глядя в разные стороны.
На столе стояла самая простая закуска — нарезанный сыр, колбаса, намешанные в салат помидоры и огурцы с редиской.
Антонина взяла бутылку вина, налила сначала соседке, затем себе:
— Помянем?
— Что-то не хочется больше пить, — поморщилась Нинка.
— Думаешь, мне охота?
— Так и не будем. Лучше поговорим.
— Вроде наговорились уже. Башка трещит, — сказала Антонина.
Нинка пересела к ней ближе:
— Вопрос можно?
— Если дурацкий, то нельзя.
— Родственников поперла?
— Поперла.
— Зачем?
— Жадные и дурные. Наследники! Дом отдай, кафе еще отдай, денежек отвали. Ты бы не поперла таких?
— Наверное, тоже поперла бы, — засмеялась Нинка. — Но хоть что-то дала?
— По сто тысяч каждой в зубы. А откуда больше? Еще неизвестно, как буду выпутываться из Мишкиных долгов.
— У Мишки долги? — удивилась Нинка. — Я тебя умоляю. Покопайся, поройся в закромах-сусеках, такого богатства нагребешь, мама не горюй! Кури сигарету, валяйся на диване, ни о чем не думай. Он же хомяк был еще тот. Все себе, себе. Думал, тысячу лет проживет.
Антонина подняла на нее уставший взгляд:
— Больше вопросов нет?
— Один, — сказала Нинка.
— Гони.
— Куда подевался твой Артур?
Лицо Антонины стало злым:
— Все покоя тебе не дает?
— Как бы он тебя не стал доставать своим покоем! Он правда уехал?
— Нинок, послушай… Во-первых, он не мой. А во-вторых, мне плевать, уехал он или нет. Моя совесть чистая, и бояться мне некого.
— Молодец. Ответила, — удовлетворенно кивнула Нинка. — Больше вопросов нет. Но могу объяснить, почему так цеплялась. — Она взяла свой стакан, сделала пару глотков вина. — Я ведь не сидела эти дни сложив ручки. Да, позвонила Павлу Анатольевичу, даже съездила потом, объяснила, что да как.
— Я тебя об этом просила?
— Личная инициатива! — объяснила Нинка. — Паша говорит, что помочь пока не может. Даже из уважения! Боится засветиться.
— Кажется, был уже разговор. Не может, и не надо. Мне бояться нечего.
— А твои дела с Артурчиком? Если он вынырнет вдруг, тебе будет сложнее. Паренек молодой, красивый, рукастый, но глупенький. Вдруг брякнет что-то не то. Ты же с ним чирикалась? Причем не один раз.
— Не было. Ничего не было, — сказала Антонина.
— Только мне не свисти, ладно? Когда предъявят фотки, сама все поймешь.
— Какие фотки? — удивилась Антонина.
— Есть некоторые.
— Михаил тоже говорил про какие-то фотки…
— Михаил, может, и говорил, а прокуратуре покажут точно.
— Знаешь или догадываешься?
— Прикидываю. Поэтому, вдруг раньше времени объявится голубок, предупреди, что лучше ротик нитками зашить, чем лишнее болтать.
Прокурорский работник Михеев, молоденький, в очках, розовощекий, с нежным пушком на скулах, поставил в бумагах какую-то закорючку, поднял глаза на посетительницу.
Антонина была в траурной одежде, строгая, печальная, даже надменная.
— Ну, все… Формальности улажены, теперь перейдем к конкретике. — Михеев откинулся на спинку стула, слегка, для важности, прищурил глаза. — По нашим сведениям, ваш покойный муж крайне редко впускал в дом чужих людей. То есть вы жили почти нелюдимо. Это так?
— Да, так, — кивнула Антонина. — Михаил Иванович не любил посторонних.
— С родственниками у него тоже не было отношений?
— Не было. Сестру недолюбливал, племянницу вообще терпеть не мог.
— Но кто-нибудь все-таки бывал… точнее, проживал в вашем доме?
— Проживал. Но это так, случайно.
— Кто этот человек?
— Работник… Артур… сейчас вспомню фамилию… Гордеев?..
— Вы даже фамилию не совсем помните?
— А мне зачем? Работник, ну и пусть себе работник. С ним больше общался Михаил Иванович.
— Артур Гордеев — родственник вашего супруга?
— Нет.
— Значит, он ваш родственник?
— Ничей он не родственник. Просто приехал на заработки.
— По рекомендации?
— Моя тетка посоветовала. У себя не мог после отсидки устроиться, приехал к нам.
— То есть после заключения?
— Да, после тюрьмы. Полгода отсидел.
— И стал жить у вас?
— Михаил был не против.
— А вы?
— Что — я? Как муж, так и будет.
— То есть гражданин Гордеев мог быть свидетелем запоев Михаила Ивановича?
— И такое бывало.
— Такое тоже бывало, — повторил фразу Антонины прокурор, чему-то усмехнулся. — Сколько длился последний запой покойного?
— Шесть дней.
— И Гордеев наблюдал все это?
— Наблюдал, пока не надоело.
— Что значит надоело?
— Думаете, легко видеть каждый день пьяного? То скандалы, то придирки, то еще чего-нибудь. Собрал манатки и уехал.
— На родину?
— Почем мне знать? Он передо мной не отчитывался. Даже денег за расчет не взял.
— Денег не взял, уехал неизвестно куда, скандалы надоели… А что было главным во время скандалов?.. Причина скандалов.
Антонина повернула голову к окну. Помолчала.
— Он ревновал?
— Ну, ревновал.
— Был повод?
— Веселый вы человек, товарищ прокурор, — устало усмехнулась Антонина. — Какой еще повод?.. Я при муже!.. Зачем я тогда замуж шла?
— Тоже интересный вопрос. — Михеев сел ровнее. — Значит, Гордеев уехал, и место его пребывания вам неизвестно. Все верно?
Антонина молчала, отвернувшись к окну.
— Получается что? — продолжал Михеев. — Получается, муж продолжал пить, и в доме, кроме вас, в эти дни никого другого не было? Затем внезапная смерть. Так получается?
— Послушайте, надоело. Может, хватит толочь одно и то же?
— Согласен. Толочь больше не будем. — Михеев вынул из ящика стола несколько фотографий, положил перед Савостиной. — Посмотрите, пожалуйста, эти снимки и изложите свою точку зрения по поводу увиденного.
Она пододвинула фотографии поближе, принялась медленно листать. На них была она с Артуром в тот день, когда они встречались в сквере, когда она обнимала его, гладила, целовала, прижималась. Антонина почувствовала вдруг, как цепенеют и становятся чужими ноги, как глаза застилает туман.
Больше смотреть не стала, накрыла снимки ладонями, уставилась перед собой, спокойно и почти безразлично.
— Говорите. Я жду, — произнес прокурор.
— Откуда они у вас? — спросила, почти не разжимая губ.
— Какая разница? Небо имеет глаза, стены имеют уши. Отвечайте по существу.
— Ну, допустим, влюбилась! — с печальным вызовом ответила Антонина.
— И муж знал об этом?
— Догадывался.
— Гордеев поэтому уехал?
— Да, поэтому.
— И вам не жалко?
— Жалко. Но раз вышло, пусть будет. Не стану же я искать его по белу свету.
— А мы вам поможем, — неожиданно сказал молодой человек. — Сообщим адрес, и вы даже сегодня сможете навестить его.
Савостина с испугом повернулась к нему, не сразу вымолвила: