— Но это же, по-моему, ее бывший… кавалер?
— Во-первых, никакой не кавалер. А во-вторых, даже если кавалер, то давно все про это забыли.
Капитан помолчал, не без усталости спросил:
— Что от меня требуется?
— Найти ее.
— Каким образом?
— Как каким! Вы же полиция! Паспорт записанный, фамилию знаете, байкера зовут Иван… Девушка, можно, сказать, в опасности!
— Если честно, данная ситуация не входит в мои обязанности. В мои полномочия. Пусть ею занимаются там, где она зарегистрирована.
— То есть вам наплевать?
— Почему?
— Потому что девчонку украли, похитили, увезли, а вы тут сидите, рассуждаете, объясняете, что это не ваше дело!
Капитан снова помолчал, улыбнулся:
— Ваша супруга уже выписалась из больницы?
— Выписалась.
— Она знает о происшествии?
— Конечно. И знает, и понимает! Если что, может даже подтвердить!
— Хорошо, я ей позвоню. Посоветуюсь.
— А я для чего здесь? Для мебели?
— Хорошо, мы примем с ней решение. Подумаем, где девушку искать.
— А вот это не нужно, — поднялся Артур. — Либо мы разговариваем по-мужски, либо на этом завязываем.
Муромов тоже встал:
— У вас с этой девушкой что-то было?
— Было! Работала, старалась.
— И только?
Артур хотел что-то резкое ответить, но передумал. Сказал уже спокойным тоном:
— Давайте так, товарищ капитан. Меня здесь не было, вы меня не видели. Договорились? По-мужски, по-честному!
…Вернулся домой Артур совсем к вечеру. В кафе проследил, чтоб Хамид и Виталик выгрузили товар из машины, на всякий случай заглянул в зал, где ужинали клиенты, потрогал замок на дверях караоке, запрыгнул в машину, дал газ.
Во дворе поставил машину поближе к хозяйственному сарайчику, заглянул к животине, привычно почесал свинюшку за ухом, двинулся в дом.
— Тось, ты где?.. У себя? — крикнул.
— У себя.
— Сейчас Хамид принесет ужин. Будешь?
— Посмотрим.
Артур вошел в ее комнату, присел рядом на диван:
— Закупился, затоварился, привез, выгрузил.
Антонина повернулась к нему:
— Денег хватило?
— Вполне. Даже осталось, — полез в карман джинсов, вытащил несколько мятых тысячных купюр. — Но уже впритык.
Она не сводила с него глаз.
— А сколько ты взял?
— Из сейфа?.. Как сказала. Сто тысяч.
— Не больше?
— Зачем больше? Я не умею наглеть.
— А по-моему, умеешь.
— Не понял.
— Я подсчитала, ты взял почти двести тысяч. Где они?
— Тось, ты издеваешься или шутишь? По-твоему, я буду воровать сам у себя?
— У меня.
— Подожди, разве деньги не общие?
— Деньги мои. И взял их у меня.
— Минуточку. Я как-то думал, что деньги наши. Общие, семейные.
— Когда заработаешь, будут семейные. А пока — мои.
Артур помолчал, согнав желваки на скулах, тихо спросил:
— Значит, я тебе не муж, ты — не жена?
— А вот теперь и не знаю. Муж не станет хапать то, что ему не принадлежит.
Артур медленно поднялся, постоял в раздумье, вдруг принялся яростно выгребать из всех карманов деньги, швырять их на пол.
— Вот, бери. Подавись. Больше ни копейки не возьму. Все будешь делать сама. Жлобихой была, ею и осталась!
— Сядь.
— Пошла ты.
— Сядь, пожалуйста.
— В гробу я тебя видел.
Артур повернулся и быстро покинул комнату.
Ночью он проснулся от того, что за стенкой кто-то сдавленно плакал. Поднялся, в тапочках прошлепал по коридору к комнате жены, толкнул дверь.
Антонина лежала при включенном ночнике, смотрела в потолок, непрерывно в голос плакала.
Артур опустился рядом, повернул ее лицо к себе.
— Тось… Ну, чего ты? Тебе нельзя нервничать, ты ж после больницы. Тось… Ну, если не прав, прости.
Она обняла его, сквозь рыдания произнесла:
— Это я неправа. Знаю, что неправа, и ничего сделать с собой не могу. Черт бы с ними, с этими деньгами, но все равно как ненормальная.
— Все, Тось, забыли. Проехали. Не будем больше. Успокойся. Я ведь все равно люблю тебя.
Она улыбнулась, вытерла глаза:
— Правда любишь? Не врешь?
— А чего врать? Видишь, сижу рядом, глажу по голове, успокаиваю.
— Спасибо, любимый. Мне ведь почему-то показалось, что у тебя другая.
— Кто?
— Не знаю. Другая… Мысли дурацкие лезут. — Она поправила волосы, высморкалась в пододеяльник. — Мне, Артурчик, которую ночь Мишка снится. Приходит, смотрит, молчит. Хоть бы какое слово сказал. Потом поворачивается уходить и мне рукой машет. Вроде как зовет за собой. К чему это, Артурчик?
— К глупости. Знаешь, что моя бабка при таком говорила? Куда ночь, туда и сон. Вот и ты так скажи, если опять явится.
— Спасибо, родной. — Антонина прижалась к нему, притихла. — Что бы я без тебя делала?
На складах загрузились по полной, Антонина расписалась в разрешении на выезд, Артур помог ей забраться на сиденье, тронулись со двора.
Выехали за ворота, миновали несколько улиц, из-за угла показался главный городской храм, недавно отремонтированный, величественный. Антонина попросила:
— Останови.
Артур выполнил просьбу, удивленно посмотрел на жену.
— Сходим в церковь, — объяснила она. — Не возражаешь?
— Да я как-то редко молюсь. Молитвы и то не все знаю.
— Хотя бы постоишь. Свечку поставишь.
— Может, в другой раз?
— Сегодня. Поблагодарю Господа на вчерашний вечер. Чтоб осталась на душе благодать.
— А на костылях как? Дойдешь?
— Бог поможет. Да и ты поддержишь.
Артур помог Антонине спуститься на асфальт, вместе подошли к храму, поднялись по крутым ступенькам, вошли внутрь.
В нем было прохладно, гулко, торжественно. Откуда-то сверху лилась едва слышно музыка, потрескивали возле образов горящие свечи, прихожане передвигались от иконы к иконе почти бесшумно.
Антонина осенила себя крестом сразу при входе, выдала мужу из кошелька деньги на свечки и на пожертвование, осторожно зашагала к Царским вратам.
Молились оба по-своему, отдельно друг от друга, каждый просил что-то свое, особенно сокровенное.
Антонина плакала, припадала то к одной иконе, то к другой, надолго замирала, истово осеняла себя крестом.
…Когда выходили из церкви, Антонина тихо и покаянно произнесла:
— Лишь бы не расплескать божью благодать. Лишь бы на кого не сорваться. Господи, помоги.
Въехали во двор кафе, Антонина ушла к себе, Артур вместе с Виталиком и Хамидом принялись выгружать привезенный товар, заносить его на склад.
Антонина осторожно передвигалась по коридору к своему кабинету, открыла дверь, услышала сзади:
— Тонька, привет!
Оглянулась — Нинка. Недовольно спросила:
— Чего тебе?
— Что как не родная? — вскинула Нинка тонкие бровки.
— Устала. Целый день на костылях.
— Пусть бы Артур сам мотался. Не доверяешь, что ли?
— Вдвоем веселее.
— Ну да, — засмеялась соседка. — Присматривать надо, чтоб не сбежал.
Антонина бросила на нее суровый взгляд, не ответила, впустила в комнату.
Нинка уселась на стул, откинула назад голову, громко и протяжно вздохнула.
— Боже, поскорее бы сдохнуть!
— Успеешь.
— Надоело ждать. Отдохнуть, отлежаться, отоспаться, ни о чем не думать. Во житуха!
Антонина выдвинула ящик стола, положила внутрь привезенные бумаги.
— Говори, зачем пришла, — спросила.
— Повидаться. Не рада, что ли?
— Опять какую-нибудь гадость принесла?
— А когда такое было? Всегда только радостное, только полезное.
— Если сплетни, слушать не буду. Я сейчас из церкви. Не хочу мараться.
— Сплетен нет, есть вопрос. — Нинка нагнулась, поправила чулок. — Не знаешь, зачем твой муженек к моему капитану в ментуру заглядывал?
— Когда?
— Днями.
— Откуда тебе известно?
— Мне все известно.
— Ну заглядывал, и что? Кому какое дело?
Нинка с возмущенным удивлением откинулась назад:
— Совсем не въезжаешь, что ли?.. Твой Артурчик шастает по ментовке, выспрашивает что-то, вынюхивает, наводит справки. Тебя это не волнует?
— Ни грамма.
— А напрасно. Привела в дом молодого бычка, держи на привязи.
Антонина привстала:
— Нин, иди с богом. Не искушай. Мне глубоко плевать, куда мой муж ездил, с кем разговаривал. Плевать! Иди…
Нинка тоже поднялась, усмехнулась:
— Скажу, только не упади. Обопрись на костыли.
— Нина, сейчас этим костылем огрею.
— Там второй стоит. — Нинка подошла к двери, оглянулась. — Из-за Насти хлопчик волнуется. Из-за той гадины, которую ты пригрела. Ты на костылях, а он в это время в ментовке. Переживает, бедный, страдает, места не находит.
Антонина двинулась к ней, прихватив костыль.
— Уйди.
— Потому что сказать нечего! Потому что старая дура! — Нинка толкнула задом дверь. — Гляди, Тонька, обведут вокруг пальца, останешься ни с чем и хрен кому будешь нужна! — и вывалилась в коридор.
Антонина с беспомощной яростью прижала спиной дверь, застонала, заскрежетала зубами, замерла. Потом медленно доковыляла до стола, выдвинула ящик с бумагами, стала разбираться в них.
Ужинали во дворе ближе к вечеру. Хамид собрал кастрюльки, бидончики, сложил все в небольшую, на мягких колесиках тележку, покатил к калитке.
— Приятного аппетита.
— Спасибо, дорогой. — Артур налил горячего наваристого супа сначала жене, потом себе. — Может, по рюмашке?
— Как хочешь.
Он поспешил в дом за выпивкой, Антонина дотянулась до его мобильника, полистала звонки. Нашла то, что искала — «Настя». Несколько звонков. Услышав шаги, быстро положила телефон на место.
Артур поставил две рюмки на стол, налил в них золотистой жидкости.
— Ну, за что?
— За тебя, — усмехнулась Антонина.
— Почему вдруг?
— Мне так хочется.
— Даже возражать не буду. Следующую за тебя.
Чокнулись, выпили, стали молча есть.
— Чего Нинка приходила? — спросил Гордеев.
— Просто так. По-бабьи.