Выглянула в окно, машина стояла на месте.
Нашла мобильник, набрала номер. Голос ответил, что абонент недоступен, и посоветовал позвонить позже. Антонина со злостью запустила аппарат в стенку, собирать разлетевшиеся осколки не стала. Постояла в раздумье, сжимая ладонями раскалывающуюся голову, добралась до ванной, открыла холодную воду и, подставив под нее затылок, стала перебирать пальцами волосы, постанывая и скрипя зубами от боли и досады.
В окно билось раннее утро, шумом машин, гудками, неясными криками медленно оживал город, Артур и Настя не спали. Лежали в постели, Настина голова покоилась на груди Артура, он медленно и нежно гладил ее по волосам.
— Не нравится мне эта затея с завещанием, — сказала Настя.
— Мне тоже.
— Завещание пишут, когда собираются умирать. Или с головкой не в порядке… А она вон какая! Всех переживет.
— Я тоже об этом подумал.
— Или старается еще больше привязать тебя, или готовит какую-то пакость.
— Какую?
— Не знаю. Сказала, что никогда тебя не отпустит.
— Как это? Захочу — уйду, захочу — останусь. Я что, игрушка или ребенок совсем?
— Будет грызть, кусать, даже убивать, а своего не отдаст.
— Так и сказала?
— Так сказала. Поэтому лучше откажись от завещания.
— Отказался. Говорит, оформит без моего согласия.
— Пусть оформляет, а тебе по фигу.
Полежали молча, затем Настя приподняла голову, заглянула Артуру в глаза:
— Артур.
— Ну?
— Хочешь, я что-то тебе скажу?
— Говори.
— А не испугаешься?
— Да я вроде не из пугливых.
— Смотри… Я, Артурчик, кажется подзалетела.
— Не понял?
— Подзалетела. Ну, беременна.
— Серьезно, что ли?
— Схожу, проверюсь. А так похоже.
Артур молчал.
— Испугался?.. Но это еще не окончательно. В консультации скажут.
Он вдруг с силой обнял ее, крепко прижал к себе. Ничего не говорил, просто глубоко дышал и все крепче обнимал.
— Ты рад? — спросила Настя.
Он сел, обхватил ее лицо ладонями, стал часто целовать губы, нос, лоб, глаза.
— Любимая… На всю жизнь любимая… Моя жена. Единственная.
Настя пыталась освободиться, взглянуть на него, сбивчиво спрашивала:
— Правда рад? Артур, правда? Только честно.
Он наконец отпустил ее, на щеках были размазаны слезы.
— Теперь я точно никуда от тебя не уйду. Всю жизнь будем вместе. Днем сходим в консультацию.
— Артурчик, дорогой мой.
Настя прижалась к нему, притихла. Лежали неподвижно, почти не дыша, слушая, как нечасто, но гулко стучат сердца и все больше набирает силу за окном день.
Антонина, опираясь на палку, вышла из дома, заглянула в сарай к животине, по-скорому набросала всем еды, незлобно оттолкнула наглую козу, которая норовила боднуть, направилась к воротам.
Пультом открыла их, подошла к машине, с трудом забралась на переднее сиденье, завела двигатель. Поморщилась от боли, тем не менее нажала на педаль газа, выехала со двора.
Из кабины так же пультом закрыла ворота, поехала по улице в сторону кафе. Когда почти уже миновала магазин Нины, услышала:
— Тоня!.. Соседка! Подожди! — Продавщица бежала следом, на ходу набрасывая куртку. — Есть разговор, Тоня.
Антонина остановилась, бросила на соседку мрачный, неприветливый взгляд.
— Чего такая? — рассмеялась Нина. — Говорят, нарезалась вчера?
— Было дело.
— Об этом только и разговоров. А чего это вдруг?
— Захотелось расслабиться.
— Со мной тоже такое бывает. Надерусь ночью одна, наревусь, а утром хоть топором по башке. Может, сто грамм налить?
— Говори, что нужно.
— А, ну да. Чуть не забыла. Звонил мент… ну, капитан! Пробовал набрать тебя, не получилось. Отключена, что ли?
Антонина ощупала карманы, вспомнила.
— Сломался. — Она снова взглянула на соседку. — Так что он хотел?
— Брякни, сам скажет.
— Тебе не сказал?
— Сказал. У нас секретов нет. Насчет нотариуса. — Нинка коротко и с удовольствием рассмеялась. — А ты чего, совсем ку-ку? Решила завещание на Артурку написать?
— Решила.
— Когда Павел Антонович сказал, я подумала — шутка. Тапки решила откинуть или совсем уехать?
— Не поняла еще. Может, то, а может, другое. — Антонина усмехнулась, попросила: — Скажи капитану, как только куплю телефон, позвоню, — включила передачу и поехала дальше.
Нинка хотела еще сказать что-то, даже побежала следом, потом махнула рукой и зашагала к своему магазину.
Артур сидел на скамейке напротив женской консультации, ждал. Включил телефон, просмотрел звонки, их было немного — только звонок от жены.
Увидел вышедшую из консультации Анастасию, поспешил навстречу.
— Что сказали?
— Все хорошо, — улыбнулась она.
— Значит, будем рожать?
— Конечно.
— Парня или девку?
— Не сказали. Рано еще.
Гордеев обнял ее, прижал:
— Солнышко… Мое солнышко. Теперь я так буду тебя называть. Не против?
— Мне нравится.
— Любимое, единственное, ненаглядное солнышко!
— Я тебя люблю.
Шагали некоторое время молча.
— Знаешь, что я подумал? — произнес Артур.
— Насчет ребенка?
— Насчет завещания. Которое затеяла Антонина. Может, согласиться?
— Почему?
— Ну, как?.. Родится ребенок, не нужно будет думать ни про работу, ни про заработок. Ни про то, где жить. Все на бумаге записано.
— Артурка, ты чего? Соображаешь? При живой жене наследство. Как это?
— Сама предлагает.
— А ее куда?
— Как куда? Останется. Может, даже с нами.
Настя остановилась.
— С нами?
— С нами.
— Кем?
— Посмотрим. Соседкой, может. Или нянькой.
— Я своего ребенка никому не доверю. — Настя взглянула на Артура. — Может, ты не хочешь уходить от нее. А мне просто врешь?
— Мать, ты чего? — рассмеялся Артур, обнимая ее. — Зачем мне врать? Мы же про все договорились. Рожаем, а дальше видно будет.
— Нет, Артур, — тихо произнесла Настя. — Не нравится мне все это.
…Антонина припарковалась возле отделения полиции, кое-как выбралась из машины, вынула из сумки новенький дорогой мобильник.
— Товарищ капитан, подъехала. На стоянке. Сама за рулем. Да, вот так. А что дальше, Павел Антонович? Кто проводит? Старший лейтенант? А он знает, к кому и по какому делу? Хорошо, поняла. А вас когда увижу? — Антонина рассмеялась. — Конечно, никуда не денусь. Куда ж нам из ваших ласковых ручек?! Ладно, жду.
Заперла автомобиль, подошла ближе к отделению, стала ждать.
Старшего лейтенанта узнала сразу — молодого, энергичного, подтянутого, борзого. Он тоже приметил ее, зашагал быстрее:
— Здравия желаю. Баранов.
— Здравствуйте.
— Паспорт при вас?
— Капитан предупредил.
Антонина передала старшему лейтенанту документ, Баранов бегло перелистнул его, распорядился:
— Свидания с гражданами, которые не прошли судебную процедуру, мы разрешаем в виде исключения. И длятся не более пятнадцати минут. Прошу это иметь в виду.
— А поговорить я с ними смогу?
— По-моему, вы для этого и встречаетесь.
Поднялись по крутым ступенькам в кирпичное здание рядом с отделением, Баранов показал офицеру при входе свои документы, затем предъявил паспорт Антонины.
Замигала зеленая лампочка в специальной входной рамке, старший лейтенант пропустил вперед гостью, зашагал следом.
— Ваши родственники, знакомые?
— Знакомые.
— По-моему, люди с серьезной биографией.
— Так получилось.
Коридор камер предварительного заключения был узким, хорошо освещенным, обитым светлым сайдингом. Савостину и старшего лейтенанта сопровождал дежурный офицер с одной звездочкой на погонах, был хмур, суров, молчалив.
Миновали несколько камер слева и справа, вошли в просторную комнату в самом конце коридора.
— Ждите здесь, — распорядился дежурный и ушел.
Антонина и Баранов остались одни.
— Мне нужно одной поговорить с ними.
— Не положено, — ответил старший лейтенант. — Только в моем присутствии.
— А если нужно?
— Во-первых, опасно. А во-вторых, запрещено по положению. Будете разговаривать при мне.
— А Павел Антонович вас ни о чем не предупредил?
— Предупредил. Поэтому беседуйте с задержанными, на меня ноль внимания.
Открылась дверь, в комнату вошли Чума и Потап. Унылые, исхудавшие, со следами побоев на лицах.
— Пятнадцать минут, — сказал дежурный и ушел.
Воры стояли с заложенными за спины руками, непонимающе переводили взгляды с Антонины на старшего лейтенанта.
Баранов напомнил:
— У вас пятнадцать минут.
Антонина кашлянула в кулак, спросила:
— Помните меня?
— Помним, — оскалился Потап. — В школе вместе учились.
— На киче будешь шутить.
Чума взглянул на друга, вскинул удивленно брови:
— Наш человек, Потап.
— Буду ваша, когда будем вместе чалиться.
Старший лейтенант тоже удивился, поинтересовался:
— У кого научились, мадам?
— Есть один учитель, — отмахнулась Антонина, снова обратилась к задержанным: — По какому делу приезжали к Артуру?
— К Гордею? — уточнил Потап. — По старой дружбе.
— Чего хотели?
— Побазарить.
— О чем?
— Должок за ним, вот и приехали помирковать.
— Какой должок?.. Сколько?
— Не помним. Менты такой гуляш по ребрам устроили, все мозги вышибли.
— Сколько?.. Пятьдесят тысяч, сто, двести?
— Не дави на нас так, мамка, — попросил Чума. — Дай подумать, прикинуть. Если базар серьезный, назначай еще стрелку.
— Что еще от Артура нужно, кроме долга?
— Чтоб нас выпустили. Пусть бросит маляву ментам, что к нам никаких предъяв, на этом мы и отчалим.
— И больше ничего?
— Тебе же сказали, матрена, ничего. И харэ парить мозги. Нам твой хахаль нужен, как зайцу стоп-сигнал.
Антонина взглянула на старшего лейтенанта, развела руками.
— Базар окончен.
Встретились Антонина и капитан Муромов в довольно дорогом ресторане. Стол был накрыт по полной программе, обслуга работала четко и предупредительно, музыка разговору не мешала.