Капитан был уже серьезно подшофе.
— Как у вас по службе, утрамбовалось? — поинтересовалась Антонина.
— Пока тишина. А тишина, как известно, самое опасное состояние. В любой момент может рвануть. Поэтому будем осторожны и аккуратны, — произнес капитан, доливая себе коньячок. — Так вот, по вашему вопросу. Если бы эти красавцы были свеженькие, только что задержанные, без соответствующей биографии, все решилось бы в два щелчка. А так материалы уже в работе, их нужно каким-то путем выдергивать.
— Подумайте, я ведь готова на все ваши условия. Я деньги принесла.
— Послушайте, Антонина! — Капитан отложил нож, которым разрезал жареное мясо. — Хотите откровенно? Это не всегда со мной случается, но сегодня я могу себе позволить. Хотите?
— Почему нет? — пожала та плечами.
— Сегодня моя жизнь… моя личная жизнь… пошла кувырком! С сегодняшнего дня я свободен. От меня ушла супруга. Поэтому гуляю, делаю добрые дела, даже пробую пересмотреть собственную жизнь.
— Как это… ушла? — искренне удивилась Антонина.
— А вот так! Ножками. У нее очень красивые ноги. Честно. И она на этих ножках от меня топ-топ-топ… В туманную даль.
— К кому же в эту… даль?
— Какая разница к кому?.. Важнее, что от меня!.. Догадываетесь почему?.. Мент! Подъем в шесть, отбой в полночь. Ни минуты покоя. Круглосуточно в одной и той же одежде. Как в униформе. Любой звонок — приказ, любая просьба — обязанность. И никакой личной жизни. Ни в кино, ни в театр, ни даже в ресторан. Полный цейтнот. Во всем! Какая женщина такое вытерпит?
— Если любит, вытерпит.
— Значит, не любила. И на меня это как ведро холодной воды! Представляете, верил, дорожил, любил… и вдруг такой финал. Почти десять лет вместе.
— Может, еще вернется?
— Не думаю. А если вернется, то только в одном случае — если я уйду из полиции. А я, уважаемая, не уйду. Это уже моя жизнь! — Капитан налил и с ходу опрокинул рюмку. — Два часа… два часа я сидел столбняком, когда узнал о предательстве. И вдруг подумал о вас.
— Почему?
— Жалко вдруг стало. Не приведи господь никому таких душевных мук.
— Никаких мук. Вам показалось.
— Показалось? Раз показалось, переходим в делу. Без лирики. — Он выпил еще, не чокаясь. — А вдруг ваш муженек заартачится, откажется писать бумагу о снятии претензий?
— Я с ним уже переговорила. Это в его интересах.
— Боится, что они будут прессовать его и в дальнейшем?
— И его, и меня. Вы этот народ лучше меня знаете.
— Да уж знаю. — Муромов поднял рюмку. — Ваше здоровье, — выпил, аккуратно отщипнул виноградинку. — А где гарантия, что они, получив деньги, не станут доить вас постоянно?
— Буду договариваться. Мне важно, чтоб в моем доме, в моей семье был мир и покой.
— Понимаю. Прекрасно понимаю. Но в этом мире все так нестабильно и ненадежно. Верить, Антонина Григорьевна, нельзя никому.
— Но я же вам верю?
— Это исключительный случай, — засмеялся капитан и принялся за мясо. — Такой уж человек вам попался. И в такой день. — Он пожевал, внимательно посмотрел на собеседницу. — С завещанием все тип-топ?
— Была с юристом у нотариуса, обо всем договорились. На днях оформлю.
— И все-таки я вас не до конца понимаю. Зачем вам это? Вот честно, по-дружески. Ну расколитесь перед бедным ментом!
— Расколюсь. Но только между нами.
— Железобетонно!
— Тоже для семейного спокойствия.
— Это как? Он же в любой момент может швыркнуть к этой девахе, и вам придется делить все добро.
— Во-первых, не швыркнет. А во-вторых, если решится на такое, ему ничего не достанется.
— Любопытно. Вы внесли такой пункт в завещание?
— Юрист подсказал. Если наш союз распадается, он вообще ничего не получает. Каким пришел, таким и уйдет.
— Но, как я понимаю, у них любовь. Плевать ему на ваше богатство.
— Любовь — это как молоко. Утром свежее, вечером кисляк.
Павел Антонович какое-то время с изумлением смотрел на Антонину, затем громко расхохотался.
— Ай, умница! Ай, молодца! — зааплодировал. — В который раз пытаюсь понять женщин, и все равно ни черта не получается. — Вдруг умолк, серьезно спросил: — То есть вы его закабаляете?
— Можно сказать и так.
— А если вы все-таки просчитаетесь? Вдруг он не присядет на вашу приманку?
— Товарищ капитан, — с укоризной сказала Антонина. — Он уже на ней сидит. Хлопчик уже привык мягко спать, жирно жрать.
Полицейский снова расхохотался, поднял рюмку.
— Ваше здоровье, уважаемая, — выпил, сочувственно мотнул головой. — А вот кого по-настоящему жаль, так это девчонку. Вляпалась дурочка. И ради чего я старался с ее паспортом? Хотя добрые дела и мне когда-нибудь зачтутся.
— Например, жена вернется?
— И такое может быть, — печально согласился капитан. — Хотя зачем?
Когда Антонина вернулась в кафе, Артур был уже здесь. Возился у караоке с техникой, что-то налаживал, проверял.
Антонина выбралась из машины, не обратила внимания не спешащего к ней Хамида, миновала охранника, вошла в пристройку с караоке:
— Привет. Давно вернулся?
— Меньше часа.
— Мог бы разбудить, когда уезжал.
— Толкал, не проснулась. Перебрала здорово.
Покинули помещение, отошли подальше от кафе. Антонина прислонила палку к дереву, насмешливо глянула на Артура.
— Как Настя?
— Нормально. Даже хорошо.
— Не скучает, когда отлучаешься?
— Не знаю. Не спрашивал.
— А я скучаю.
— Видишь, приехал.
— Сегодня останешься? Или опять к ней?
— Не знаю. Еще не решил. Задержусь допоздна, останусь.
— А я насчет завещания уже решила.
Артур помолчал, пожал плечами:
— Мне это не нужно.
— Даже если не нужно, пусть лежит. Вдруг когда-нибудь сгодится.
— Может, и сгодится. — Артур неожиданно улыбнулся. — А у нас новость.
— Вижу, хорошая.
— Хорошая, Тось. — Он набрал воздуха, выдохнул. — Можешь поздравить. У нас будет ребенок.
Антонина с трудом проглотила ком, вставший поперек горла, севшим голосом произнесла:
— Только что узнал?
— Сегодня.
— Молодцы, поздравляю. Хлопчик или барышня?
— Я тоже про это у Насти спросил, пока не знает, — рассмеялся Артур.
— Это не важно, важно, что кто-то родится. — Антонина взглянула на мужа. — Видишь, а ты отказываешься от завещания. Пусть будет ребятенку, — снова помолчала. — Может, Настя переберется к нам?
— Не захочет. Она гордая.
— На спине гордых дрова колят. Пусть подумает. Вечером еще поговорим. — Антонина пошла прочь, забыв про оставленную палку, вдруг обнаружила, что идет без нее, рассмеялась: — Видишь, сама иду. Без палки! Считай, выздоровела.
Артур смотрел, как жена довольно легко вошла на помост веранды, что-то сказала Виталику, пообщалась с Хамидом и Дильбар и скрылась в зале.
Достал из кармана мобильник, набрал номер:
— Настюха, я. На работе. Все нормалек, тружусь. Поговорил с Антониной, обрадовалась, что ты беременная. Конечно, сказал. Настюш, ты чего? Она же нормальная тетка. Может, где и скребануло, но виду не подала. Сегодня, солнышко, не приеду. Потому что работы до фига! Ну сама прикинь — приеду после двенадцати, пока то да се, а утром в семь подъем. А добираться на чем? Опять на такси? Как это не работать? А денежки кто будет зарабатывать? Да, папка. Папочка! — рассмеялся. — Тем более уже не на двоих вкалывать, а на троих. Видишь, сама соображаешь. Все, солнышко, бегу. Зовут. Обязательно звякну!
Спали в разных комнатах. Ночь была темная, ветреная, ветки били по стеклам методично и хлестко, гремело на крыше железо.
Артур проснулся от того, что кто-то тяжело дышал и стонал.
Открыл глаза, увидел неясный силуэт в дверях. Дотянулся до ночника, зажег свет.
На пороге комнаты стояла Антонина — в ночной белой сорочке, с распущенными волосами, глаза были распахнуты. Она бормотала что-то неразборчивое.
— Ты чего? — испуганно спросил Артур.
— Он опять приходил, — прошептала Антонина. — Опять звал меня. Не хотел отпускать. — Она сделала пару шагов к нему. — Я знаю почему. Потому что убила. Это я убила его. Ты не знал, а я говорю. Теперь он зовет. Душа рвется ко мне. Не отпускает. А я боюсь. Не хочу. Помоги мне, Артур. Прогони его. Спаси.
— Уйди! — заорал Артур. — Совсем чокнулась?! Исчезни!
Антонина остановилась, постояла молча и медленно покинула комнату.
Артур послушал ее удаляющиеся шаги, подошел к двери, снова прислушался. Вернулся к постели, быстро перекрестился, лег, натянул одеяло до подбородка. Замер, неподвижно уставился в потолок, слабо освещенный ночником, слушая беснующийся за окном ветер и хлесткие удары веток по окну.
Антонина стояла у окна. Дождалась, когда Артур скроется за калиткой, на всякий случай заперлась изнутри, открыла один из посудных комодов, взяла высокий сервизный чайник, запустила внутрь руку, вынула сейфовые ключи.
Затем открыла дверцы платяного шкафа, вытащила из него постельное белье, открыла сейф, выгребла все пачки денег. Пересчитала, глянула на записку, на которой была написана сумма, снова пересчитала.
Посидела в некотором недоумении, взяла одну из долларовых пачек, сунула оставшиеся деньги снова в сейф. Ключи бросила в тот же чайник, сложила разбросанные вещи, по-скорому поправила волосы, покинула комнату.
По пути в город набрала номер капитана полиции:
— Уже еду. Куда дальше? Поняла. Знаю эту улицу. А их уже выпустили? Да, все прихватила, как договаривались. Сначала переговорю с ними, потом к вам. Нет, не дай бог. Никому ничего не говорила. Ни слова. А Нинке в первую очередь. Трепло еще то. Хорошо, договорились. — Она отключила аппарат и помчалась дальше.
Бывшие дружки Артура ждали ее в небольшом сквере на окраине города. Увидев Антонину, суетиться не стали, подождали, когда она выйдет из машины и подойдет сама.
Она присела рядом с ними, быстро огляделась.
— Не трухай, мамка, — засмеялся Чума. — Сами боимся.
Она достала из сумки две небольшие пачки денег.