— Я ничего другого и не ожидала, — говорит тетя Джеки, широко улыбаясь. — Увидимся на премьере, договорились? Жду билетик.
Я слегка улыбаюсь. Я хочу рассказать ей про Майлза — как он посмотрел «Суини Тодда», только потому что я так много о нем говорила, как он не сводит с меня взгляда, как я порхаю, словно бабочка, после его поцелуев.
Может быть, тетя Джеки поймет, каково это, когда одновременно хочется открыть свой статус и напрочь забыть о ВИЧ.
Тетя Джеки одной из первых узнала о том, что случилось в моей прошлой школе. Она все повторяла то, что я уже слышала от нее не раз: «Тебе нечего стыдиться, но все равно держи это в тайне». Не уверена, что я могу жить так дальше.
Доктор Хан заходит, как раз когда тетя Джеки покидает кабинет. Дверь остается открытой всего несколько секунд, но до меня доносится плач ребенка.
У доктора Хан каждый раз новый хиджаб. Уверена, она их меняет для детишек, но я все равно думаю, что они крутые. Сегодня на ней красный платок с орнаментом в виде бегущих слонов. Похожий орнамент и на ее сережках, только вместо слонов там — жирафы.
— Кто это тут у нас! — Ее лицо озаряется улыбкой. Под мышкой она держит блокнот. — Как дела, Симона? Что новенького?
Она садится на медицинский стул на колесиках, на котором я гоняла по больнице, когда мне было десять лет и я болела пневмонией. Было очень весело, пока папа меня не нашел и не устроил нагоняй.
— Да так, школа. — Я пожимаю плечами. — Стараюсь выжить, когда я там, а когда не там — ничего не делаю.
— Неправда. Что-то же ты делаешь, — поправляет папа.
— Ну, я не помогаю больным СПИДом сиротам в Индии или что-нибудь еще такое крутое. — Я бросаю на доктора взгляд.
Она слегка кривит рот.
— Совсем не обязательно быть добровольцем Корпуса мира, — замечает она, постукивая ручкой по блокноту. — Есть много других способов делать что-то значимое.
Я снова пожимаю плечами.
— Ты принимаешь лекарства?
— Конечно, — отчетливо выговариваю я. — Иначе у меня будут проблемы.
Возможно, она вспоминает, как я тогда забила на лекарства. Судя по выражению лица папы, он точно об этом думает. В свою защиту скажу, что я перестала принимать их потому, что у сиропа был просто отвратительный вкус, а глотать таблетки я тогда еще не могла. Врачи сказали, что я получала только половину необходимой дозы, когда слегла с воспалением легких. Вот же маленькая бунтарка.
— Так, количество CD4-лимфоцитов — почти тысяча клеток на кубический миллиметр крови, — говорит она, поглядывая на родителей. — Как мы помним, уровень CD4 — это показатель состояния иммунной системы.
— Отлично же! — выпаливаю я, сама того не ожидая.
— Очень хорошо, — говорит доктор Хан. — Абсолютно нормальные показатели, прямо как у неинфицированных ВИЧ, так что я очень рада. И уровень твоей вирусной нагрузки неопределим.
Он впервые неопределим на нынешней комбинации препаратов. Папа хлопает в ладоши, будто я забила гол. Доктор Хан улыбается.
— Но все равно важно продолжать принимать лекарства. Иначе количество CD4-клеток сразу упадет.
— Да знаю я.
— Теперь тебе все кажется простым, но я теряла пациентов из-за того, что они прекращали принимать лекарства, — говорит доктор Хан, приковывая меня к месту взглядом. — Прекращали по многим причинам — отрицание, депрессия, иногда просто из протеста. Если ты в состоянии с этим справиться, то сможешь прожить до старости. И твоя жизнь не будет сильно отличаться от жизни кого-нибудь с хроническим заболеванием, скажем, с астмой или диабетом.
А вот это мне даже нравится. Люблю, когда напоминают, что я не так уж отличаюсь от других. Все говорят о ВИЧ, как будто это какая-то чума, однако я почти уверена, что эпидемия кори в Диснейленде была гораздо хуже [4], чем весь мой опыт с ВИЧ.
Но теперь вирус неопределим. Значит, я просто должна спросить — даже если от этого будет супернеловко. Я ерзаю на кушетке, стараясь устроиться поудобнее.
— То есть, — нервно сглатываю я, — э-э, если у меня неопределимый уровень вирусной нагрузки, значит чисто гипотетически я могу заниматься сексом, не передавая ВИЧ. Правильно?
Я чувствую, как родители взглядом прожигают дыру у меня в затылке, и прикусываю губу.
— Правильно, хотя мы рекомендуем подождать шесть месяцев, — говорит доктор Хан. — Кстати, ты сходила по моему совету к доктору Уокер? Как все прошло? Она ответила на все твои вопросы?
— Типа того, — неуверенно киваю я. — Она сказала, что есть такой препарат, который могут принимать ВИЧ-негативные люди, когда вступают в контакт с инфицированными.
— Мы это называем ДКП, доконтактная профилактика, — мягко говорит доктор Хан. — Это такая таблетка, которую ВИЧ-негативный партнер должен принимать каждый день, она снижает шанс заражения вирусом.
Как-то несправедливо просить Майлза пить таблетки, чтобы у нас был секс. Лидия начала принимать противозачаточные, потому что она встречается с Иэном, но, по-моему, это все же немного другое. Иэн ее об этом не просил. И даже если бы она не пила таблетки, наверняка они бы все равно занялись сексом. Как Майлз отнесется к такой просьбе? Я без понятия.
— Звучит круто. — Я облизываю губы. — А что, если мой партнер не будет заранее принимать эти таблетки? Что, если секс случится спонтанно?
— Не случится, — перебивает папа. Отец хмыкает в знак согласия.
Я вздыхаю. Наверное, было бы лучше, если бы я пришла одна, но на осмотры мы всегда ходим вместе. Просто в последнее время это стало невыносимо.
— Я понимаю ваше беспокойство, мистер Хэмптон, доктор Гарсия, — дипломатично говорит доктор Хан. — Но, при всем моем уважении, у Симоны совершенно нормальные вопросы. И когда речь идет о сексе, пусть лучше она будет готова к разным ситуациям, это всем пойдет на пользу: и ей, и ее будущим партнерам.
— В ее возрасте торопиться некуда, — возражает папа.
Я оборачиваюсь и смотрю на его кроссовки. На нем пара «джорданов», по виду — из восьмидесятых. Знай я, где они лежат, я бы утащила их сегодня с утра и напихала внутрь газет, чтобы они с меня не сваливались. Как-то нечестно, что он одевается круче, чем я.
— Ей даже думать об этом рано.
— Но гипотетически, — встреваю я, — что, если этой ДКП не было?
— Ну, во-первых, передача вируса от цисгендерной женщины цисгендерному мужчине менее вероятна. — Доктор Хан поворачивается ко мне. — К тому же было такое исследование, в ходе которого ВИЧ-инфицированные с неопределимым уровнем вирусной нагрузки занимались незащищенным сексом с ВИЧ-негативными партнерами. И не было зарегистрировано ни одного случая заражения. Исследование проводилось в течение шестнадцати месяцев на девятистах парах — то есть в общей сложности на шестидесяти тысячах сексуальных актов.
Дышать становится немного легче. Ладно, всего лишь одно исследование, но если пары занимались сексом шестьдесят тысяч раз и ни с кем из них ничего не случилось, это что-то да значит. Если уж доктор Хан на него ссылается, значит, видимо, верит его результатам.
— Небольшой риск все же есть, — говорит отец, будто читая мои мысли. — Так что не забывай, когда соберешься заняться с кем-нибудь сексом.
— Но с сексом всегда есть риск! — выпаливаю я. Он изгибает бровь, и я почти жалею, что огрызнулась. Почти. — Я могу заразиться герпесом, или сифилисом, или еще чем-нибудь, даже если доверяю партнеру.
— И, честно говоря, никаких проблем не должно быть, если твоя вирусная нагрузка неопределима, — добавляет доктор Хан. — А она неопределима.
Такое ощущение, что у нас тут действует какой-то негласный девичий кодекс, совсем как в прошлый раз, когда она убедила отца отвести меня к гинекологу.
— Но ты все равно должна раскрыть свой ВИЧ-статус, — говорит отец, — и все честно рассказать своему партнеру.
Ах да. Вот еще почему секс для меня так проблематичен — вдобавок к неопределимой вирусной нагрузке. Я закусываю губу.
— Симона, — доктор Хан кладет свою руку поверх моей, — ты же знаешь, я всегда готова с тобой поговорить. Можешь звонить мне в любое время.
— Да, знаю. — Я слегка улыбаюсь ей в ответ. — Спасибо вам.
Хоть я и не собиралась говорить о сексе, вышло все совсем неплохо — у меня неопределимый уровень вирусной нагрузки, и я узнала, что хотела. Похоже, доктор Хан на моей стороне.
14
Так как Лидия и Клавдия отказываются появляться в столовой после той перепалки со «шлюхами» и Мирандой Кроссланд, мы обычно обедаем в старом корпусе естественных наук. Последней здесь вела уроки мисс Ингол, но с тех пор, как она ушла в декрет в начале года, ее кабинет стал неофициальным местом собраний Альянса геев и гетеросексуалов.
— Не знаю, как вы еще продолжаете, — говорю я, закидывая рюкзак на плечо. Рядом со мной идет Лидия, а Клавдия — впереди. — У вас даже куратора больше нет. Что, если будут проблемы?
Клавдия оборачивается и закатывает глаза. В этой части школы свет еще горит, и она заводит нас в пустой кабинет. Нужно бы уже знать, где тут что находится, но, в отличие от Клавдии, я совершенно без понятия. Она же здесь как у себя дома.
— Куратором была мисс Ингол. — Лидия приваливается ко мне плечом. — А вот училка, которая ее замещает, вообще ничего не делает для Альянса.
— Мы и без нее неплохо справляемся. — Клавдия бросает свою сумку на лабораторный стол. — Раньше был не Альянс, а хрень какая-то. Мы только и делали, что сидели и пялились друг на друга.
— Мисс Ингол хотя бы пыталась, — возражает Лидия. — А этой просто все равно.
В кабинете нет стульев, и мы усаживаемся прямо на столы. Народ начинает потихоньку подтягиваться, и становится шумно. Кто-то пристраивается рядом с Клавдией, кто-то крепко обнимает Лидию.
Конечно, у Лидии и Клавдии есть и другие друзья, отчего на встречах Альянса я всегда чувствовала себя аутсайдером. Может, мои родители и квиры, но я-то — нет. Ну, или — возможно, нет. Не уверена.