Цветы, шампанское, ужин при свечах.
Утром она говорит:
– Тебе было хорошо со мной?
Он:
– Любимая, как я счастлив, ты прекрасней всех…
А она:
– Ты мало что импотент, это бы я перетерпела. Но ты еще и лицемер. Я же видела, как тебе тошно было. Врать нехорошо, мой дорогой. Собирайся.
Он ее даже не побил.
Но и сам не повесился. Кажется, вернулся к бывшей жене.
А ее я встретил лет через десять. На рынке, рядом с нашей дачей. Оказалось, они дачу снимают недалеко, в поселке через шоссе. Сыну пять лет, она его за руку держит. Кошелка в другой руке.
– А муж у тебя кто? – спрашиваю.
– Да господи! – и называет фамилию одного нашего однокурсника.
– Понятно. А почему так? – я не удержался спросить.
– Как? – и в упор на меня смотрит.
Глаза всё такие же. Но не совсем.
Наша Таня горько плачет
Петров нашел в отцовском шкафу альбом.
Он делал уборку в отцовской квартире, потому что мать умерла уже давно, а отец хоть и ходил по комнате и даже посидеть во двор сам спускался – на самом деле был беспомощный старик, за которым надо было присматривать. Потому что Петрову было пятьдесят пять, а отцу восемьдесят два.
Альбом лежал на нижней полке, под стопкой ветхих рубашек, которые отец давно не носил, но жалел выкинуть. Вот Петров и решил наконец отнести их на помойку.
Альбом был старый, красный, плюшевый, маленький. С латунным замочком.
Петров открыл его.
Там были фотографии какой-то девочки. Сначала на руках у женщины. Потом в коляске. Около песочницы. На улице. На даче – на грядке и на крылечке. И даже один раз у моря. С единственной подписью: «Мисхор. Танечке двенадцать лет». Это была последняя фотография, дальше шли пустые окошечки.
Петров сбросил туфли и лег на диван, уставившись в потолок.
Отец за стеной кашлял и шаркал тапочками.
Петров еще раз перелистал альбом. По машинам на фоне выходило, что эта Танечка моложе его лет на десять-пятнадцать. Значит, когда он учился в школе, когда папа помогал ему решать задачи, и они вместе делали уборку, и папа по воскресеньям приносил маме цветы и тортик – так у них было заведено в их прекрасной любящей семье, – значит, одновременно у папы была еще одна жена! Была дочь! И папа навещал их, помогал, наверное. Делал фотографии, хранил их в альбоме.
Петров не знал, злиться ему на отца или нет. Но он вдруг почувствовал нежность к этой девочке. К младшей сестренке.
Он сделал сканы и раскидал по разным сайтам.
Через неделю пришло письмо: «Откуда у вас мои фотографии?»
«Нам лучше встретиться», – ответил он.
Договорились в летнем кафе на Ломоносовском. В час дня.
В час дня к веранде подъехала дорогущая машина – Петров даже не разобрал какая. Выскочил широкий мужчина, открыл заднюю дверцу, помог выйти холеной даме лет сорока.
– Всё может быть, – сказала она Петрову, перелистав альбом. – Я росла без отца. Вы мне его отдаете?
– Отца? – пошутил Петров.
– Альбом, – сказала она.
– Да, разумеется.
– Благодарю. Только вот что. Вы, надеюсь, понимаете, что я вам ничего не должна? Вы не вправе от меня ничего ждать.
– От вас? О чем вы? – Петров засмеялся, кивнул на лимузин и охранника. – По глазам вижу, вы всё это на часок одолжили у крутой подружки.
– Ценю ваше остроумие, – мрачно сказала она. – Когда он умрет, позвоните мне. Я оплачу похороны и памятник.
– Идите к черту, – ласково сказал Петров и коротко погладил ее по плечу.
– Спасибо, – через силу улыбнулась она, встала и протянула красивую руку.
Когда Петров снова пришел к отцу, тот спросил:
– Где альбом? Тут альбом под рубашками был! Ни рубашек, ни альбома, – он опустился на колени перед шкафом.
– Тебе нельзя нагибаться, – Петров поднял его, усадил на диван. – Какой альбом?
– У матери двоюродный брат был, Серёжка Ливенцев. Он ей этот альбом принес. «Спрячь, Наталья». Ну, мать всё поняла. Когда Серёжка умер, мне рассказала. Смотрю карточки и думаю – эх, если бы у меня такая доченька была! Где ж альбом-то?
– Понятия не имею! – обиженно сказал Петров. – У тебя свой родной сын есть! Хватит с тебя. Пошли обедать.
Под Новый год Таня позвонила Петрову и предложила пересечься. Она приготовила подарки ему и отцу.
Петров сказал, что у него «фатально нет времени»
– Я буду у вашего подъезда в любое удобное для вас время. Вам трудно на лифте спуститься?
– К сожалению, – сказал Петров и нажал отбой.
Ключ
Мальчик позвал девочку на дачу. Хотя на даче жили бабушка, няня и пятилетний брат. Потому что девочка не захотела прийти к нему в пустую квартиру; у него мама с папой уехали отдыхать, а бабушка с братиком и няней были на даче.
Девочка уперлась. Нет и всё. Забоялась, наверное. «А на дачу поедем?» – «А там тоже никого нет?» Мальчик всё объяснил. Она сказала: «Тогда да».
Кстати, у нее родители тоже уехали отдыхать и оставили ее одну. Поэтому весь разговор и начался. Но к ней домой было нельзя, ни-ни, ни в коем случае.
Встретились у метро, доехали до вокзала, полчаса на электричке, а там еще пешком километр, не меньше.
Приехали, поужинали, посидели на крыльце, потом пошли спать. Мальчик лег на веранде, а девочка – в одной комнате с бабушкой, на раскладушке.
Утром пошли гулять.
Как только зашли в лес, сразу начали целоваться.
Потом добежали до опушки. На опушке был стог сена. Забрались наверх и стали целоваться еще сильнее. Солнце жарило. Мальчик стал ей расстегивать пуговицы. Она сказала: «Не надо». Он стал целовать ей шею. Было солоно, потому что жарко. Она сказала: «Еще вот так, вот так». А потом вдруг: «Поехали в Москву, к тебе».
Уже подошли к подъезду. Мальчик сунул руку в карман и обмер: ключа не было. Плоский английский ключик, тогда квартиры особенно не запирали.
– Я ключ забыл, – сказал он.
– Потерял? – у нее даже голос дрогнул.
– Нет, – сказал мальчик. – Я точно знаю, где он лежит. На полочке в прихожей. Когда мы в лес пошли, я его нарочно выложил, чтоб не потерять. Точно. А может, всё-таки давай к тебе?
– Исключено, – сказала она и села на лавочку у подъезда. – Я подожду, ничего, не переживай.
Бегом до метро, с пересадкой до вокзала, на электричку, бегом до поселка, рванул калитку, прыгнул на крыльцо – о боже! – нет ключа. Ни на полочке, ни на гвозде, ни в ящике комода, ни в кармане куртки. А бабушка ушла к соседям. Хотелось бежать в лес, искать на тропинке, рыться в стогу… Мальчик заплакал, сел на крыльцо и почувствовал, как что-то сбоку врезается в живот. Ключ лежал в потайном кармашке-клапане.
Еще было светло, когда мальчик вбежал во двор. Она сидела и ждала, это было чудо, это было счастье, они вошли в пустую пыльную горячую квартиру, упали на диван, обнялись, и она вдруг сказала:
– Черт. Гадство. Как я лопухнулась.
– Почему? – его резануло это неприятное взрослое слово.
– Слушай, – сказала она. – У тебя есть… ну, сам знаешь…
– Что? – он взял ее за плечи.
– Я стесняюсь, – сказала она.
– На ухо скажи, – ласково сказал он, – а я глаза закрою.
Она прижала губы к его уху и шепнула коротко.
– Да, – сказал он. – Да, конечно. Сейчас.
Встал, пошел в ванную, достал из шкафчика большую расковырянную пачку ваты, принес ей. Она сказала: «Выйди, пожалуйста». Потом спросила, какое полотенце можно взять, чтобы пойти в душ.
Пока она мылась, мальчик постелил ей постель в большой комнате.
А сам стал укладываться в своей комнате, через стенку. Когда снимал майку, почувствовал, что у него сильно пахнут подмышки. Набегался по жаре. Но мыться не было сил. А зайти к ней и просто поцеловать на ночь – было стыдно такому вонючему.
«Как много тела в нашей душевной жизни», – подумал мальчик.
Но не тогда подумал, а лет через тридцать.
А тогда он лежал и думал, любит он ее или уже нет.
Так и не решил.
Добрые, хорошие, любимые
Лена Захарова собиралась выйти замуж за Максима Рябухо. Но Лилька Лапкина всё сломала.
– Только нищету плодить! – мудрым басом сказала она и пихнула окурок в пустую пивную банку. Окурок пшикнул и затих. Лилька тоже замолчала. Они сидели на лавочке во дворе.
– В смысле? – не поняла Лена. Она позвала Лильку как раз обсудить все дела про свадьбу, чтобы недорого, но прилично.
– Ты с папой-мамой живешь в двушке, – объяснила Лилька. – А у Макса вообще сестра замужем. Он в проходной спит, ты что, не знаешь? Ты что, думаешь, они все вот так прямо соберутся и вам хоть комнату в коммуналке сделают?
– Нет, не думаю, – растерялась Лена. – Мы снимать будем.
– Цены знаешь? – хохотнула Лилька. – Ну, допустим. А жрать на что? А пивка попить? А если ребенок?
– Сначала без ребенка, – сказала Лена.
– Зачем тогда жениться? – ответила беспощадная Лилька. – Сексом заниматься негде? Ходи ко мне, когда я на дежурстве.
Лилька была нянечкой в больнице и училась на массажистку вместе с Леной. Жила одна в квартире гостиничного типа.
– Что же делать? – спросила Лена.
– Не плодить нищету! – повторила Лилька. – Родишь ребенка, он попросит: купи то, купи это, а бабок ноль. Приятно тебе? А ребенку?
– Что же делать? – повторила Лена, чуть не плача.
– Трезво рассуждать! – сказала Лилька. – Головой соображать.
Лена сначала очень обиделась. Но потом стала соображать, и в голове у нее всё сложилось. Как пазл складывают. Ворох непонятных деталек превратился в яркую и четкую картинку.
Поэтому она всё объяснила Максиму такими же грубыми и ясными словами. Что он младший продавец без образования. А она, когда еще училище закончит и найдет хорошую работу.