– Моей душе, вы хотели сказать?
– В смысле, вашим родственникам! Но тут еще ничего. Можно потом на могилу пойти и отслужить панихиду, как положено. Ведь можно?
– Можно, – кивнул батюшка.
– А мне что делать? Надо дать обратный ход. Вы не можете… ну, типа анафемы? Отлучить его от церкви?
– Но он же некрещеный!
– Что же делать-то? – чуть не застонал Саша.
– Напишите архиерею, – сказал батюшка. – Вот, мол, священник такой-то отпевал некрещеного. Да еще против воли, высказанной в его завещании.
– И что архиерей? – спросил Саша.
– Наверное, как-то меня накажет.
– Ладно, – сказал Саша. – Бог простит.
Повернулся и ушел.
Через год он поставил на могиле памятник.
Гранитный обелиск. Сверху звезда. Портрет. Надпись: «Полковник Сергей Васильевич Тихонов. 1938–2011». И ниже: «Член Коммунистической партии с 1962 года».
Подул ветер. Облака отбежали и открыли солнце.
Саша подумал, что отец смотрит с неба и радуется.
Особый дар
Слава умел предугадывать, что произойдет. И хорошее, и плохое тем более. Он даже думал иногда, что у него какой-то особый дар. Он говорил своей жене Даше – ну, они не были расписаны, но жили вместе уже два с половиной года, – он говорил Даше, что в случае чего сможет так зарабатывать деньги. Предсказывать будущее. «Ясновидец Вячеслав, колдун в восьмом поколении».
Но в этот раз он совершенно ничего не почувствовал.
Открыл дверь, бросил сумку на пол, крикнул: «Привет!» – и вошел в комнату.
Там сидел его приятель Кирилл. Да, да, конечно! Они договаривались, что Кирилл зайдет к ним со своей Мариной и они пойдут в кафе, ибо пятница.
– Извини, задержали, – сказал Слава. – Привет. А Маринка с Дашкой? – и он кивнул на дверь смежной комнаты. – Ногти красят?
– Я без Маринки, – сказал Кирилл, глядя в пол.
– А Дашка где? – удивился Слава. – Эй, ты что? Что молчишь?!
– Вот она я, – дверь открылась, и вышла Даша. Почему-то в халате.
– Давай, одевайся, – сказал Слава. – Жрать хочу, страшное дело.
– Подожди, – сказала Даша.
– Чего ждать? – возмутился Слава. – Я пообедать не успел, совсем задолбали нас сегодня. В честь пятницы, ясно дело. Бежать оттуда надо, если честно…
– Подожди, – сказала Даша. Подошла к Кириллу, встала сзади, положила руки ему на плечи. Гордо выпрямилась. – Скажи сам! – почти приказала она.
Кирилл поднял голову и сказал, стараясь говорить уверенно и громко:
– Мы с Дарьей только что стали мужем и женой.
– В смысле? – не понял Слава.
Но потом догадался, покраснел, потом взял себя в руки и сказал:
– Что ж. Пойдем в кафе, отметим вашу свадьбу.
– Ты что, совсем? – закричала Даша. – В такой момент со своими приколами!
– Я не обедал сегодня, – повторил Слава. – Я есть хочу. А вы оба гады подлые, и больше ничего. Плевать на вас. Сделай мне бутерброд с сыром на прощанье.
– Сыра нет, – сказала Даша. – Есть докторская, ты покупал.
– Я ее неделю назад покупал! Она уже стухла сто раз! – Слава просто зашипел от возмущения. – Ну, ладно. Ничего. Я сам в кафе пойду. Потом! – он пошел в коридор, залез на антресоли. Вернулся с чемоданом. Раскрыл его, бросил на пол. – Собирайся. И вообще забирай, что хочешь! Только айпад оставь.
– Айпад наш общий, – сказала Даша.
– В такой момент она еще торгуется! – сказал Слава.
Даша стала собирать свою одежду.
Она это очень медленно делала, каждую вещицу встряхивала, бережно складывала, застегивала пуговицы на блузках, прятала туфли в специальные мешочки.
Через час Кирилл, неподвижно сидевший на стуле, подал голос:
– Я пойду такси поймаю, ладно?
– Ладно-ладно, – хором сказали Даша и Слава.
Странное дело, Славе всегда казалось, что у Даши несметная куча шмоток, туфель и косметики, а вот смотри ты – один не слишком большой чемодан и всё. Все пожитки, как говорила бабушка. Славе стало ее жалко. Он взял со стола айпад и положил в чемодан сверху ее свитерков и брючек.
– Спасибо, не надо, – шепотом сказала она.
– Да бери, чего там… – сказал он.
Они сидели на диване перед закрытым чемоданом.
Даша взяла мобильник, набрала номер. Там был приятный женский голос:
– Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети.
– Ладно, забыли, – сказал Слава. – Только давай договоримся, что это самый последний раз.
– Давай ты не будешь мне ставить условия, – сказала Даша. Она раскрыла чемодан, достала айпад и положила на место.
Засыпая, Слава вдруг вспомнил о своей способности предсказывать события и удивился, что в этот раз не сработало. Ни когда шел домой, ни даже когда увидел смущенного Кирилла и Дашу в халате на голое тело.
Но потом понял: «чего предсказывать, если ничего не случилось?»
Идеалист
– Мне были нужны деньги, – сказал мой приятель.
– Деньги всем нужны, – ответил я.
– Да. То есть нет! Мне они были по-другому нужны. Не чтобы выжить и не на что-то срочное. Мне нужен был постоянный источник дохода.
«Я мечтал жить свободно. Не колотиться из-за копейки. У меня были кое-какие занятные идеи в области экономической теории. Я думал: „Было бы у меня, скажем, двести пятьдесят рэ в месяц просто так, в виде ренты какой-нибудь, – я бы засел в библиотеку и лет через пять написал бы что-то этакое…“
Я был жуткий идеалист.
Дело было в восьмидесятом, как ты понял. Двести пятьдесят – это была вполне приличная зарплата. Но где взять такую ренту?
Единственный законный способ – срочный вклад в сберкассе: три процента. Значит, чтоб получать двести пятьдесят в месяц, то есть три тыщи в год, сколько надо положить на счет? Правильно, сто тысяч. А где их взять? В восьмидесятом-то году? Нигде. Как их заработать? Никак…
Потом девяностые. Я долго не мог решиться взять и уйти в бизнес. Но подумал: „Мне ведь нужен всего один миллион долларов“. Почему? Да потому, что я его положу в тот же Сбербанк под семь процентов и буду иметь семьдесят тысяч баксов в год. Минус налог, тогда налог был не то что сейчас, итого почти четыре тысячи долларов в месяц. Просто так, как бы с неба!
Ах да. Налоги-то и с миллиона платить надо, так что заработать надо примерно миллион четыреста. И всё. Свобода.
Хорошо. Заработал. Не спрашивай как. Но клянусь, никакого особого криминала.
Везу деньги в банк, кладу на депозит и думаю: черт, так это еще целый год ждать, когда настанет эта райская жизнь! А у меня буквально какие-то копейки остались.
Ладно, хорошо. Еще годик потрудимся.
Год прошел.
Вот оно, счастье! В смысле хрен тебе.
Во-первых, нужна квартира нормальная. Что за достоевщина, жить в панельной „двушке“ и получать четыре штуки? На что тратить? На книги? У меня даже приличного кабинета не было, куда хороший книжный шкаф поставить. Четыре штуки – это, конечно, мило, но квартиру не купишь.
Во-вторых, мальчики-аналитики получают по шесть-восемь штук. Даже обидно.
Про машину, одежду и любимую девушку я уже и не говорю.
В общем, вышло, что мне позарез нужен второй миллион. И третий тоже.
А сегодня мне кажется, что я умру или сойду с ума, если у меня не будет миллиарда.
И добро бы я занимался чем-то, что меня заводит! Как некоторые – самолетами, сталью или пивом. Счастливые люди. А я просто спекулянт-универсал. Купил подешевле, перепродал подороже. Скучно, глупо и опасно. Но никуда не денешься. Сначала человек делает деньги, потом деньги делают человека, а в конце концов деньги делают деньги, а я так, пристегнут к процессу».
– Не вешай носа! – сказал я. – Наживешь миллиард – остановись. И вернись к своим занятным идеям в области экономической теории…
– Нехорошо дразниться, – сказал он.
Наименьшее зло
Мне часто снятся книги. Вот опять приснился роман.
Толстая книга в светло-сером картонном переплете с матерчатым корешком, как издавали в пятидесятые-шестидесятые годы. Автора не помню, название тоже.
Но сам роман довольно интересный.
Про то, как скромный человек мирной профессии – вроде экономист-плановик, а может, зав. библиотекой, негодный по здоровью к военной службе, – вдруг оказался «под немцами». Поскольку жил на западной границе, в маленьком городе, который оставила Красная армия буквально в первые дни войны, а еще через неделю фронт откатился километров на полтораста к востоку.
У него жена и сын-школьник.
Он не еврей, не коммунист.
Однако жить-то надо. Кормить семью.
Он и живет. Устраивается, смешно сказать, директором театра. В театре ставят классику. Чехов, Островский, Шекспир. Сказки Гофмана – для детей.
Он никого не убивает, не доносит на нелояльных сослуживцев, но и не пытается связаться с подпольем, не прячет тех, кому грозит смерть. Впрочем, никто не обращается к нему за помощью. Он вообще сомневается, что антифашистское подполье на самом деле существует: так, во всяком случае, он отвечает сыну. И говорит, что нормальный человек должен жить нормально. Не лезть на рожон из принципа, но избегать прямых и явных подлостей.
Жена вообще не задает ему вопросов.
В сорок четвертом они всей семьей бегут в Германию вместе с отступающими немцами. Там, изрядно помыкавшись, они находят пристанище в маленьком городке на границе с Францией; живут тусклой жизнью трудящихся бюргеров.
Всё.
Итак, мне приснилось, что я сижу в большой светлой комнате. Круглый стол, и за ним человек десять. Это литературные критики, кажется. Идет обсуждение вот этого романа.
Дело происходит в начале шестидесятых, но я уже взрослый. Не такой старый, как сейчас, но и не двенадцатилетний мальчишка. Мне лет тридцать