Дочка на меня чуть не с кулаками. Лиля и Вадик тут же губы надули и ушли: очень воспитанные. Остальные галдят, его успокаивают. А он только повторяет: „В мой день рождения! В мой день рождения!“ И чуть не плачет.
Мне даже смешно стало».
Я ее спросил:
– А в самом деле. Зачем ты на дне рождения скандал устроила?
– Чтобы уже точно развестись, – сказала она. – Чтобы потом не простить, как сто раз прощала.
Помолчала и сказала:
– Чтобы себе не простить. Что вышла за него замуж.
Подкаблучник и святая
Николай Носов, автор «Незнайки», еще писал литературные фельетоны. В одном из них я нашел такое наблюдение:
– у положительного героя глаза светлые, у отрицательного – водянистые;
– у положительного героя буйная шевелюра, у отрицательного – патлы;
– у хорошего человека нос орлиный, у плохого – крючковатый.
Ну и так далее.
Это относится и к семейным делам.
Если у жены, мягко выражаясь, «непростой характер» и мужчина это терпит, то готово – он подкаблучник, тряпка.
А если терпит женщина – она святая, мудрая.
Добрая, хорошая
Вдруг постучали.
– Что это? – Татьяна Сергеевна вздрогнула.
– Наверное, рядом где-то, – сказал Алексей Михайлович. – Ничего.
Постучали снова, громче и сильнее.
– Сейчас разберемся, – сказал Алексей Михайлович, вставая с табурета и надевая на голое тело халат. – Сейчас. Главное, ничего не бойся, ни-че-го!
Они с Татьяной Сергеевной были в гостиничном номере. Было четыре часа дня. Как у них было заведено, после всего он мыл ее в ванне. Взбивал пену, споласкивал и вообще. Ей это очень нравилось.
– Не бойся, – повторил он и вышел из ванной.
Татьяна Сергеевна слышала его строгий голос.
– Электрик, – сказал он, входя. – Идиоты. Я администратору голову оторву. Но вообще мой грех, конечно. Надо было в нормальной гостинице снимать. Где черт-те кто в дверь не колотится. Я виноват. Мне очень стыдно.
– Что ты, что ты, – сказала она. – Я жутко перепугалась, правда.
– Ну, ясно же, что ерунда какая-то, – сказал он, снимая халат. – Чего тебе бояться?
– Как чего? Я замужняя дама.
– А! – сказал он, налил на ладонь гель и намылил ей плечи.
– Что «а»? Если бы он пришел, он бы меня убил.
– Это я бы его убил, – сказал Алексей Михайлович, играя мускулами. – Легко.
– Зачем?
– Не зачем, а почему, – сказал Алексей Михайлович. – Чтобы он тебя не убил, понятно? – и он стал нежно мылить ей грудь и живот.
– А если бы твоя жена вдруг ворвалась, что тогда?
– Откуда бы она здесь взялась? – он пожал плечами.
– Ну, мало ли. Выследила бы. Не знаю. Вот ворвалась бы и всё.
– Исключено, – сказал Алексей Михайлович.
– А если бы? Вот если бы Олег ворвался, он бы меня убил, точно. А Лена?
– Она бы меня простила, – сказал Алексей Михайлович.
– Хорошая она какая, – сказала Татьяна Михайловна. – Добрая.
И крепко зажмурилась. Тем более что Алексей Михайлович стал смывать с нее пену с помощью душа.
Потом они обсохли, оделись, остыли, как говорила бабушка, и вышли.
Попрощались у метро. Он спустился вниз, а ей было на троллейбус. Или пешком – она жила в двух остановках.
Достала мобильник, нашла телефон его жены. Захотелось позвонить ей и сказать: «Вы его простите, пожалуйста! Вы же такая хорошая!» И всё выложить в подробностях. Включая царапину у него на попе.
Но потом расхотела. Даже стерла ее номер. И его номер тоже.
А для верности шарахнула мобильник об асфальт.
Он не разбился. Тогда она ногой спихнула его в водосток.
Мы диалектику учили не
Мой приятель давным-давно рассказывал:
«В 1979 году я поступал в аспирантуру одного физического института. Готовлюсь к экзаменам. В числе прочего надо сдавать философию. Марксизм-ленинизм. Диамат, истмат и всё такое. А я по этой части совсем никак. Мимо. Когда учился, сдавал по шпорам. Да и нас вообще по этой части не мучили. А тут экзамен! Посмотрел билеты – батюшки! Античные атомисты, категорический императив, диалектика общего, особенного и единичного. Короче, кранты.
Но надо!
Положил себе на это дело две недели. Затарился учебниками, поехал на дачу. Учебники толстые, страшно открывать. А как откроешь – тут же закроешь: не лезет, и всё. А время идет. И непонятно, что делать. В тоске роюсь на книжных полках. Вдруг вижу – брошюрка „Основы философских знаний. Для сельхозтехникумов“. Издано то ли в Ставрополе, то ли в Краснодаре. Ясное дело – у нас дача от дедушки, он был агроном, кандидат сельхознаук.
Тридцать шесть страничек. По любому вопросу четыре пункта: во-первых, во-вторых, в-третьих и „таким образом“, то есть вывод. Даже мне понятно. Но всё, что жирным шрифтом, я наизусть запомнил, на всякий случай.
Прихожу на экзамен, тяну билет. „Диалектика объективного и субъективного в научном познании“. Излагаю по той брошюрке. Во-первых, во-вторых, в-третьих и таким образом.
Экзаменатор говорит:
– Погодите минутку… – и зовет остальных, – Идите сюда, товарищи! Тут молодой человек очень занятно отвечает.
Они подходят. Их четверо. Ну, всё, думаю. А он мне:
– Можете еще раз повторить?
Я повторил. Они улыбаются.
– Так, – говорит дамочка с брошкой. – В самом деле занятно. А расскажите нам о взаимосвязи сознания и самосознания.
Я киваю, легко вспоминаю, что там про это было: во-первых, во-вторых, в-третьих, ну и таким образом.
Лысый дядя расстегнул пуговицу и говорит:
– Так. А что такое истина?
Я отвечаю. По четырем пунктам, как в книжечке.
– Вот так раз! – он вытирает лысину и смеется.
– Можно я возьму другой билет? – говорю.
– Не надо, – говорит он. – Давайте откровенно. Какой из вас получится физик, еще неизвестно. Но вы уже сейчас почти готовый философ. У вас четкое, безусловно марксистское, но при этом самостоятельное философское мышление. Идите к нам в аспирантуру. Лично ко мне.
Я, конечно, вежливо поблагодарил и отказался.
А книжечка куда-то потерялась.
Когда на даче делали ремонт, выбросили, наверное».
Эти нищие селенья
Однажды писатель Кабаков подвозил меня из Останкина. Мы там вместе снимались в какой-то программе.
Машина у него была «Волга».
А я помнил, что у него раньше был «Форд» или что-то в этом роде. Я спросил, почему он машину сменил.
Писатель Кабаков сказал:
– Я раньше пил виски и коньяк, разъезжал на иномарках, ел всякие пиццы-пасты, а как только оказывался за границей, тут же норовил завести романчик с какой-нибудь Джулией или Франсуазой. А вот примерно год назад я понял: я – русский человек. А русский человек должен ездить на «Волге», пить водку, есть щи да кашу и жить с русской женщиной.
– Обязательно церковным браком? – спросил я.
– Тебе бы всё смеяться, – сказал он. – Тут, понимаешь, какая-то национальная биохимия. И в смысле выпивки-закуски, и в смысле женщин тоже.
– А в смысле машины «Волга»?
– Тут биофизика, – сказал Кабаков. – «Волга», она трясет по-нашему.
– Это полезнее? – спросил я.
– Это привычнее, – сказал он.
Леди Анна и Джой
Джой Дэвис и Энн Таффин дружили с первого курса. Они изучали политические науки. У них были комнаты рядом.
Энн часто заходила к Джой. Она покупала особые подарочные коробочки – всего на две большие конфеты, с тройным орехом и золотой обсыпкой. Специально для чаепития верных подруг.
Они их медленно ели, отрезая мягкий шоколад тонкими ножиками, нежно выколупывая орехи всех трех сортов, подбирая обсыпку облизанными пальцами. Посматривая друг дружке в блюдечки. Чтоб не оказалось, что Энн уже съела свою конфету, а у Джой осталось больше половины. Потом стали есть конфеты на счет раз-два-три. Чтоб закончить одновременно.
Они были красивые, но не очень. Обыкновенные. Джой была высокая и темноглазая. Энн поменьше и светленькая.
У них почти не было парней. У Джой был испанец, но они потом расстались. А Энн нравилась робким мальчикам, которые боялись назначить свидание. Они с Джой это обсуждали и смеялись.
Однажды Энн призналась, что переспала с принцем Генри, который учился с ними вместе. Джой сказала, что это мило, но бесперспективно. Энн сказала, что всё понимает. Потом он ее бросил, конечно же. Но через полгода объявился и сказал, что помолвлен. Потом его невеста разбилась на машине. Он уехал служить в армию. Написал ей четыре письма из Афганистана.
Джой и Энн тем временем получили дипломы и стали работать. Энн часто заходила к Джой с двумя бутылками пива. Они пили из горлышка, косясь друг на дружку, чтоб закончить одновременно. Иногда Энн оставалась у нее ночевать.
Три года прошло. Однажды Энн пришла и сказала, что принц Генри сделал ей предложение, свадьба через год, и теперь она леди Анна. Она торопилась и быстро убежала. В гостях у Джой была ее соседка. Они выглянули в окно, увидели, как Энн садится в большой «Даймлер» с шофером.
– Она будет королевой! – охнула соседка, простая тетка.
– Нет, – сказала Джой.
Джой знала, что говорила.
За неделю до свадьбы Энн, то есть леди Анна, заехала к подруге.
– Ты поразительно вовремя приехала! – расхохоталась Джой. – Просто даже невероятно!
– Я хочу что-нибудь для тебя сделать, – сказала леди Анна. – Это, конечно, ужасно смешно, но я буду королевой.
– Нет, – сказала Джой и включила телевизор.
Взволнованный премьер-министр сообщил, что монархия упразднена, а члены королевского дома взяты под стражу.