Перышко, мамино перышко… где оно, у кого?
Но грусть была легкой, мимолетной, не портила ярмарочного настроения.
Дарёна купила у добродушной молочницы полную крынку сметаны. Азартно, с удовольствием поторговалась с гончаром за миски, довольная, уложила их в свою корзинку. И с замирающей от восторга душой принялась выбирать шаль.
Она знала, с кем лучше всего иметь дело: с одним из чернобородых южных торговцев. Лучшие в мире ковры и шали привозили с юга.
Даже просто выбирать было приятно. Встряхивать одну шаль за другой, поворачивать так, чтобы на ткань падали лучи неяркого зимнего солнышка, и знать при этом, что можешь купить любую из этих заморских красавиц. И вон ту, зеленую, с желтыми цветами. И вон ту, коричневую, с оранжевыми листьями. И вон ту, золотистую, которая и без рисунка хороша…
Перебирала Дарёна шали – а сама зорко поглядывала на ярко-голубую красавицу с серебряными кистями, расшитую белым узором в виде перышек. Кому и носить такую шаль, как не ей, дочери Девы-Лебеди! Да, выбор она уже сделала, но как же не повертеть в руках другие красивые вещи?
Как ни старалась Дарёна скрыть интерес к голубой шали, но торговец (не старый, но явно опытный) в обман не дался. И когда Дарёна с истинно княжеским равнодушием поинтересовалась, почем у него шали, ответил любезно:
– О прелестное дитя северных снегов, каждая из моих шалей стоит четыре серебряные монеты… кроме вот этой, голубой. Она стоит пять монет, не будь я Джафар, сын знаменитого Синдбада-Морехода.
Дарёна всплеснула руками:
– Да что ты говоришь, Джафар Синдбадыч! Да я на четыре серебрушки двух коз куплю!
Торговец белозубо улыбнулся:
– О юная пери, вряд ли самая дорогая коза будет смотреться на твоих плечах лучше, чем эти шали.
– Джафар Синдбадыч, у нас в Славии говорят: «Кто дорожится, у того товар залежится…» Уж сделай милость, сбрось цену!
– О цветок Славии, мысль о том, как ты украсишь себя голубой шалью, греет меня, и лишь поэтому я согласен взять за несравненную голубую, как за прочие шали, четыре серебряные монеты!
– Серебрушку даю, Джафар Синдбадыч!
– О красавица, одни серебряные кисти стоят дороже!
Дарёна фыркнула, подняла стоящую у ног корзинку и пошла прочь.
Торговец глядел ей вслед с добродушной улыбкой. Он знал: покупательница вернется. Они только начали торговаться…
Дарёна возвращалась дважды, набавляла медяк за медяком. Джафар сбавлял по медяку. Девочка рассказывала о том, как боги посылают торговую удачу людям щедрым и не жадным. Джафар расписывал, каким восторгом озарится лицо счастливца, в дом которого войдет Дарёна, когда тот увидит свою возлюбленную в шали с серебряными кистями. Да-рёнка припоминала случаи, когда скупые и несправедливые люди разорялись и вынуждены были идти побираться. Джафар напоминал о том, что к светлым волосам и голубым глазам безупречно подходят именно голубые шали.
Сошлись на том, что Дарёна платит три серебряные монеты, а торговец добавляет к шали еще узкий поясок.
Дарёне хотелось прямо тут, посреди ярмарочной толпы, пуститься в пляс. Но она сдержалась: не дитё малое, к весне четырнадцать стукнет! Она степенно поклонилась Джафару Синдбадовичу, пожелала ему удачной торговли, выслушала ворох цветистых добрых пожеланий, аккуратно свернула бесценную шаль и положила поверх покупок в корзинку.
Пора спешить домой, а то Незвана там одна крутится…
Девочка шла сквозь толпу, время от времени на ходу трогая плотную ткань в корзинке. Просто так, чтоб поддержать радость в душе. И думала: развернуть шаль перед Незваной – или сразу, на подходе к постоялому двору, повязать прекрасную покупку на голову и в таком виде явиться в «Мирный очаг»?
И тут на Дарёнку налетела долговязая баба в красном платке. Крепко толкнула, что-то буркнула (то ли извинилась, то ли выбранилась) и поспешила дальше.
– Корова дурная! – бросила ей вслед Дарёна.
Хотела уже идти своим путем. Чтобы вернуть хорошее настроение, потянулась погладить шаль. И застыла: пальцы коснулись глиняной миски.
Опустила глаза… В корзинке не было шали. Крынка, миски, свернутый в колечко поясок…
Взгляд заметался по снегу, утоптанному множеством ног… Нигде нет шали, нигде!
В ужасе девочка огляделась. Вдали мелькнул красный платок.
Та, с носом, словно утиный клюв! Она и украла!..
Из горла Дарёны чуть не вырвалось: «Держи воровку!»
Почему же девочка промолчала?
Потому что в тот же миг встало перед нею воспоминание: толпа на ярмарке люто бьет пойманного на воровстве паренька. Тощий, оборванный, он скорчился под ногами разъяренных людей, которые только что весело болтали друг с другом, приценивались к товарам – а теперь готовы были убить… При словах «держи вора!» толпа звереет, это Дарёна уже знала. А вдруг она ошиблась? Вдруг натравит всю ярмарку на бабу, ни в чем не повинную?
«Догоню ее и сама спрошу», – решила девочка и устремилась за красным платком, который издали был заметен в ярмарочной сутолоке.
Дарёна миновала гончарный ряд, кузнечный ряд, прилавки торговцев теплыми пирогами и прочей снедью. Толпа вокруг редела. Похоже, баба уходила с ярмарки.
Легкая на ногу девочка почти догнала незнакомку в красном платке. И вдруг та обернулась.
Вот тут Дарёна допустила ошибку: окликнула бабу:
– Эй, постой-ка!
Баба тут же юркнула в проулок. Дарёна кинулась следом.
Проулок был почти пуст. Только баба бежала по нему во весь дух. Девочка кинулась за ней. Уже ясно было, что баба – воровка. Но орать «держи вора» было поздно. Вот если бы встречные прохожие попались…
Легкая на ногу Дарёна почти догнала похитительницу. Но слева был чей-то тын с отломанной верхней жердью. Баба оперлась рукой на вторую жердь и по-мужски перемахнула через тын. И юбка ей не помешала!
От Дарёны уходила шаль-мечта, и допустить этого девочка не могла.
«Она смогла – а я чем хуже?.. Ох, только бы никто не увидел!»
Дарёнка ухватила в зубы ручку своей корзинки и устремилась на штурм тына. Перемахнуть его девочка даже не пробовала, полезла по перекладинам, левой рукой придерживая юбку. Сверху увидела двор, дом, сарай и мелькнувший за углом сарая красный платок. Это возмутительное зрелище придало девочке силы, она перевалилась через тын во двор. Ушибла колено, почти не заметила боли и бросилась через двор к сараю.
Откуда-то вывернулась мелкая собачонка, кинулась следом за непрошеной гостьей. Напасть боялась – прыгала вокруг, лаяла.
За сараем Дарёна увидела под легким навесом поленницу. Навес был скособочен, часть поленьев рассыпалась. Ясно же, что тут выбиралась со двора воровка в красном платке!
От дома донесся мужской голос – старческий, с хрипотцой:
– Кто там озорует? Сейчас выйду с вилами!
Ух, как взлетела Дарёна вверх по дровам! Ободрала руки, не заметила этого и, не успев испугаться, спрыгнула по ту сторону забора в проулок. Какая-то старуха, шарахнувшись в сторону, поспешила прочь. Хорошо еще, шуму не подняла…
Воровка исчезла – и уже не угадаешь, в какую сторону проулка за нею бежать…
На Дарёну обрушились тоска и боль в ободранных руках, в ушибленном колене. Слезы тихо и беззвучно потекли по лицу. Шаль пропала, сметана разлилась по корзинке. Целы ли миски – проверить не было сил.
Дарёна взяла под забором чистого снега, приложила к самой большой ссадине на руке. Снег окрасился кровью.
Девочка прихрамывала и беззвучно скулила. Она не соображала, куда бредет, но шла правильно: в «Мирный очаг», который успел стать ее домом.
Незвана начинала сердиться. Что-то долго Дарёнка с ярмарки не возвращается! Хорошо, бабка Карасиха забежала, спросила, не надо ли чем помочь. Они с дедом Карасем бедно живут, им всё в радость – хоть медяк, хоть еды немного…
Незвана послала старуху на чердак: снять пару низок сушеных грибов да замочить в горшке. Можно на вечер похлебку с грибами сварить.
А сама хозяйка взялась дрова колоть. Но много не наколола: выбежала из дома перепуганная Карасиха, едва с крыльца кубарем не свалилась:
– Ой, Незвана! Ой, касатка! Что у тебя там завелось на чердаке? Воет! Не поймешь, то ли зверь, то ли человек, то ли нечисть какая…
Незвана удивилась, но поняла, что бабка не шутки с нею шутит. Вон какая бледная, не померла бы с перепугу…
– Сейчас погляжу, – кивнула она и, не выпуская из рук топора, пошла в дом.
Поднялась по лестнице, но не открыла над своей головой люк: и так были слышны странные звуки, и впрямь похожие на вой.
Женщина чуть помешкала, затем обернулась к Карасихе:
– Не пойду одна. Мужиков кликну на помощь.
Карасиха закивала, не в силах выговорить ни слова…
В трапезной сейчас было лишь двое постояльцев – заканчивали обедать. Оба из деревни Березовки, приехали прикупить на ярмарке разное добро, что в хозяйстве надобно. И очень удачно, что один из этих двоих – Яр, старый знакомый, прежде охранник при купеческих обозах, а теперь – деревенский охотник. Когда-то Незвана подсказала Яру способ приманить в свой деревенский дом осиротевшего, бездомного домового. Уж Яр-то не подведет в опасности и не бросит Незвану в беде.
Яр глянул на вошедшую женщину и спросил с усмешкой:
– Что ж ты с топором-то, хозяюшка? Или нас с Куденей на завтрашние щи покрошить задумала?
Пожилой приземистый Куденя хохотнул.
– Странное что-то завелось на чердаке, – с досадой повела плечом Незвана. – То ли зверь забрался, то ли нечисть озорует, храни нас чуры-предки… Поглядеть хочу. Вы со мной?
Яр молча встал из-за стола – даже отвечать не стал на такой глупый вопрос. Куденя чуть помедлил, но тоже поднялся со скамьи, затоптался позади Яра.
Незвана зажгла свечу от углей в печи и повела своих защитников к чердачной лестнице.
Дойдя до лестницы, Яр решительно отодвинул Незвану за свое плечо и поднялся первым. У люка остановился, прислушался:
– И впрямь… Кто ж так старается? Незвана, а не могут у твоего домового снова зубы заболеть? Помнишь, ты рассказывала…