– Что, тетенька Незвана?
– Учила я тебя, что чужим людям, которых впервой видишь, лучше свое имя не называть?
– Учила. Чтоб порчу не навели. И другое разное бывает…
– Если чужой человек спросит, как тебя зовут, что надо отвечать?
– «Зовут зовуткой, величают уткой», – бойко от-тарабанила девчонка. – Или «как вчера звали, так и сегодня зовут». Или «как зовут, так и прозывают»…
Ой! Ты не про то ли, что я ему Дарёной назвалась?
Но он же… он же не чужой, тетя Незвана! Совсем-совсем не чужой! Мне и в голову не пришло…
Незвана посмотрела на нее с жалостью:
– Парни, если у них имя спросишь, тоже могут прибауткой ответить. Например: «Зовут Званом, величают Величаном…» Вот я и думаю: а знаешь ли ты, девонька, настоящее имя твоего дружка?
Дарёна задохнулась: поняла!
Званко…
Неужто он не доверяет ей, Дарёне? Боится порчи или… еще чего похуже?
– Ладно, – вздохнула Незвана. – Утро вечера мудренее. Пора нам спать ложиться. Только поставим на ночь в печь репу париться. Почисть репу, девонька, да порежь…
Дарёна кивнула, думая о своем.
Незвана рассеянно взяла нож, принялась скоблить и без того чистую столешницу. Потом опомнилась, посмотрела на нож в своих руках, перевела взгляд на девочку.
Дарёна сидела на лавке и задумчиво чистила круглую крепенькую репку. Вторым ножом.
– Это откуда у нас такой взялся? – удивилась хозяйка.
Девочка вздрогнула, не сразу поняла, о чем речь, а потом заулыбалась:
– Ой, совсем из головы вылетело! Это ж моя сегодняшняя находка! Я его в лесу нашла, когда с девчатами утром по грибы ходила. Домой вернулась хоть и без грибов, а все-таки с прибылью. А тут козел из хлева вырвался и деда Карася по двору гонял. Я кинулась козла за рога ловить – да и забыла про нож. Он так в корзинке лежать и остался. А теперь руки за него сами взялись…
– Покажи-ка! – Незвана повертела нож в руках. – Хороший какой! В хозяйстве сгодится. Всё добро, что в дом пришло.
Дарёна рада была отвлечься от невеселых дум:
– Я немного заплутала, отстала от девчат. Не иначе как леший меня водить начал. Выбрела туда, где в речку Гремячую впадает Черный ручей… Там еще, люди сказывают, лет пять назад нашли девицу зарезанную.
– Да, слыхала и я про такое.
– Вот я узнала место, обрадовалась, пошла вниз по берегу Гремячей – и вскоре услыхала, как девчата перекликаются…
– А я тебя чему учила? Если водит тебя леший – сядь да переобуйся. С правой ноги на левую. И одежу можно наизнанку вывернуть… Нож на берегу нашла?
– Нет, немного выше, по Черному ручью. Там дерево поваленное лежит, а в пень этот нож был воткнут…
Нож, выпав из пальцев Незваны, с глухим стуком упал на пол.
– Воткнут? – севшим голосом переспросила женщина. – В пень?
Дарёна вместо ответа широко распахнула глаза.
Она за два года видела Незвану всякой. И веселой, и грустной, и до полусмерти уставшей, и рассерженной – хоть в драку! Но впервые она увидала ее испуганной.
Женщина резко побледнела, вскинула к вискам ладони, словно хотела унять головокружение. Затем обеими руками ухватила девочку за плечи, резко подняла со скамьи, прижала к себе, словно хотела убедиться, что Дарёнка тут, не пропала никуда. Потом оттолкнула Дарёну на скамью, кинулась к еще открытому окну, со стуком захлопнула ставни и накинула железный крюк в петлю. Тяжело дыша, вновь обернулась к Дарёне.
– Что ж ты натворила, приемыш мой дорогой! – сказала она с тоской. – Какую же ты беду к себе приманила, храни нас чуры-предки! Могла бы догадаться, что просто так среди леса ножи из пней не торчат. Слышала вой по окраинам? По твою душу тот вой!..
Усилием воли Незвана заставила себя успокоиться и продолжила почти обычным голосом:
– Про волкодлаков, людей-волков, слыхала?
А как они волками оборачиваются – знаешь? Через нож, воткнутый в пень, слева направо перекидываются. А как набегаются всласть по лесу, так через тот же нож справа налево перемахнут – и вновь человеком становятся. А ты нож выдернула! Не может волк человеком стать, вот и воет… и до Звенца добрался…
Дарёна охнула.
Но Незвана уже стала прежней – сильной, бесстрашной, насмешливой.
– Не робей, девка, мы с тобой в любой реке брод сыщем и любого волка на тулуп пустим. Но запомни крепко-накрепко: с этой поры для тебя со двора путь закрыт. Ни на рынок, ни к подружке, ни на речку искупаться, пока не разберемся мы с тем клятым волкодлаком. А если сам наберется наглости да на двор пожалует, так встречу его я. От забора до сарая свои зубы собирать будет…
Ой, как хотелось Дарёнке поверить и успокоиться! Но никак не получалось. Ответила дерзко, с кривой улыбкой:
– Прямо-таки зубы собирать будет? Ой, высоко летаешь, звонко поешь, да где-то сядешь? В доме-то, за запертыми дверями смелых много, а как из дому выйти – где смелости взять?
– Ничего не бойся, Дарёна. Не на то я за два года тебе столько хлеба да каши скормила, чтоб теперь взять да выдать тебя зверю поганому… Сейчас ступай спать. Репу я сама в печь поставлю. А завтра с утра задам тебе столько работы, что ты у меня забудешь про всех волков на свете! Работа страх из души гонит…
Оставшись одна в своей каморке, Дарёна всплакнула было… Может, это и стало бы самым лучшим для нее: всласть наплакаться и уснуть без сновидений. Но сквозь страх и смятение всплыла одна мысль – и заслонила всё собой.
Ведь завтра уедут Званко и его дядька Молчан!
Про это она не сказала хозяйке. Промолчала и о том, что условились они со Званко встретиться на рассвете на берегу, под старой ивой. И тогда скажет Званко то, чего вчера еще сам не знал: куда они с дядькой Молчаном уезжают и когда собираются воротиться в Звенец.
А теперь, выходит, Дарёна не придет под иву. Не простится с таким хорошим парнем. Не скажет, что будет его ждать. И Званко подумает, что ей всё равно… что она нарочно не пришла…
А вот это будет ужаснее любой передряги с волкодлаками и с колдовскими ножами!
Сразу просохли слезы.
Ей велено сидеть дома? Она и будет сидеть. Ни на шаг за порог не ступит, ни на самый маленький шажочек! Но – когда Званко уедет. А на встречу под ивой прийти надо. Обязательно. Тут и раздумывать не о чем.
Но тетя Незвана встает очень рано – и теперь мимо нее не проскользнешь. Это раньше можно было убежать, а с завтрашнего дня не выйдет.
Впервые за два года у девочки промелькнуло в душе недоброе чувство к хозяйке «Мирного очага»: ведь в оба глаза будет караулить!
Значит, единственный выход – убежать сейчас, когда ее не стерегут. Ночью. И ждать до утра под ивой. Просто показаться Званко, просто сказать ему пару слов, всего-навсего… А потом сразу вернуться домой, покаяться перед хозяйкой в непослушании и, наверное, получить первую в жизни трепку. Заслужила, чего уж…
В дверь не выйдешь: это надо идти мимо комнаты Незваны. А пол скрипит. А Незвана спит чутко. Дверь на крыльцо тоже скрипит… знала б заранее, масла бы не пожалела, смазала бы петли!
Но есть и другой путь. Проверенный. В окно. А в заборе доска отодвигается, можно пролезть.
И плевать, кто там ходит по ночному Звенцу: волкодлак ли, упырь ли, сама ли Морана-Смерть. У Дарёны просто нет выбора, так что пусть ей лучше никто не попадается на пути. Только надо прихватить нож. Небось, ножом в глаз – это и волкодлаку не понравится…
И не знала Дарёна, что была она в этот миг очень похожа на Незвану – такая же спокойная, жесткая, бесстрашная.
Храбрости Дарёне хватило почти на полдороги.
Почему-то особенно страшила ее тишина. Даже собаки из-за глухих заборов не лаяли на позднюю одинокую путницу. Видно, чуяли своим собачьим умишком, что ночь на двор пришла особая, страшная. Коли хочешь дожить до рассвета, лучше забиться в будку да помалкивать…
До окраинных домов Дарёна старалась не ступать в потоки лунного света, залившие спящий Звенец, жалась во тьму к заборам и напоминала себе, что утром уедет Званко. Это удерживало ее на пути, не давало бегом кинуться назад, в такой привычный и надежный «Мирный очаг».
А когда дома кончились и вокруг зашелестели прибрежные кусты («Чего они, подлые, шелестят, если ветра нет?»), девочка сказала себе: «До ивы ближе, чем до дома». Она и сама не понимала, почему ива казалась ей безопасным местом, где ее никто не обидит.
Но когда добежала до склонившегося над водой старого дерева – не почувствовала облегчения. Спустилась к самой воде, села на вылезший из земли корень и принялась ждать, тоскливо вслушиваясь в плеск играющей в реке рыбы и в шорох ветвей, ожидая жуткого воя.
Дарёна гнала от себя мысли о том, что волкодлак может подойти и молча. И еще старательно не думала о том, что место для встречи они со Званко выбрали плохое: выше по берегу, совсем рядом – старый погост. Про тот погост люди рассказывали страшные байки, над которыми хорошо смеяться ясным солнечным днем – мол, чего только болтуны не выдумают! А по ночам эти байки имеют подлую привычку припоминаться – и уже не кажутся смешными…
И когда лунный свет закрыла черная фигура, девочка чуть в воду не кинулась от ужаса. Но не успела даже вскрикнуть – услышала знакомый голос:
– Дарёнушка! Пришла, умница?
– Званко!..
Парень ловко спрыгнул на корни ивы, положил руки Дарёне на плечи:
– Я не мог уснуть. Дай, думаю, приду пораньше, чтоб ни одного мига нашей встречи не упустить…
Тут-то и послышался где-то неподалеку тот вой – тоскливый, угрожающий, леденящий душу…
Дарёна сама не поняла, как кинулась парню на грудь, вцепилась обеими руками в рубаху.
Званко обернулся на вой и сказал негромко:
– Ничего не бойся. Никому не дам тебя обидеть.
Дарёна всхлипнула и принялась рассказывать…
– Да, – вздохнул Званко. – Угодила ты, бусинка моя хрустальная, в беду, словно лиса в капкан…
«Хрустальная бусинка» тоскливо молчала.
Только сейчас Дарёна до конца поняла, в какую глубокую яму свалилась. В «Мирном очаге», рядом с Незваной всё казалось не так безнадежно. Придется посидеть дома, а потом Незвана что-нибудь придумает…