Дверь скрипнула, в дровяник вошла Дарёна и с ходу начала оправдываться:
– А если ты мне ничего не говоришь!.. А если ты заладил: всё хорошо, всё в порядке!.. А у меня что, глаз нету? Я что, не вижу, как ты бледный и грустный ходишь? Вот мне и приходится подслушивать!
Званко подался вперед, явно намереваясь ей что-то объяснить. Но Незвана остановила его коротким взмахом руки:
– Нам тут, в дровянике, не до вечера торчать! С разговоров сыт не будешь. Работа с руками, а лень с языком… Раз ты, птаха-лазутчица, начало подслушала, так слушай, что я дальше скажу, да и вернемся к делам!.. Знала я старую женщину, к которой приходил человек с такой же бедой, как у нашего Званко…
– Чернава? – с интересом пискнула Дарёна. Но Незвана осадила ее свирепым взглядом и продолжила:
– Та женщина сделала ему оберег и велела год носить на груди – а там, мол, привыкнешь. И оберег уже не нужен будет.
– А ты такой сделать сможешь? – загорелся Званко.
– Смогу. Но нужна плакун-трава, сорванная на рассвете в день Купалы.
– Так ведь Купала на днях будет! – чуть не заплясала Дарёна. – Нарвешь той травы, сделаешь оберег…
– Не нарву, – вздохнула Незвана. – Тогда меня как раз за плакун-травой и посылали, а сейчас не могу. Ее должна собрать незамужняя девица, а я уже вдова…
– Ну да, а в «Мирном очаге» незамужней девицы нет? – подбоченилась Дарёна. – А если поискать да приглядеться?.. Расскажи мне, что это за плакун-трава да где ее ищут. Я за купальский рассвет ее столько надергаю, что можно будет стожок сметать!
– Или она в наших краях не растет? – тревожно догадался Званко, глядя в невеселое лицо Не-званы.
– Растет, – вздохнула Незвана. – Хоть и редкая травка, но можно найти по берегам Блестянки и Гремячей, если поискать. Только не годится она для нас.
– Почему? – растерянно спросила Дарёнка.
Незвана закрыла глаза и заговорила нараспев, явно повторяя заученные чужие слова:
– Вода в реке живая, быстрая, светлая, легкая. И плакун-трава, что по речным берегам растет, хороша для исцеления. Кровь остановит, простуду вылечит, от укуса змеи поможет… А для колдовского дела нужна та плакун-трава, что растет при болоте. Болотная вода – мертвая, стоячая, темная, тяжелая. Плакун-трава черную болотную силу впитывает…
– Поняла, – деловито откликнулась Дарёна. – Которое болото к Звенцу ближе всего?
– Лягвина Мшава, – ответил Званко без раздумий. – За Березовкой.
– Вот! Туда-то мне и надо!
– Тебе? А ты думаешь, я тебя одну куда-то отпущу? – возмутился Званко.
– А ты думаешь, я вас вдвоем куда-то отпущу? – еще грознее спросила парня Незвана. И добавила, успокаиваясь: – Ладно, ступайте работать. Разболтались тут… Торчим в дровянике, как три гриба на пне… Я кое с кем потолкую. Может, что-то и придумается.
Сейчас на постоялом дворе было мало народа. Лето же! В деревнях самая рабочая пора, а купцы чужеземные приезжают в Звенец только на ярмарки. Незвана не огорчалась: знала, что на осенней ярмарке свое возьмет.
И те, что гостили на днях, понемногу разъехались. Последними собрались в дорогу Яр и Куденя, возвращались в свою Березовку. Думали на следующий день пораньше позавтракать и отправиться в путь. Куденя укладывал последние корзины и кули на телегу, на которой оба прибыли в Звенец, а Яр беседовал с Незваной.
– Ух ты, и навили же вы воз, – с добродушной насмешкой кивнула хозяйка на нагруженную телегу. – Даже детские игрушки брали, я видела…
– На ярмарке быть – да родне подарки не купить? Деньги были, я с зимы шкурок приберег.
А у Кудени телушка подросла, он ее продал, – улыбнулся Яр. – Правда, мы не только со своей казной приехали. Соседи тоже денег дали, велели им кое-чего привезти. Но и мы расстарались, нашим семьям чего только не набрали…
– Семьям?! – приподняла Незвана черные брови. – У тебя, Ярушко, семья имеется? А кто-то прошлой зимой мне жаловался, что одинок, как межевой столб посреди поля. А одному, мол, пло-охо!
Женщина скрыла в голосе легкую досаду. Да, она понимала, что Яр был бы рад видеть ее хозяйкой у себя в Березовке, оттого и ходит вокруг да около. Но замуж после смерти первого мужа не собиралась.
И все-таки было немножко неприятно услышать, что Яр успел обзавестись семьей… Интересно, кто она, его жена?
– Плохо, – кивнул Яр. – А потому в конце зимы я решил навестить замужнюю сестру. Много лет уже ее не видел, далеко жила… Приехал, а встречи не получилось. По осенней грозовой поре беда случилась, молния в крышу ударила. Сгорел дом. Хозяин пытался добро спасать, да сам погиб. Хозяйка, сестра-то моя, спаслась да сын с дочерью, а всё добро пеплом по ветру пошло. Так она после того и до первого снега не дожила, соседи схоронили. Снежанка и Шмель по соседям жили. Соседи вроде и не злые люди, да скупые уж очень. А оттого у них не то что чужим – и своим-то детям худо жилось.
– Это понятно, – сочувственно отозвалась Не-звана. – Не зря говорится: скупой запирает крепко, а потчует редко.
– Верно. Ты бы видела, в чем дети ходили – это зимой-то!.. Словом, я сказал: забираю детей моей сестры с собой. Соседи шум учинили: мол, что я еще за человек, можно ли мне детей доверить! Это понятно: рабочие руки подрастают. Старшая, Снежан-ка, чуть помладше твоей Дарёны, а уже крутилась, как взрослая, да и на семилетнего Шмеля столько работы навалили… Я всё понимаю, в доме бездельников быть не должно, но их же еще и куском попрекали… Короче, увез я детей. И уж так они рады были, что в своем доме очутились, не у чужих! Снежана сразу хозяйничать принялась, заважничала. А Шмель за мной по пятам ходит, хочет тоже охотником стать. Толковый мальчишка. И домовому они глянулись… Эх, жаль, Незвана, что не приедешь ты погостить! Вот что бы тебе пожаловать в Березовку, глянуть, как я славно устроился!
Яр уже не первый раз приглашал Незвану в гости – хоть с Дарёной, хоть всем «Мирным очагом». И каждый раз она отшучивалась.
А теперь откликнулась:
– Ты, Яр Годимирович, сам знаешь обычай: по первому зову в гости не ездят. Но ты меня и моих домашних столько раз в гости звал, что пора тебя на слове поймать.
– Да хоть завтра, с нами! И Дарёну бери, и Звана, и Карася с Карасихой!
– Нет, Карася с его бабкой я за себя оставлю, – деловито прикинула Незвана. – И на пару дней найму кого-нибудь старикам в помощь.
– Да ты всерьез?! – расцвел от радости Яр.
Незвана ответила настолько откровенно и честно, насколько могла:
– Яр, скоро будет Купала. Самое время целебные травы брать. Травы в силе, коренья в соке! А у вас на Лягвиной Мшаве, говорят, травы хороши. Вот я бы Дарёнку поучила. Сделали бы запас, чтоб по всякому случаю не бежать к травникам, деньги зря не тратить.
– Да у нас!.. – распахнул руки Яр, словно хотел показать Незване весь мир вокруг. – Да такое растет!..
– Вот и столковались, – учтиво остановила женщина его восторги. – А сейчас мне бежать пора. Надо сговорить кого-нибудь из соседей на два дня помочь Карасю с Карасихой. И подарков накупить твоим детишкам, чтоб не с пустыми руками в гости заявиться.
Ночью на чердаке шла тихая беседа. Тоненький голосок кикиморы казался во мраке комариным звоном:
– Чую беду, чую невзгоду! Ой, не ехать бы хозяюшкам никуда, сидеть бы дома! Дом от любых бед защитит, а в чужой-то деревне, в черном-то лесу, средь недобрых сил…
– Не зуди, жена! – ворчливо отозвался домовой. – Не зови беду, не буди лихо, пока оно спит!
– Ох, муженек дорогой, да не спит оно! Как наяву вижу: затаилось лихо вдали, наших хозяюшек поджидает! Ох, горюшко нам всем! Не вернутся хозяюшки наши – кому тогда дом достанется? Что за человек в нем поселится? Будет ли он нам молочко ставить, добрым словом нас привечать? Может, он будет злой да глупый, с ним наше хозяйство по ветру пылью развеется?
Домовой тихо вздохнул: видать, проняли его речи кикиморы:
– Да, жена… Такого горя не разжуешь, а разжуешь, так не проглотишь… Но что делать-то? Я за ними побежать не смогу, мне из дому нельзя ни ногой… и тебе тоже…
– А кому можно-то? – тихо, вроде как самой себе сказала кикимора.
– Кому можно-то? – призадумался домовой. И вдруг повеселел, приободрился: – Смутьян! Смутьянушко, сосед дорогой!
В углу вспыхнули зеленые глаза.
– Смутьянушко, выручай! Не дай в обиду хозяек наших! Присмотри за ними, чтоб в беду не угодили!
– Ми-и-ау! – запротестовал кот.
– Как молочко из миски лакать, так не «ми-и-ау»! – разозлилась кикимора. – Как в мороз на теплой печке дрыхнуть, так не «ми-и-ау»! А как доброе дело для хозяек сделать, так сразу «ми-и-ау», да? Чтоб тебе, лодырю, хвост в мышеловке прищемило! А вот я тебя подкараулю, когда заснешь, и усы твои длинные повыдергаю!
Кот гневно зашипел.
– Уймись, жена, – осадил кикимору домовой. – Смутьян сам не дурак. Понимает, что дом держится хозяйкой. В беде Незвану не оставит.
– Мр-ря! – строптиво возразил кот.
– Парень? – переспросил домовой. – А чем тебе парень-то не нравится? Работящий и не злой. Он тебе хоть раз пинка дал?
В ответном шипенье ясно прозвучало: «Да попробовал бы он…»
– Рано или поздно хозяин на подворье появится, – степенно рассудил домовой. – Я всё думал: лишь бы не лодырь да не пьяница. А тут такой славный парнишка… Не нравится тебе, что от него волком пахнет? Ничего, привыкнем. Зато он нашу младшую хозяюшку любит, а старшую почитает да слушает. Уж ты, Смутьянушко, сделай милость, пригляди и за ним тоже, не дай и ему в беду попасть. Бери ноги в руки… то бишь лапы в лапы… и давай – следом за ними!
– Мяв, – снисходительно согласился кот…
И когда тьма только-только начала редеть перед рассветом, рыжая тень скользнула к тяжело нагруженной телеге, скользнула меж кулями и мешками, затаилась и притихла.
На рассвете, едва отворились городские ворота, путники впятером покинули Звенец.
Пожилая саврасая лошадка неспешно трусил́ а по лесной дороге. Дорога бежала не по самому берегу Гремячей, а забирала немного севернее, шла лесом. Путники поочередно садились на телегу, чтобы дать отдых ногам и не слишком утруждать лошадь. Они весело беседовали, припоминали забавные истории.