Смутьян на ее плече фыркнул и приосанился.
Болотник остановился и спросил недоверчиво:
– А тебе откуда это ведомо?
– Так я ведь жрица Дажьбога, – отозвалась Не-звана, даже глазом не моргнув. – Или не видишь – у меня сарафан красными солнышками расшит?
И подумала: «Надо будет наведаться в капище Дажьбога, принести в жертву гуся и попросить прощения за вранье. Да разве совсем-то без вранья проживешь? Прямо только сорока летает…»
Болотник чуть помолчал и неуверенно произнес:
– И что же среди ночи делают в лесу жрица и божественный зверь?
– Идем на Лягвину Мшаву, – вздохнула Незвана. – Ночь-то какая – не забыл? Самая короткая в году!
– Забудешь тут! – желчно отозвался болотник. – Люди по лесу бегают, поют, кричат…
– Вот-вот. Самое время выполнить приказ, что дал Дажьбог мне и этому благородному зверю.
«Благородный зверь» снова фыркнул. Вид у Смутьяна был такой важный и солидный, что хоть воеводой его ставь.
– Задумал Дажьбог все болота в Славии извести, – продолжила Незвана. – Высушить их до дна. Но прочие боги его отговорили – мол, и от болот людям польза бывает…
– Бывает! Ох, бывает! – с жаром вскричал болотник.
– Дажьбог согласился высушить не все болота, а только самые скверные да опасные, где люди погибают. Я вот Лягвину Мшаву проверю. Обычно-то люди сюда редко заходят. Но сегодня праздник, люди всю ночь по лесу бродят, папоротник ищут. Если хоть кто-то в болото забредет и там погибнет, утром огненный зверь поднимется на верхушку высокой сосны и оттуда воззовет к Дажьбогу…
– Ма-ау! – басом подтвердил Смутьян.
– И услышит Дажьбог огненного зверя, и повелит солнцу низко-низко опуститься над болотом и палить его лучами до тех пор, пока не высохнет оно до самого донышка!
– Ох ты! – перепугался болотник. – Да неужто и впрямь у солнца такая власть, что целое болото загубить может? В болоте же сила страшная, мутная, темная…
– На любую силу другая сила сыщется. Не зря люди говорят: коль вырос лес, так выросло и топорище.
Поверил болотник. Так испугался, что даже губы задрожали. Сказал робко:
– Но вроде как в эту ночь никто не утоп?
– Не знаю. Парень с девушкой, совсем еще молоденькие, куда-то подевались…
Болотник заозирался, принюхался. Забыл даже наводить на Незвану морок – и теперь она видела, что под драной рубахой у него не железные вериги, а полосы спутанных водорослей.
Наконец болотник тревожно сказал:
– Бежим! Скорее!
И дернул Незвану за локоть.
Бежать не пришлось. От рывка у Незваны всё поплыло в глазах – и тут же она увидела, что стоит в каком-то другом месте. Перед нею не чахлый ивняк, а огромная зеленая поляна.
Солнце еще не встало, но тьма уже рассеялась настолько, что Незвана разглядела всё перед собой – и поняла, что не поляна это, а зыбун болотный, и в этот зыбун медленно погружаются, держась за что-то большое, Дарёна и Зван.
– Спаси их, – яростно выдохнула Незвана, – или в полдень станешь жареной лягушкой!
– Моя доченька шутит, просто шутит… – быстро забормотал болотник и вдруг заорал, словно гигантская жаба заквакала: – А ну, отпусти их сейчас же!
– С чего это я их отпущу?! – возмущенно отозвался красивый женский голос.
Только сейчас Незвана увидела, что на ненадежном травяном ковре стоит дева в длинной белой рубахе, окруженная огромными водяными лилиями.
– А с того, – осерчал болотник, – что я тебя в лягушку оборочу – и будешь квакать под корягой! Или за косу оттаскаю! Что за дети пошли! Неслухи!
Болотница поняла, что отец не шутит. Она взмахнула руками – и трясина вспучилась, отдавая то, что почти взяла. Теперь было видно, что Зван и Дарёна держатся за поваленную иву.
Ива медленно, но уверенно, как плот, двинулась к берегу. Зван придерживал Дарёну за плечи. Незвана шагнула к берегу, чтобы подать девочке руку.
И в этот самый миг в Звенце, на чердаке постоялого двора «Мирный очаг» кикимора острым локотком ткнула в бок домового.
– Ух, славно-то как! – радостно проверещала она. – Ушла тревога! Я изводилась, переживала… а теперь чувствую – всё хорошо!
– Ну вот и с чего было ныть всю ночь? – добродушно проворчал домовой. – А я и не ждал худого. С ними же Смутьянка поехал, а Смутьянка никому их в обиду не даст… Лучше ложись и спи. Еще успеем вздремнуть до того, как постояльцы проснутся. Потом-то много работы будет. Надо помочь Карасю с Карасихой, пока хозяева не вернутся. Спи и больше не тараторь!
3. Ведьма
Ч ерная, недобрая ночь окутала заросли черемухи и смородины, в которых прятался домик Теребихи.
И в этих зарослях, в этом мраке, у самого порога раздался волчий вой, тоскливый и протяжный.
Будь в доме другой хозяин – он вспомнил бы, что живет не под надежной охраной городских стен, а чуть ли не в лесу. И проверил бы, прочно ли заперты двери и оконные ставни.
Но Теребиха распахнула дверь и встала на пороге.
Слабый огонь очага освещал старуху сзади, и с крыльца она была видна черным силуэтом. На плече у нее сидела птица.
– Что развылся, Молчан? – спросила она строго. – Помню я про твою беду, помню. Общая она у нас, беда-то. Велес на меня гневается, что пообещала я ему жертву, а слова не сдержала. Но от твоих песенок под дверью наше горе не избудется. Ступай пока, поохоться.
Ответом было довольное звериное ворчание.
– Коня? – удивилась Теребиха. – У путника? Ну, это тебе повезло, надолго хватит. Но ко мне все равно не ходи. Как нужен будешь, я за тобой пошлю.
Она захлопнула дверь и обернулась к гостю, который сидел на лавке возле очага. Гость хоть и слышал, как хозяйка беседовала с волком, но не задал ни одного вопроса. Молчал, словно тень, отброшенная огнем на стену.
Это понравилось Теребихе.
– Раз договорились мы о плате, – сказала она мягко, – так завтра с утра моим делом и займись. Утром я тебе дам нитку заговоренную и половину платы вперед. Вторую половину – когда получу то, что мне надо. Кстати, как ты из Звенца-то выйдешь с моим товаром?
Человек молча развел руками: дескать, мое дело.
– Ну, не хочешь, так не говори… А пока заночуй на чердаке. Городские ворота заперты, а кто бродит вокруг моего дома – ты сам слыхал…
Дарёна светилась от счастья. Любую работу по дому она делала с улыбкой – и дело спорилось у нее в руках.
Девочку радовало то, что из глаз Званко исчезла тоска. Полотняный мешочек, который он теперь носил на груди, усмирял волка, что жил в душе парнишки. Оберег, сделанный руками Незваны, помог!
Званко сказал Дарёнке по секрету, что ему перестали сниться жуткие сны. И среди людской толпы ему уже не было страшно. Да, его по-прежнему тянуло в лес, но чувство это не было мучительным. А слух и чутье остались волчьими, и это было парню по сердцу.
А коль Звану хорошо, так и Дарёнке славно!..
Принесла она от реки воды, вылила в бочку – и тут ее окликнули от калитки:
– Здравствуй, девонька!
Дарёна узнала голос, обернулась приветливо:
– Дяденька Нерад!
Скоморох был в своем пестром наряде, физиономия размалевана глиной: зеленые щеки, алая улыбка до ушей. А вот в негромком голосе нет веселья:
– Дарёнка, поговорить бы надо… Ты всех расспрашиваешь про торговца с ожогом на щеке. Напомни, на какой? На правой или на левой?
Девочка едва не выронила из рук пустое ведро. Задохнулась от волнения, не сразу ответила:
– На правой…
– Тогда потеха начинается… – ухмыльнулся Не-рад. – К старому Булыге на подворье заявился бродяга. У него как раз на правой щеке ожог. И говорит, что прежде торговцем был…
– Дядя Нерад, мне с ним поговорить надобно!
– Да тихо ты… Услышат! А тут не моя тайна. Сейчас я со двора выйду, а ты выжди малость да следом выскочи. У калитки я тебе доскажу про того бродягу.
Дарёна ничего не поняла, но не встревожилась. Чего на своей улице бояться! Поставила ведро у бочки, послушно выждала немного и вышла за калитку.
На улице ее ждал скоморох.
– Так что про того человека, дяденька Нерад?.. – начала девочка.
Нерад огляделся – нет ли прохожих? – а затем молча поднял руку, в которой была синяя шерстяная нитка. И накинул эту нитку Дарёне на плечо.
– Ну-ка, улыбнись мне, – приказал он строго. – Да стой смирно.
И девочка с недоумением и страхом почувствовала, что губы ее сами собой растягиваются. Дарёне захотелось кинуться наутек, но тело ей не подчинялось.
– Порядок, – деловито кивнул Нерад. – Теперь слушай меня. Нитку не смей снимать! Сейчас пойдешь…
Тут он замолчал. Дарёна не могла повернуть голову, но догадалась, что Нерад пропускает прохожего. Не хочет, чтобы тот его услыхал.
Чуть помолчав, Нерад продолжил сухо:
– Сейчас пойдешь в коптильню, которую старый Догада купил. Там никого нет, но дверь не заперта. Войдешь внутрь, затворишь дверь и будешь ждать меня. По пути ни с кем не разговаривай. Ступай.
И пошел себе прочь по улице.
А Дарёна повернулась и пошла в другую сторону. Ноги сами несли ее туда, куда она не хотела идти, но девочка не могла даже закричать от ужаса, вообще не могла издать ни звука…
Зван был доволен собой.
Старый рыбак Порывай, человек нелюдимый и неразговорчивый, согласился взять парня с собой на рыбалку. Чем-то Зван ему приглянулся.
«Сегодня у меня спину разломило, – сказал старик. – Завтра отлежусь, а потом пойдем с тобой по Блестянке до Беличьего мыса. Только стерлядь в этот раз не возьмем: водяной с Блестянки своему соседу с Гремячей все косяки стерляди в кости проиграл».
Умный старик этот Порывай. Всё знает про реки, про повадки рыбы, про привычки водяных. Вот Зван у него эту науку переймет, а там, глядишь, обзаведется своей лодкой и своими сетями, будет рыбу домой носить…
Тут парень поймал себя на том, что мысленно произнес слово «домой». Неужели у него и впрямь появился дом, настоящий дом? Впервые в жизни?..