Видимо, бог запрещает ему ходить нечистым, — подумала я с горечью.
И поскольку он выглядел совершенно невредимым, стало понятно, что он не участвовал в подрыве, вероятно, даже не следил за своей паствой в бою. Возможно, смотрел с безопасного расстояния или вернулся сюда, прежде чем все началось, позволяя им вести войну самостоятельно. Трус.
Иезекииль принес табурет с другой стороны комнаты и сел лицом ко мне, сложив руки между колен.
— Здравствуй.
— Где он?
От милой улыбки Иезекииля можно было прийти в ужас.
— Это тебя будут допрашивать, Клэр. Ты здесь, а Лиам где-то в другом месте.
— Немедленно развяжи меня, — сказала я и продолжила выпутываться из веревки. — Мы не сделали ничего плохого, и вы не имеете права нападать на нас, допрашивать или удерживать. Мы всего лишь продавали овощи.
— Да-да, но я понимаю, что это всего лишь выдумка. — Сомнение окрасило каждое его слово.
— Мы невиновны. Ты убийца.
Сомнение переросло в явное отвращение.
— Вы конспираторы. Вы на их стороне. Лжецы. Предатели. Вы поддерживаете Сдерживающих и Паранормальных, и усложняете жизнь настоящих людей.
— «Настоящих людей»? Ты эгоистический социопат.
На мгновение в его глазах появилась вспышка чего-то темного и ужасного. Чего-то дикого и охваченного стремлением. Но она исчезла, оставив маску ложного сострадания.
— Я человек, который наделен даром знания, понимания. Конечно, веруют не все. Но такова доля большинства спасителей человечества.
— Так вот кем ты себя возомнил? Спасителем?
Иезекииль наклонился вперед, положив руки на колени. Его одежда была старомодной, и даже язык его тела казался застрявшим в какой-то другой эпохе. Меня бы не удивило, если бы он обвинил меня в том, что я салемская ведьма[26].
— Это мое бремя, — ответил он. — Нести это послание, эту истину, в Зону. Даже если люди мне не верят.
Он выглядел обиженным, как будто отсутствие веры было личным оскорблением.
— Ты говоришь людям, что магия — это проблема, что ты — решение. И все же ты прячешься, пока они убивают за тебя, — я наклонила к нему голову. — Почему ты не пожертвовал собой на Острове Дьявола? Потому что ты трус?
Все произошло так быстро, что даже взмах его руки была размытым, в тишине раздался звук пощечины. Щеку опалило болью, а из глаз брызнули слезы. Проигнорировав их, я посмотрела на него.
— Ты не имеешь права выказывать мне неуважение. — Его челюсть напряглась от яростью.
Я ощутила вкус крови, яркий, медный.
— Насилие — это низко.
Он снова сел на стул.
— Если ты провоцируешь человека, который может тебя ударить, нечестно называть его жестоким.
Я была настолько озадачена этим оправданием, что потребовалось несколько секунд, чтобы сформировать ответ:
— А что было бы честно?
— Это необходимая дисциплина, — ответил он. — Что касается остальных, думаю, это тоже очевидно. Я лидер этой организации. Мозг, сердце, душа. — Он прижал руку к груди, его карие глаза вспыхнули одержимостью. — Без меня нет Ревейона. Я — сосуд, через который течет правда.
Что-то, несомненно, текло через него, но это была не правда. Казалось, он верил в то, что говорил. Поэтому я попробовала другой подход:
— Потому что никто больше в этом не разбирается, — сказала я, подражая его серьезности. — Потому что по сути ты являешься центром всего этого.
Он кивнул, и мне показалось, что я поняла.
— В точку. Зона слишком долго жила в отрицании.
Стоит подыграть ему, — подумала я. Это удержит его внимание от моих запястий и моего плана побега.
— А другие этого не видят. В том числе и Сдерживающие?
Его глаза снова сверкнули.
— Без магии Сдерживающих не существовало бы. Без нее у них не будет финансирования, рабочих мест, униформы. Им невыгодно признавать правду.
— Магия уничтожила Зону.
— И продолжает уничтожать.
— Мы не обладаем магией, — сказала я. — Так почему мы здесь?
Он покачал головой и откинулся, прежде чем снова взглянуть на меня.
— Ты думаешь, я не понимаю, что вы здесь делаете?
— Продаём свеклу?
Иезекииль подошел поближе, и я инстинктивно напряглась. Он снова ударил меня, боль обжигала, как огонь.
Осмотрев палатку, я увидела тени людей, проходящих мимо. Было ли им все равно, что меня здесь связали и допрашивают? Может, они с этим согласны? Думают, что это необходимо для дела, что так и должно быть?
Я не знала, где Лиам, но лучше не надеяться, что он придет на помощь. Я должна сама себя спасти, поэтому мне нужно выиграть время, чтобы разобраться с веревкой. Мне нужно было заставить его говорить.
— Ты шпионка Сдерживающих.
— Я владелица магазина. У меня есть дело, которым я зарабатываю себе на жизнь, а вы напугали всех в Квартале, и теперь я вынуждена продавать здесь, чтобы мой товар не испортился. Но вместо того, чтобы признать, что я здесь всего лишь торгую, вы решили, что я выполняю секретную миссию? Шпионю при помощи корнеплодов?
— Ты управляешь магазином рядом с Островом Дьявола. Ты обслуживаешь офицеров Сдерживающих. И если судить по реакции на наш марш протеста, становится понятно, что ты дружишь с заместителем командующего. Ты предала свою человечность. И твой друг не лучше.
— Он охотится за Паранормальными, — заметила я. — И он учит меня быть одной из них.
— Вы увековечиваете систему. Вы препятствуете тому, что нужно сделать.
— Очистить Зону?
Он не ответил, поднялся со стула, подошел к старому бюро с другой стороны палатки и вытащил что-то из ящика.
Я боялась, что это будет оружие, но он принес фотографию и протянул ее так, чтобы я могла разглядеть. Это был цветной снимок нескольких десятков людей, стоящих длинными рядами перед знаком, который гласил: «ЛАГЕРЬ КУТЮРИ: НАШ ВРЕМЕННЫЙ ДОМ». Родители держали детей, пожилые люди опирались на трости, а подростки сидели, скрестив ноги. В их глазах была надежда. Исходя из моих наблюдений за людьми, которые все еще здесь жили, эта надежда умерла.
— «Первая Волна», — произнес Иезекииль, поворачивая и рассматривая фотографию. — Они так и остались здесь. Брошенные прозябать, чтобы наше правительство и Сдерживающие могли сосредоточиться на тех, кто вел войну против нас. А нас наказывают за их бездействие разрухой, уничтожением почвы, нестабильностью электрической сети. Те, кто живет здесь, были забыты, в то время как Сдерживающие тратят деньги на тех, кто не заслуживает жизни. Мы сможем решить обе проблемы.
— Еще одной войной? Убив еще больше людей? Это глупо. Вы хотите изменить Зону? Уходите, оставьте нас в покое. Нам будет лучше без таких людей.
В его глазах кипела ярость, но прежде чем он снова ударил меня, воздух пронзил пронзительный свист. За ним последовали крики и беготня. На нас напали?
В глазах Иезекииля вспыхнул гнев, он дернул головой.
— Не двигайся, — приказал он, вставая, и исчез в дверях.
Я хотела крикнуть Лиама по имени, убедиться, что он жив и в безопасности, что в него не стрелял никто из этих сумасшедших идиотов в качестве наказания. Но у меня совсем не было времени на переживания. Не было, если я хочу выжить.
К сожалению, мне было не до конца понятно, где меня держат, и у меня не было оружия.
Я хотела воспользоваться магией. Так сильно хотелось показать этому придурку, что случается, когда тебя загоняют в угол, что пальцы покалывало. Но Иезекииль уже был уверен, что я предательница, а магия дала бы ему еще одну причину считать меня врагом и послать людей в «Королевские Ряды» — где могут быть невинные клиенты — с бомбами, спрятанными под одеждой. Находиться под прицелом выживающих в Лагере Кутюри людей, не казалось мне такой уж достойной наградой. Я бы использовала магию, если бы мне пришлось, но сначала мне надо попробовать другие варианты.
Меня осенило, что в каком-то роде оружие у меня имеется — деревянные столбики стула, к которому меня привязали.
Можно было бы использовать стул против него, но мне нужно было время…
Я переместила вес тела назад, затем вперед, затем обратно, и так далее, пока не получилось качнуться вперед настолько, чтобы встать на ноги. Наклонившись, я сбалансировала вес, чтобы устоять на ногах, так как руки были все еще связаны, и стул держался у меня за спиной, но по крайней мере я стояла.
Я крабиком прошлась по палатке, прислушиваясь несколько секунд. Звуки хаоса, крики, потасовка, все это происходило в нескольких метрах слева от меня, насколько я могла судить. Больше разобрать не удалось, по крайней мере, в том положении, в котором я сейчас находилась.
Услышав шаги, я отскочила назад, в направлении двери.
Открылся проход, и Иезекииль снова вошел внутрь. Он выпучил глаза, когда понял, что меня не было там, где он меня оставил, а его лицо покраснело от гнева.
— Черт побери! — закричал он.
Используя всю свою силу, я развернулась и ударила его стулом, из груди вырвался стон, я споткнулась, и мы оба повалились на землю. Я приземлилась на плечо, боль отозвалась незамедлительно. Встав на колени, я попыталась отползти от него к хлопающей занавеске двери, но он схватил стул и крепко сжал меня.
— Тебе конец! — снова прокричал он, поднявшись на ноги и потащив меня по земле.
Его жестокость сыграла мне на руку. Он дернул стул назад, и веревка, которая сковывала мои запястья, порвалась. Иезекииль отлетел со стулом, сбив фонарь с крючка на стене. От удара о землю, стекло разбилось, вспыхнуло пламя. Чудом палатка не загорелась. Весь лагерь бы вспыхнул, как пороховая бочка.
— Тебе нужно показать твое место, — сказал он, отбросив стул и преследуя меня.
Я поднялась на ноги, распутывая остатки веревки, и отбросила ее. Держа его в поле зрения, я подняла упавший фонарь. Он был тяжелее, чем я ожидала — вероятно, военного производства. И это было прекрасно.
— Брось его! — приказал он, по его тону стало понятно, что он привык к тому, чтобы его слушались.