— Убиты агенты Сдерживающих, — сказала я. — Атакованы людьми. Иезекииль нацеливается на людей, которых он считает предателями своего дела. — Я посмотрела на Гуннара. — Сколько людей живет на Острове Дьявола?
— Всего лишь горстка, — ответил он, нахмурившись. — Несколько агентов, несколько гражданских, обслуживающих клинику. — А затем он побледнел. — И бабушка Лиама.
Меня накрыло волной страха. Ревейон знал, что Лиам живет на Острове Дьявола. Если беглецы видели его, следовали за ним или даже просто расспрашивали, они могли узнать об Элеоноре или даже видели ее.
Страх и ярость отразились на лице Лиама.
— Мне надо идти.
— Я с тобой, — крикнула я и подошла к Лиаму, который уже развернулся в сторону дома своей бабушки.
— Риз? — спросил Гуннар, указывая на нас кивком. Когда Риз встал позади нас, Гуннар крикнул двум агентами по близости: — Смит и Валентайн. Направляйтесь с Ризом, Клэр и Лиамом в дом гражданской.
Нахождение Сдерживающих в доме Элеоноры было не самой лучшей идеей — у нее были магические вещи, а также у нее находился Мозес. Но иначе было нельзя. Мы просто должны были сделать все возможное, чтобы не усугубить ситуацию.
Особняк находился всего в нескольких кварталах от нас. К сожалению, после полуторакилометровой пробежки до Острова Дьявола, моя лодыжка пульсировала, словно ноющий зуб.
По пути мы встретили две группы людей, агентов Сдерживающих, помогающих раненым или Паранормальным, которые что-то выкрикивали на языке, который я не понимала. Рядом с одним из них на земле лежал человек в светлых льняных одеждах, невидящим взглядом уставившись в небо. Он был беглецом Ревейона, и я не испытала никаких угрызений совести по поводу его смерти.
Когда мы добрались до блока Элеоноры, он оказался тихим и пустынным, нигде не было ни охранников, ни людей.
Ворота качало на ветру, а дверь была выбита. Никаких признаков Фостера или охранников от Сдерживающих, обещанных Гуннаром, не было. Лиам не стал тратить время впустую. Я, последовав его примеру, отправилась за ним, и, судя по звукам шагов, остальные не отставали.
Пайк и мужчина, которого я не знала, вероятно, охранник, лежали на полу с закрытыми глазами.
Я шепотом прокляла Иезекииля. Но Лиам уже скрылся на лестнице, а ему могла понадобиться помощь, поэтому мне пришлось отставить это дело другим.
— Риз, пожалуйста, — произнесла я, указывая на них, и направилась к лестнице.
Пока он, сидя на корточках возле Пайка, проверял его пульс, я мчалась по лестнице, перескакивая две ступени за раз, прислушиваясь к предупреждающему рычанию Фостера, разносящемуся со второго этажа.
Я свернула за угол и остановилась на пороге комнаты Элеоноры.
Все было в полном беспорядке — разбросанные картины, вздернутые ковры, и даже предметы с большой книжной полки Элеоноры валялись повсюду. Сама Элеонора лежала на полу возле окна, и в этот момент она выглядела невероятно хрупкой. Мозес сидел перед ней, всем своим видом источая ярость.
А рядом с ними было два члена Ревейона — мужчина и женщина в грязной льняной одежде.
Она стояла на стуле с высокой спинкой, принадлежащим Элеоноре, загнанная в угол, как потрепанный енот, рычащим и скалящимся Фостером.
Лиам же уже активно занимался мужчиной, они обменивались ударами по другую сторону комнаты.
Уличив момент, когда беглецы отвлеклись, я ринулась к Элеоноре. Но Мозес все еще сидел на корточках перед ней, его рога блестели, словно лакированные, и смотрел на меня таким взглядом, будто готов убить.
— Мозес, — твердо произнесла, несмотря на то, что мое сердце бешено колотилось. — Мне нужно осмотреть Элеонору.
Он обнажил зубы, а его зрачки сузились по максимуму.
Я не знала, что может привести его в себя, напомнить ему, что я друг. А поскольку Элеонора не двигалась, я сомневалась, что у меня есть время, чтобы раздумывать над этим.
— Отлично, — сказала я, сделав еще один шаг. — Можешь боднуть меня, если хочешь. Но ей нужна помощь, и я собираюсь осмотреть ее.
По крупицам собирая уверенность, я прошла мимо него, как будто это было обычным делом.
Опустилась на колени рядом с Элеонорой и приложила руку ко лбу, а затем к ее шее. Ее лоб был прохладным, пульс был медленным, но устойчивым. У нее были синяки, которые уже проступали на тонкой коже на руках, а на лбу налилась шишка. Нам нужно было доставить ее к врачу или врача к ней, хотя у Лиззи, вероятно, уже были заняты руки…
Я подняла глаза, огляделась и, заметив плед на спинке опрокинутого кресла, встала на ноги и схватила ее, передавая Мозесу.
— Не хочу, чтобы она впала в шок. Можешь ее накрыть?
Я надеялась, что помощь ей, в свою очередь, поможет ему прийти в себя.
Это и вправду подействовало, красная пелена постепенно спадала с его глаз, в то время как он накидывал и поправлял на ней плед.
— Спасибо, — произнесла я. — Спасибо, что защитил ее.
Он слегка кивнул мне, что было явным прогрессом, а то я уже начинала волноваться.
Возможно, увидев, что я занята Мозесом, женщина-беглец попробовала спуститься, но Фостер подпрыгнул и цапнул её за ногу. На что она ответила пинками и проклятиями в его адрес. Но Фостер был достаточно умен, чтобы уклониться от ее ударов, и прыгнув вперед, попытался впиться зубами в ее голень.
Как бы мне ни хотелось, чтобы он ее укусил — причем настолько сильно, насколько она этого заслуживала — мне также не хотелось, чтобы он пострадал в процессе.
— Погоди, — сказала я Мозесу, вскочила на ноги и подошла к стулу, где находилась женщина. — Фостер, сидеть, — приказала я, показывая кто тут альфа-самка.
Удивив нас обеих, он сел, прижал уши и оскалился, не сводя глаз с нашего врага.
Женщина перевела взгляд с него на меня. Она была похожа на военного — короткие волосы, заостренные скулы, серьезные глаза — и я ее узнала. Это была еще одна из тех женщин, которые шли рядом с Иезекиилем во время протеста, она шла с ним впереди, когда они спускались по Бурбон-Стрит. Я задумалась, был ли в этом какой-то скрытый смысл, и, если он был, почему он не заставил ее нести взрывчатку.
Она сошла со стула, глаза ее были полны ярости.
— Предательница.
— Вы, ребята, любите это слово, не так ли? Иронично, ведь именно ты одна из тех, кто ворвался в чужой дом и напал на неё. Ты думаешь, это делает вас спасителями? Ты ошибаешься.
— Она предательница. — Ее глаза сузились. — И я знаю, что еще она такое. Я видела, как они приходят и уходят, Паранормальные. Я знаю, почему она здесь.
Мне хотелось вступиться за Элеонору, я испугалась, что эта женщина каким-то образом узнала об ее способностях, но это казалось маловероятным, поэтому мне пришлось изобразить замешательство.
— Что еще она такое?
— Восприимчивая.
Я закатила глаза.
— Нет, это не так.
Во всяком случае, технически она таковой не являлась.
— Ты лжешь, чтобы защитить их, но это не имеет значения. Теперь мы знаем. Теперь знает и Иезекииль.
Каждая клеточка моего тела требовала, чтобы я предотвратила беду, чтобы побежала к Лиаму и предупредила о том, что Иезекииль теперь считает, будто Элеонора восприимчивая. Бабушка Лиама, женщина, которую Иезекииль уже считает предателем — еще и обладает магией. Вместо этого я продолжила разговор:
— Поскольку ты ошибаешься, он будет сильно разочарован, — сказала я, пытаясь казаться скучающей.
— Ты врешь. Зачем же тогда ей жить в этой адовой дыре, рядом с ними? Зачем еще они будут навещать ее, говорить с ней, если она не похожа на них?
— Разве вам не пришло в голову, что ей нравится общаться с Паранормальными? Что им нравится разговаривать с ней?
— Тогда это делает её таким же предателем, какой являешься ты. Вы окажетесь на обочине истории, — предупредила она. — Мы прекратим это царство террора, и мы прекратим его сейчас.
— Знаешь, в последний раз, когда кое-кто решил уничтожать людей во имя создания нового мира, они оказались на Острове Дьявола.
Но логика моего высказывания до нее не дошла.
— Ты помогаешь Паранормальным уничтожать Зону.
Я жестом обвела комнату, которую она же и разгромила.
— Вы уничтожаете Зону, буквально. Вы убиваете людей, все больше уничтожая город, который и так не может себе этого позволить.
— Мы это делаем во имя лучшего мира.
Я задумалась об Элеоноре на полу, о Мозе в шоке, о криках и выстрелах, о пожарах и пропавших агентах Сдерживающих, о смерти, о страхе и боли.
И я ничего не смогла с собой поделать. Сжала руку в кулак и врезала ей в ее миленькое личико.
Она не ожила от меня такого, поэтому даже не попробовала увернуться. Ее зашатало, глаза закатились, и она с грохотом рухнула на пол.
— Сука, — пробормотала я, а затем прижала к себе руку, чувствуя, как на глазах выступили слезы. Я знала, что это будет больно, но не настолько же. Как будто я протаранила костяшками пальцев стальную панель. — Ай.
Раздался треск дерева. Мужчина, которым занимался Лиам, упал на низкий столик и теперь лежал на спине с закрытыми глазами.
Поднявшись, Лиам стал осматриваться в поисках женщины и, обнаружив ее распластанной на полу, посмотрел на меня, потом на мою руку, и его лицо озарила улыбка.
— Ты ее вырубила? — спросил он, идя ко мне.
— Да. — Я раскрыла ладонь, пошевелив пальцами, которые тут же пронзило болью. — Возможно, это была не лучшая идея.
— Это было безрассудно, — сказал Лиам, покачав головой, но от этого комментария улыбаться меньше не стал. Он протянул ладонь, и я вложила в нее свои пальцы. Он осторожно коснулся каждой костяшки, проверяя на повреждения.
— Хук справа?
— Да?
— Думаю, с тобой все в порядке. Ушиб есть, но я не обнаружил никаких переломов. — Он повернулся к Мозесу, и выражение его лица вновь стало серьезным. Он присел рядом с ним и Элеонорой, положив руку на плечо Мозеса. — Каково положение дел?
— Ублюдки действовали быстро. Быстро и тихо. Мы не услышали ни Фостера, ни Пайк, ни охранника, они просто внезапно появились наверху.