опять, пр – прямо там, вишь, и, э, в общем, я пару раз там с Хаком ночевал, знаешь, и, э, у него это кожное заболевание было – он деньги выложил – и Джун с Быком были в той же комнате, какая-то крохотная такая маленькая комнатка, у них не было ни цента… нипочему, никак или как-то всяко… Харпер, на самом деле, то был Харпер, я думаю, это он выкладывал доллар-два, каждый день, вишь? В общем, день на пятый или на шестой, чего, все довольно безумно уже становилось, и, э, я время проводил между тут и там, и вверх и вниз, знаешь, фактически тогда это я жил у, э, Херолда Гинзбёрга в Деревне с Хаком, знаешь, мы наконец остались там на три или четыре ночи с ним, две или три, одну или две – и потом, э…и потом… э, мы все были, внизу в – и потом Бык толкнул свой чай… наконец-то… Стефани ему срастила связника, и он весь его продал за сотню долларов, в комнатке квартиры на пятом этаже, куда я подняться не мог, я внизу спереди остался, вишь? а Бык, Бык поднялся и, я думаю, Хак пошел наверх с ним вместе; он его загнал четверым итальяшкам, за сто долларов, чай этот, вишь? В общем, у них появились какие-то деньги, и, э, в общем, он купил сколько-то дряни и всего, и, э (смех) – все верно, он так и сделал, ага, на самом деле так, все правда, потому что я помню, ну, давайте я вам расскажу – в общем, держал этот свежий запас дряни, а тем временем он сращивает с Харпером, я думаю, Харпер был… толкал помаленьку или чё-то, но в общем, мне вечно приходилось спускаться на угол Двадцать третьей и Восьмой, и Харпер, он туда приходил, бывало, повидаться с кое-какими ребятками, и я знаю, что не из-за дряни, птушто у него было, вишь, поэтому он, должно быть, толкал совсем по чуть-чуть только парочке своих друзей, вишь, понемногу, одному-двум – Ну, в общем, значит, э, сидим мы как-то днем у Стефани, теперь уже все всем на нервы действуют, никто никому не нравится, сам же понимаешь; а Вики и Стефани как ни верти а не ладили между собой, и Хак со Стеф – канеш, Хак на самом деле знал, как надо всем начислять, скажем: «О, меня ничего не достает», и все такое, знаешь, поэтому он близко не совался боле-мене, знаешь, канеш, я вообще не лез, и, э – но в любом случае, там определенный пробой был и разлом, наконец, все произошло, когда я позвонил – Бык сказал: «Ну, вызови уже эту Стефани», в одиннадцать утра, вишь, я звоню, она сказала: «Будь ты проклят» – она улетела по нембуталам накануне ночью, знаешь, или что-то и, э, в общем, лежала вся удолбанная, вишь, сутки, поэтому когда я ее разбудил прям посреди всего этого ее сна, знаешь, она не могла пустить – Быку надо было увидеть еще или как-то – в общем, она сказала: «Ты со своим Хаббардом», и: «Держитесь подальше» и все вот это вот, вишь: «Вообще не лезьте никогда —» поэтому Бык, мы туда больше никогда не возвращались, вишь – но, когда это произошло, перед тем, как произошло, или что-то, однажды там маляр был, который на самом деле очень квадратный, вишь, но он знакомый Стефани, поэтому он подкатил к Стефани, и, э, в общем, он еще он Вики знал или что-то еще, э, и – по прежней жизни – и – но он женился тем временем на католической девушке, набожного такого типа макаронной, только она была католичка – ну, не только, но я в смысле – кроме того – н – она не макаронного типа, потому что католичка, я вот что пытаюсь сказать, (ЭВЕЛИН: Хмм) но она на вид макаронина, я вот что говорю; а он был маляр и работал на Мосту Джорджа Уошингтона четыре года, теперь красил его взад-вперед, вишь, он уже два с половиной раза прошелся, вишь, (Эвелин смеется) и – ага! – и – но он квадратный, и живет аж в Бронксе! В общем, он сказал – он Быка пригласил, Джун, детку и меня пожить с ним, а у него фатера была из двух или трех комнат, прикинь, поэтому мы согласились —
ЭВЕЛИН. (смеясь) Канеш! —
КОДИ. Всё туда перевезли – ты себе только это представь! – проехали по этому шоссе Истсайдскому и заехали в Бронкс и все такое, и эти… другие девчонки, еще квадратней, эта… набожная девчонка, знаешь, и детка – и у них все равно неприятности, и пригласил их просто по доброте душевной главным образом, сам же понимаешь, типа я б – знаешь, но я пытаюсь сказать (шмыг), в общем, первый день, как мы там —
(ПЛЕНКА ПРЕРВАНА ТРЕМЯ МИНУТАМИ ЭДА УИЛЬЯМЗА, ФРИСКОВСКОГО ХИПСТЕРА, ПО ПОВОДУ ТОГО ВЕЧЕРА, КОГДА КОДИ ТОРМОЗИТ ПО ВСЕЙ ТРАССЕ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ В БУРИ)
ДЖЕК(шепча). Джимми! (передавая украдкой ему микрофон)
ЭД(на заднем плане разговаривая с Эвелин)…хотя частями центр такой – но по большей части довольно темно и, э, запутанно…
ЭВЕЛИН. У гу, и так, как он это делал тоже
ЭД. Хм хмм… но даже тот факт, что оно – притягивать такого типа – я сомневаюсь, это – они не так уж хороши… это указывает на, э, что там по-прежнему еще есть, э, вроде как все еще, э, знаешь, и оно, это вот (показывая на рисунок, жестикулируя над ним) по-прежнему штука, знаешь, это как бы вроде искажено и спутано немного тут и там, но, оно по-прежнему, э, знаешь, единое, оно не совершенно разломано, это не как шизофренический… раскол, или что-то подобное, знаешь —
ЭВЕЛИН. О, совсем нет, вполне крепкое, на самом деле (смеясь, как Айрин Данн в старой комедии с Кэри Грантом)
ЭД. Ага, мо – мои всегда – э, мои сравнительно шизоидны
ДЖЕК(распевая). «Лишь… одна… из тех вещей…»
ЭД. Э, там вон мандалы, знаешь, как вот эта (ЭВЕЛИН: Хмм)…знаешь, психические рисунки, но они, э —
ЭВЕЛИН…Роршах…
ЭД. Нет, это – то другой тип картин, это что-то еще, это то, что Юнг – Я через Юнга теперь толкую —
ФРЭНК СИНАТРА. (по радио, громко, вывернуто на максимум Джеком) «Любимая… когда танцуем мы… гляди в глаза мои… не отводи…» (Эвелин смеется)
ДЖИММИ. Ну, теперь расскажи мне еще про мои художественные потуги тут, э —
ЭД. Ну, я в том смысле, я говорю о твоей личности (рисунки Джимми пальцем, как у маленькой Эмили в ясельках)…твоей личности, из вот этого, оно – Так, минуточку
ДЖИММИ. Что?
ЭД. Ага. Я готовлюсь тебе кое-что сказать (отыскивая бумагу в кармане) (с шелестом ее разворачивая) Типа… личность твоя довольно… поверхностна… тут то же самое… перед тобой, вишь… и типа там есть нескольких типов связь, и теперь и тогда, с твоей настоящей самостью, твоей сутью (произносится как «сучью»), ты, в основном в своей внешней самости, ты довольно неплохо экстернализован… Э… Что б ты сказал, будь, э… четыре направления или четыре стороны, или четыре чего-то у твоей личности… типа, э, четыре, четыре слова, что вкл – что бы, э, э, включали все… части тебя – твоего, э, содержания…. Э, слова о порядке, э —
(ПЛЕНКА ВОЗОБНОВЛЯЕТСЯ С КОДИ, КОТОРЫЙ УЖЕ РАССКАЗАЛ, КАК ХАББАРД ЧУТЬ НЕ УМЕР, ВКОЛОВ СЕБЕ ПЕРЕДОЗУ ДОМА У МАЛЯРА С МОСТА УОШИНГТОНА, И ЛЕЖАЛ БЛЕДНЫЙ И ПОТЕЛ НА СТУЛЕ, А ВСЕ БЕГАЛИ КРУГАМИ С ПЕРЕПУГУ)
КОДИ. – тот факт, что чай был не так уж хорош, но все равно, э, мне пришлось отвезти его и в Бронкс тоже однажды ночью… (пия вино)…и, но в любом случае, наконец, в то время родители Быка приехали посмотреть на детку, и они немедленно вписали его в тот… эксклюзивный пляжный клуб на Атлантик-Бич, поэтому после этого мне приходилось каждый день ездить по тридцать миль, джип у меня остался, и я ночевал – Бык мне купил комнату, э, на неделю, и, э, значит, я сидел в комнате, только это не для меня, это ему приходилось ездить на окраину города каждый второй или третий вечер забирать дрянь и оставаться там на ночь, вишь, а Джун была, конечно, теперь в пляжном клубе том, вишь – (смеясь). Врубись, как у нее окружающая среда меняется! Каждый день она встает, идет вдоль по – и все старые кошелки, это середина январья, знаешь, или что-то типа, э, уже очень поздно, наступает – в общем, декабрь на подходе, там, э, ветренно, но они играют в песке и все такое, и детишки и все вот это вот, знаешь, вишь (шмыгая), канеш, Джун никогда не выходит из квартиры, но (смеясь), но квартира, чувак, что за – то была здоровская огромная, ковер четыре фута толщиной, знаешь, и расхаживая по всему этому, и у них были всякие… обжирай-дары (Эвелин смеется) (оба смеются) и, э, в общем, э, ужасное место – Но мне приходилось выбираться туда то и дело – но там было вполне мило, хоть и прямо на океане в натуре здорово, я б не прочь был там пожить, если вдуматься… потому что, ты ж знаешь, там видишь волны прямо у ног своих, знаешь, и ох, у них было, э, обслуживание всевозможное, просто звонишь, а они это присылают наверх и всякое, знаешь —
ЭВЕЛИН. Угу, там тебе самое место – (смеясь)
КОДИ. А-га (полусмеясь) и, о, там было в натуре здорово, горничные такие рассекают туда-сюда, вверх-вниз… это была квартира… места, ты ж знаешь, ох и всё, клуб на Атлантик-Бич, и, э, (Эвелин смеется), ага, пляж, беляж, оксид или клозол, какзол, «Хлорокс», и, в общем, э – Ну, наконец оно стало – канеш, однажды ночью мы с Быком тоже спали вместе, тогда-то я и показал ему тот рисунок в полный рост, когда ты нарисовал меня голым, а на меня оно не походило вообще —
ЭВЕЛИН(смеясь). Почему?
КОДИ. Эта… фигура и все было очень, но вот голова —
ЭВЕЛИН. Слишком маленькая, а?
КОДИ. – ага… точно…
ЭВЕЛИН. Слишком маленькая —
КОДИ. Ага… все верно… Ага, инструмент – все правда, но оно совсем не, хотя ты знаешь (Эвелин смеется), я думал, сначала оно да. (Эвелин бормочет) Ага…
ЭВЕЛИН(вопящим хохотом). Я знаю!
КОДИ(обо хохочут от всей души). Нет, но меня изумило, птушто я помню, когда его вытащил