Потому что быть слабым и плакать по мертвым нельзя.
Так откуда же взял я такую бесстыдную силу,
Что прославил словами несметную муку мою?
Как решился на то, чтоб душа по тебе голосила?
Почему причитаний моих о тебе не таю?
Или все же мой голос не знает звучанья иного
И отчаянно тверд даже в этой посмертной тоске?
И так много молчанья вместилось в короткое слово.
И бессрочное горе сомкнулось, замкнулось в строке.
«И вот пролетело полгода…»
И вот пролетело полгода,
Уже пролетело полгода.
Не оглянешься, как пролетело.
Словно все это было сегодня.
Только на душе стало спокойней,
Нет того ужасного страха,
Как быть, как жить, как сказать.
Нет того ужасного груза,
Который мчал крейсер
С приспущенным флагом на мачте.
Нет этой дикой и противоестественной
Перспективы завтрашнего дня.
Когда об этом думаю,
А думаю каждый день,
Потому что прошло полгода
И сердце еще не остыло.
На днях хоронили урну
На Новодевичьем кладбище,
В могилу моих, в мою,
Которой я признан хозяином,
Как записано крупными буквами
В кладбищенском реестре.
Когда разрыли могилу и
С маленького кирпичного склепика
Сняли два кирпича,
Я увидел чистое помещеньице,
Лишь чуть припорошенное землей,
Два горшочка, две криночки,
Голубую и белую,
Стоящие плечом к плечу
Вот уже столько лет.
Это прах моих мамы и папы.
И криночки чуть подвинулись,
Не отойдя друг от друга,
Чуть подались к стене, пропуская
Еще один звонкий горшочек.
И стал он там прочно рядом
И тоже плечом к плечу,
И тоже к стене потеснился,
Осталось немного места,
Которого хватит и мне.
Мои его очень любили
И знали давно до войны,
И всегда мне тогда казалось,
Что любили больше меня,
Потому что был пустейший,
По словам моего отца,
Но я ему не завидовал,
Я им всегда восхищался…
И вот прошло полгода,
Уже пролетело полгода,
Не оглянешься, как пролетело.
А дом как стоял, так стоит,
И снова мы здесь все рядом,
И снова к плечу плечом,
И снова сидим в тесноте,
В живой тесноте и обиде,
Что нет его с нами тут.
А в доме все, как прежде.
Ничего не прибавилось в доме,
И не убавилось ничего.
Все, кто бывал, тот с нами,
Все, кого любил, тот любит,
Все, кто помнил, тот помнит.
Тот, кто знал, не забыл,
И Рита жарит вырезки,
И девчонки глядят с изумленьем
На всех, кто сидит за столом,
С знакомым мне изумленьем,
С его изумленьем, с которым
Глядел он всегда на жизнь.
И Саша пришел с гитарой,
И Михаил Давыдович сидит,
Как всегда, прямо,
Как всегда, словно на приеме
Королевы Елизаветы.
И Толя мчится на поезд
Переделывать свой сценарий,
И Рита печет пироги.
И сценарий одобрили,
И даже премию выдали…
Значит, все, как прежде?
Нет!
«Душа отлетела…»
Душа отлетела,
И холодом сковано тело,
И крематорские печи
Его отогреть не смогли,
И только сожгли…
Как пемза, безрадостен пепел,
В горсти он поместится весь,
Он выпал в осадок, как взвесь
В жизни сухом растворе —
Горе!
Спалили до тла,
Чтоб душа не смогла
Вернуться туда, где была…
Как в улей сожженный пчела.
……………………..
А овцы все жрут и жрут сено…
«Когда постыло плоти быть…»
Когда постыло плоти быть
Заплатанной постылой плотью,
Когда устанет тело стыть
И станет ветхим, как лохмотья,
Когда проруха, все круша,
Охоча лишь к лихому худу,
Как быть тебе, моя душа?
Куда теперь податься духу?
Тогда потрать остаток сил
Враз, не по нищей нашей мере,
Чтоб умереть, удостоверясь
Навек, что ты и вправду жил.
«Когда отлетает душа…»
Когда отлетает душа, человек долго следит за ней. Так долго, насколько хватает зрения. Поэтому он остается лежать с выражением глубокой сосредоточенности и пристальности.
Человек так напряженно следит за ее отлетом, что перестает мигать, боясь, что в миг мгновенный он потеряет ее из виду. Он боится шевельнуться, чтоб не выпустить ее из поля зрения. И так и остается с открытыми глазами и в позе ясного понимания, что умел проследить все до конца: душа выпросталась из тебя, полетела и улетела вон туда, и там навсегда пропала. Иногда она летит прямо вверх, иногда чуть назад, за лоб, за голову, иногда вперед, в направлении ног… Потом веки прикрываются, или их прикрывают, и тогда уже невозможно просмотреть за направлением взгляда прощания.
А тут душа долго не улетала совсем. Она выпорхнула и металась ночной бабочкой, ударяясь о стены, и следить за ней было очень трудно. Приходилось поворачивать голову, поворачивать плечи, напрягать глаза и даже вытягивать лицо, как вытягивают его, становясь на цыпочки, чтобы достать что-то с самой верхней полки.
Так и осталось тело в повороте погони, винтом. Так и лежало тело в черном гробе, установленном по диагонали обеденного стола, извернутое, чтоб и тут не пропустить ничего, а душа, видно, долго летала вдоль стен с картинами, над горкой с посудой, мимо кушетки и радио, и книжных шкафов. Отлет ее был неспокоен, он был суетлив, был дан смотр вещам, остающимся тут, в большинстве своем более молодым, чем душа.
И зависть одолевала душу.
Почему же, почему эти вещи еще могут оставаться?
Иллюстрации к книге
Вверху: Портрет Семена Лунгина с одной из Лилиных кукол
(художник Владимир Ленивцев).
Внизу: Лунгин репетирует. Начало 1960-х.
Вл. И. Немирович-Данченко и К. С. Станиславский.
Всеволод Мейерхольд.
Александр Остужев.
Владимир Яхонтов.
Михаил Яншин.
Николай Хмелев.
Леонид Леонидов.
Внизу: “Три сестры” во МХАТе, постановка 1940 г. Маша – А. К. Тарасова, Ирина – А. И. Степанова, Ольга – К. Н. Еланская.
Вверху: Василий Качалов и Соломон Михоэлс.
Внизу: Драматург Сергей Ермолинский, актеры Борис Левинсон, Лилия Гриценко и Михаил Яншин.
Авторская афиша Николая Акимова к спектаклю “Гусиное перо” с дарственной надписью Семену Лунгину.
Вверху: Евгений Леонов и Клавдия Шинкина.
Внизу: Семен Лунгин и Илья Нусинов с участниками спектакля “Гусиное перо” в Ленинградском театре Комедии. 1965.
Илья Нусинов.
Алексей Каплер.
Михаил Ромм.
Семинар драматургов в Доме творчества кинематографистов “Репино”.
Анатолий Гребнев.
Анатолий Хмелик.
Михаил Львовский.
Наталья Рязанцева.
Кирилл Рапопорт.
Юрий Клепиков.
Надежда Кожушаная.
Людмила Голубкина.
Режиссер Михаил Швейцер
“Мичман Панин” 1960
© Киноконцерн “Мосфильм”
Режиссер Василий Ордынский
“Тучи над Борском” 1961
На съемках.
© Киноконцерн “Мосфильм”
Режиссер Александр Митта
“Без страха и упрека” 1963
Режиссер Лариса Шепитько
“Зной” 1963
На съемках.
Режиссер Элем Климов
© Киноконцерн “Мосфильм”
“Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен” 1964
“Агония” 1981
© Киноконцерн “Мосфильм”
“Внимание, черепаха!” 1970
© Киноконцерн “Мосфильм”
Режиссер Ролан Быков
“Телеграмма” 1970
© Киноконцерн “Мосфильм”
На съемках.
Режиссер Отар Иоселиани
“Жил певчий дрозд” 1971
© Юрий Рост
Режиссер Инесса Туманян
“Мальчик и лось” 1976
Режиссер Владимир Меньшов
“Розыгрыш” 1977
На съемках. © Киноконцерн “Мосфильм”
“Трое в лодке, не считая собаки” 1979
Режиссер Наум Бирман
Режиссер Виктор Соколов
“Я – актриса” 1981
Режиссер Ефим Гальперин
“Дом с привидениями” 1987
На съемках.
Иван Мозжухин
Павел Кадочников
Олег Стриженов
Олег Янковский
Анатолий Кторов
Сергей Столяров
Вячеслав Тихонов
Николай Караченцов
Николай Баталов
Алексей Баталов
Олег Даль
Леонид Филатов
Вера Холодная
Любовь Орлова
Людмила Гурченко
Ирина Купченко
Ольга Жизнева
Тамара Макарова
Татьяна Самойлова
Татьяна Догилева
Эмма Цесарская
Марина Ладынина
Алла Демидова
Татьяна Друбич
“Джоконда” Леонардо да Винчи. “Все-все, что в ее лице должно свидетельствовать о чувственном, целомудренно задернуто занавесями теней и скорее угадывается, нежели видится”.
“Не обратили ли вы внимание на то, что плоскости глаз Джоконды – одного по отношению к другому – несколько сдвинуты?”
“Есть ли что-либо более тщетное и страшное,
чем дорога без начала и конца, по которой
ни зверь не бежит, ни человек не идет?..”
“И есть ли что-либо более обнадеживающее,
чем мост, соединяющий несоединимое,
отторгнутое друг от друга самим
Творцом при сотворении мира?”
Сима. 1920-е.
С папой Львом Осиповичем и мамой Татьяной Павловной.
До войны.
После войны.
Лиля Маркович. Франция, 1930-е.
Лиля c Пашей.
С Ильей Нусиновым.
Конец 40-х гг.