Мастерс нашел сэра Генри в библиотеке, где тот, водрузив на стол ноги в домашних тапочках, увлеченно рассказывал занятную историю о том, как в середине восьмидесятых годов прошлого столетия братцы Дэвенпорт нашли новое применение раздвижным щипцам-хваталкам, и не открывал глаз, пока не договорил, после чего бросил строгий взгляд на неумолимого Мастерса, вздохнул, давая понять, что диктовка окончена, и спросил:
– Да? Какие новости?
– Новостей множество, – заверил его старший инспектор. – Миссис Фейн чувствует себя значительно лучше и уже готова дать показания, что очень хорошо, поскольку я вынужден признать, что в деле этой Полли Аллен и впрямь что-то есть.
– Ага!
– Но это неточно, – осторожно предупредил Мастерс, побагровевшая физиономия которого выдавала, чтó он на самом деле думает об этом «ага», – однако сегодня я выпытаю у нее правду, это как Бог свят! Мы с Агню опросили множество людей, знавших Полли Аллен.
– Молодцы. Она что, была девицей легкого поведения?
– В профессиональном плане? – Мастерс выложил на стол раскрытый блокнот. – Нет. Ни в коем случае!
– Да что вы? Очень интересно…
– Да, она постоянно ошивалась в барах и от угощения не отказывалась, но вела себя очень… привередливо. Предпочитала парней помоложе и плевать хотела, водятся у них деньжата или нет. Да, такое не в человеческой природе, но как есть, так есть. По-своему она была настоящей леди.
– Чем зарабатывала на жизнь?
– Похоже, этого никто не знает, – сдвинул брови Мастерс. – У нее не было… как бы это сказать… близких подружек. Лишь знакомые, с которыми здороваешься и перекидываешься словечком о дрянной погоде. Так вот, им она говорила, что с некоторых пор выступает на сцене.
– На сцене? И с каким номером?
– Об этом помалкивала. Любила важности на себя напустить. Но можно пробить ее по театральным агентствам, если считаете, что оно того стоит. У меня есть ее снимок.
Из-под страницы блокнота старший инспектор выудил небольшую фотокарточку. Г. М. изучил ее, сняв ноги со стола, в то время как Мастерс и Кортни разглядывали изображение из-за его плеча.
На сделанном у моря снимке была стройная девушка – лет, пожалуй, девятнадцати – в чрезвычайно откровенном купальнике в цветочек. Она стояла на людном пляже и смеялась, подняв руки так, будто готовилась поймать надувной мяч. Фото сделали на ярком солнце и твердой рукой, так что внешность девушки – сверкающие черные волосы, полные губы и округлый нос – была запечатлена во всех подробностях.
– Скажите-ка, Мастерс, – заговорил вдруг Г. М., – она вам никого не напоминает?
– По-моему, нет, сэр.
– Никого из тех, что мы видели совсем недавно? Исав милосердный, подумайте! – настаивал Г. М. Наконец он взглянул на Кортни. – Ну а вы что скажете?
Кортни, имевший свои причины заметить это сходство, ответил кивком:
– Она слегка похожа на Энн Браунинг. Цвет волос другой, но черты и выражение лица…
– А, ну да, – подхватил Мастерс, с сомнением глядя на фотокарточку. – Пожалуй, есть немного. Ну и что? Считаете, это зацепка?
Кортни, которого снова стали одолевать дурные предчувствия, подумал, что в четверг вечером у Энн Браунинг имелись все шансы повторить июльскую судьбу Полли Аллен. Он уже рассказал сэру Генри о нападении, и тот встретил его слова многозначительным молчанием, отчего Кортни разволновался сильнее прежнего.
Г. М. сунул фотографию под защитный коврик на столешнице и на какое-то время умолк, задумчиво шевеля пальцами, после чего произнес:
– Хм… Ну ладно. Что добавите насчет Полли Аллен?
– Последний раз ее видели, – сверился с блокнотом Мастерс, – пятнадцатого июля, около восьми вечера.
– Что совпадает с предположением этой девицы Браунинг… Ого!
– Да, сэр. Полли Аллен пропустила стаканчик в обществе двух девушек в баре «Королевской гостиницы» – насколько я понял, это самое шикарное заведение в городе – и сказала, что ей пора на «особое свидание».
– Ее интрижка с Артуром Фейном – о ней кто-то знал?
– Нет. Полли Аллен держала ее в секрете. Это вполне естественно. По словам тех девушек, из бара она ушла в приподнятом настроении (если дословно – «веселая была») около восьми вечера, и с тех пор ее никто не видел. Она снимала комнату над магазином на Променад-стрит. Ее вещи по-прежнему там. Но поскольку жилье она оплатила до конца месяца и за ней водилась привычка срываться с места, не сказав никому ни слова, домовладелица не заподозрила неладного. – Мастерс побагровел пуще прежнего. – Обратите внимание, это не означает, что она мертва, но я вынужден признать…
– Да. Вот именно.
Какое-то время все молчали. В редких лучах солнца поблескивало висевшее на стенах старинное оружие. Г. М. сдвинул брови:
– Еще что-нибудь раскопали?
Мастерс перевернул страницу:
– Так-так… Продолжим. После трудных переговоров с руководством банка мы получили доступ к информации о счетах всех фигурантов. И тоже не обнаружили ничего полезного или примечательного. По-моему, я уже говорил, что, по завещанию Артура Фейна, все отходит его жене, а если с нею что-то случится, имущество передадут в заранее выбранный благотворительный фонд. Артур был единственным Фейном в фирме «Фейн, Фейн и Рэнделл». Его отец умер много лет назад, а мать скончалась в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Вот перечень его имущества: полностью выкупленный дом на Фицгерберт-авеню, несущественная страховка жизни, а также, когда все будет улажено, около двух тысяч фунтов наличными. Не сказать, что миссис Фейн озолотится.
– Погодите! – возразил Фил Кортни, и остальные с недоумением взглянули на него.
– Что такое, сынок?
– Тем вечером, когда началась вся эта неразбериха, меня занесло в треклятую спальню Фейна, и так уж вышло, что я видел его банковскую книжку, где только на текущем счету значились двадцать две сотни фунтов.
Он в подробностях рассказал о том эпизоде, но его слова не произвели на Мастерса никакого впечатления.
– В общем и целом вы правы, – согласился старший инспектор, – но есть еще долги. Я видел цифры. Почти все средства находятся на текущем счету – наверное, чтобы Артур Фейн мог немедленно получить к ним доступ, коль скоро возникнет такая необходимость. Ходят слухи, что в фирме «Фейн, Фейн и Рэнделл» не все гладко. Нам известно, что полгода назад мистеру Фейну пришлось заложить страховку жизни, но он выкупил ее снова. И какую бы сумму ему ни пришлось выплатить, теперь все улажено. Мистер Фейн был очень педантичный малый, и с бухгалтерией у него полный порядок. Все подшито так, что булавку не просунешь.
– Если это не та булавка, что пришла мне на ум, – заметил Кортни.
– То есть?
Все жгучее любопытство, что Кортни уже три дня как держал в узде, все мучительные воспоминания о той ночи, когда они с Шарплессом сидели в саду, а Вики Фейн боролась за жизнь, нахлынули на него внезапной волной сомнений.
– Послушайте, – сказал Кортни, – у меня нет личного интереса к этому делу, если не считать, что в нем замешан мой друг. Я понимаю, что все это меня не касается, но нельзя ли задать один вопрос?
– Конечно, сынок, – разрешил Г. М. – Валяйте.
– Что это за чушь насчет столбняка? Я прекрасно знаю, что все выглядит весьма сомнительно, и еще я знаю, что вы ожидали иного исхода, но понять не могу, где, собственно, нас обманывают. Позвольте объяснить. В среду, около одиннадцати вечера, доктор Рич вошел в спальню и уколол Вики Фейн булавкой. Так?
Г. М. и Мастерс переглянулись. После легкого пожатия плечами и едва заметного кивка старший инспектор, как видно, передал бразды правления сэру Генри.
– Вам лучше знать, сынок, – фыркнул тот. – Это вы у нас свидетель.
– Верно. Я видел все своими глазами. Примерно шестнадцатью часами позже у миссис Фейн появились симптомы, характерные для поздней стадии столбняка. Правильно?
– Правильно.
– Вы влетаете в дом, осматриваете Вики и в спальне, в стеклянном лотке на туалетном столике, находите ржавую булавку. По крайней мере, так вы сказали в четверг вечером. Это тоже верно?
– Да.
– Дело в том… – Кортни набрал полную грудь воздуха, – что булавка, которой Рич пронзил руку Вики Фейн, не была ржавой. Заявляю как очевидец. Возможно, ее заразили соответствующими бактериями, этого я знать не могу, но ржавой она точно не была. Ведь я помню, как она сверкала на свету. А теперь вопрос: что все это значит? В чем подвох? К чему эта беготня, щелканье пальцами и споры с докторами?
– Это значит, сынок, – вздохнул Г. М., – что мы едва не совершили чудовищную ошибку.
– Ошибку?
– Да. Ту, которой ожидал от нас убийца. И она напрашивалась сама собой. Видите ли, преступник знал об эпизоде с булавкой. Для него это все равно что манна небесная. Так что убийца просто оставил на столике ржавую булавку, а на следующий день совершил кое-какие манипуляции и позволил природе закончить начатое. Любой врач, изучив обстоятельства, увидев симптомы и, конечно же, обнаружив эту булавку, непременно диагностировал бы столбняк. В результате несчастного случая миссис Фейн скончалась бы, а дискредитированный Ричард Рич снова остался бы крайним: мол, всему виной его халатность. Ни подозрений, ни вскрытия тела, а следовательно…
– Стойте! – Кортни вытер вспотевший лоб. – Бога ради, стойте! Так что с той булавкой, которую Рич вонзил в руку Вики Фейн?
– Ничего.
– Ничего?
– Неужто не догадались, сынок? – осведомился сэр Генри. Казалось, ему докучает невидимая муха. – Миссис Фейн вовсе не страдала от столбняка. Ее отравили стрихнином.
Глава четырнадцатая
– Стрихнин… – начал было Фил Кортни, вскочив на ноги, но Г. М. вытащил из кармана мятую сигару, откусил кончик, метко выплюнул его в камин, закурил, и над головой у него повисло облако жирного дыма.
– Дело в том, – объяснил сэр Генри, – что симптомы столбняка в точности такие же, как при отравлении стрихнином, разве что яд действует куда быстрее. Единственная разница, и она весьма незначительна, заключается в природе судорог. При столбняке мышцы постоянно напряжены, но даже самый наблюдательный врач, определившись с диагнозом, не обратит внимания на этот нюанс. – Г. М. мрачно выдохнул клуб дыма. – Миссис Фейн спасли не мы, сынок, а сам убийца, давший ей чрезмерную дозу яда. Настолько огромную, что стрихнин сам себя нейтрализовал. Когда я вызвал «скорую», чтобы бедняжке промыли желудок…