К файлу были приложены переводы нескольких статей Казанцева. Один был отклонен анонимным каракулем на полях как «ужасный скучный мусор», но на самом деле большинство
казался Герберту интересным и в высшей степени читабельным.
Само по себе это ничего не значило. Если кто-то умел писать достаточно хорошо, чтобы выдать себя за журналиста, тогда мир шпионажа был для него настоящей устрицей. В отличие от дипломатов, репортеры могли отправиться куда угодно, от трущоб до дворцов и во все места между ними, встречаясь с людьми из самых разных слоев общества. Редкий журналист мог хранить секреты, как шпион, но это не значило, что таких людей не существовало.
Возможно, если бы Казанцева отправили в Лондон в те дни, когда Герберт был Наблюдателем, за ним следили бы более эффективно, и Файв был бы менее склонен увольнять его как стандартного корреспондента. Ни один репортер, которого когда-либо встречал Герберт, не стал бы обыскивать дом на Чолмели-Кресент, как это сделал Казанцев. Половые доски и плинтусы были отличительной чертой профессионала, человека, изучившего свое ремесло в школе МГБ, а не в газетах «Правды» или ТАСС.
Что бы ни делали или не говорили Пять файлов, Казанцев был шпионом, в этом Герберт был уверен; и иностранный шпионаж был единственной вещью, которую полиция всегда оставляла в покое. Грабители, насильники и даже убийцы платили по десять пенни, но международные интриги означали политику, а полиции нравилось держаться как можно дальше от политики.
Это была дилемма Герберта; тот, с которым он столкнулся в той или иной форме с того момента, как узнал о причастности де Вер Грина.
С одной стороны, это явно было дело о шпионаже, даже если Герберт не знал, как именно. Поэтому разумно было бы передать его Five и покончить с этим.
С другой стороны, было совершено убийство; и Пятеро, что бы они ни делали или не могли делать, не были бы особо озабочены привлечением убийцы к ответственности и не имели бы особой квалификации для этого.
И это даже не говоря о личных интересах Герберта. Он устал быть сторонним наблюдателем, которого обманывают с пустыми делами. Это был его шанс сделать что-то особенное, использовать свой опыт и связи; и показать Тайсу, что его поддержка, столь же желанная, как и неожиданная, не была потеряна.
Герберт вертел все это в голове, когда его мысли прервали голоса из соседнего дома. Между столом, где он сидел, и кабинетом де Вер Грина была лишь тонкая перегородка. И де Вер Грин рассердился; настолько сердитый, что его голос с легкостью проникает сквозь перегородку.
"Что ты имеешь в виду, потерял его?" он говорил.
«Он дал нам ускользнуть на кладбище, сэр», - последовал ответ от человека с устьевым акцентом, которого Герберт услышал на Египетской авеню на Хайгейтском кладбище, когда скрывался в погребальной камере.
Герберт перестал дышать. Это де Вер Грин приказал следовать за ним.
«И это был последний раз, когда вы его видели?» - спросил де Вер Грин.
"Да сэр."
Если двое других головорезов тоже были там, они не возражали. Когда дело дошло до инцидента на станции Арчвей, подумал Герберт, Боб, должно быть, решил, что благоразумие было лучшей частью доблести. Его чувство самосохранения было явно лучше, чем его способность к наблюдению.
Это было достаточно серьезно, подумал Герберт, что головорезы пришли сюда с самого начала. Наблюдатели не действовали из Леконфилд-хауса из опасения, что они будут слишком опознаваемы для Советов. Вместо этого они обосновались в четырехэтажном георгианском доме без опознавательных знаков на Кларенс-Террас, на юго-западной стороне Риджентс-парка. Герберт знал это здание не хуже своей квартиры. В качестве старшего наблюдателя Герберт приходил в Леконфилд-хаус чаще других; Большинство Наблюдателей посещали бы Леконфилд-Хаус раз в год, если это так.
«Так где он сейчас?» - рявкнул де Вер Грин. Здесь нет дорогих мальчиков.
Герберт не удержался. Он встал, прошел за угол и вошел в кабинет де Вер Грина, где ненадолго развлекался, пытаясь понять, кто из четырех мужчин выглядел наиболее удивленным его внешностью.
«Прямо здесь, - сказал Герберт.
Спор бушевал минут пятнадцать, сначала взад-вперед, а потом в никуда.
Де Вер Грин, разбрасывая милых мальчиков, как конфетти, заверил Герберта, что решение отправить Наблюдателей - давно изгнанных из комнаты - следовать за ним не было ничего личного. Он просто хотел знать, куда пошел Герберт и что он нашел. На самом деле, джентльмен с джентльменом, он скорее надеялся, что Герберт будет так добр, что поделится с ним такой информацией.
Нет, сказал Герберт; Это было простое и ясное расследование убийства. Если де Вер Грин хотел что-то внести, он должен это сказать; если нет, он должен оставить его в покое. Де Вер Грин был явно
что-то скрывает, добавил Герберт; иначе почему бы ему выследить его? И при чем тут Казанцев, которого Герберт нашел в доме Стенснесса?
Де Вер Грин, конечно, не мог бы осмелиться говорить от имени Казанцева, но само присутствие корреспондента указывало на то, что это выход из лиги детективного инспектора. Герберту следует просто передать это Пятому и покончить с этим.
Это не была просьба; это было ясно.
Герберт подумал о том, что сказал Тайс о лояльности и юрисдикции, и принял решение почти сам того не осознавая. Если бы де Вер Грин не имел ничего конкретного, чтобы показать, что Пятерка заслуживает контроля над этим делом, то Герберт не передал бы его.
После периода взаимного, сердитого молчания де Вер Грин попробовал другую тактику.
Он сказал, что опасается, что убийство Стенснесса было вопросом национальной безопасности. Не обязательно само по себе, но, возможно, как часть более широких ответвлений. Он расскажет Герберту то, что знает, если Герберт, в свою очередь, расскажет ему то, что ему удалось найти. Они могли помочь друг другу.
Герберт сказал, что это негласное признание того, что де Вер Грин изначально экономил на правде.
- Профессиональная опасность их взаимных занятий, - ответил де Вер Грин. По рукам?
Ты первый.
«Я, э-э, я…» Де Вер Грин сложил руки, в котором Герберт никогда не видел его такого раскаяния. «Я ввел тебя в заблуждение, дорогой мальчик. Ранее."
Герберт ничего не сказал, заставляя де Вер Грина заполнить тишину, что он и сделал.
«Я сказал вам, что когда я увидел Стенснесса на конференции, он сказал, что для меня нет ничего нового. На самом деле это не было правдой… - Де Вер Грин замолчал, его внутренний герой всегда находился на поверхности. «Он сказал мне, что у него есть что-то, что изменит мир».
"Изменить мир?"
"Изменить мир."
"Это означает, что?"
«Дорогой мальчик, если бы я знал это, мы бы не попали в эту проблему».
«Что он предлагал с этим что-то делать?»
«Он не сказал. Просто то, что он скоро свяжется со мной ».
«В ближайшее время? Не прошлой ночью?
"Это правильно."
"Он не нашел времени и места?"
"Нет"
"И что это было?"
«Это, дорогой мальчик, было очень хорошо». Де Вер Грин криво улыбнулся. "Услуга за услугу."
Итак, де Вер Грин солгал раньше. Чего еще Герберт на самом деле ожидал, зная, что он сделал с этим человеком? Во всяком случае, сейчас де Вер Грин оказался более склонным к сотрудничеству, и Герберт тоже многое знал.
Так что, если Герберт действительно хотел узнать, кто убил Макса Стенснесса и почему, ему нужна была вся помощь, которую он мог получить.
Герберт вытащил из кармана карту маршрута коронации и передал ее де Вер Грину. «Я нашел это приклеенным к внутренней части бачка унитаза», - сказал он.
Де Вер Грин на мгновение поморщился, по-видимому, от невыразимо плебейской природы слова «туалет».
«Я понятия не имею, что это означает», - добавил Герберт. «Но я уверен, что это должно быть каким-то образом связано, хотя бы с учетом того, на что Стенснесс пошел, чтобы скрыть это. Если бы он просто оставил это открытым текстом, одну ненавязчивую статью среди многих, я сомневаюсь, что заметил бы это ».
Де Вер Грин изучил бумагу. Некоторые географические названия были окольцованы; десять или двенадцать при быстром подсчете, среди них здание парламента, Мальборо-хаус и площадь Пикадилли.
Они могли, подумал Герберт, сойти за каракули, те узоры, которые человек делал бы, ожидая телефонной связи или скучая на встрече; но когда те же самые шаблоны были скрыты в
презерватив в бачке унитаза, это совсем другое дело. Обыденное мгновенно стало подозрительным.
«Боже, помоги нам», - сказал де Вер Грин. «Боже, помоги нам всем». Он взглянул на Герберта. "Вы понимаете, что это значит?"
"Какие?"
«Что коммунисты хотят убить монарха».
«Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо слышал», - сказал Герберт скорее рефлексивно, чем что-либо еще, потому что он знал, что карта коронации должна что-то значить, а теория де Вер Грина была настолько хороша, насколько он мог придумать.
«Дорогой мальчик, как ты думаешь, что это за отмеченные точки? Места для сэндвич-киосков? Если вы проработаете здесь достаточно долго, вы в конечном итоге поверите в шесть невозможных вещей еще до завтрака. Почему это так смешно? Американцы параноидально относятся к попыткам коммунистов убить своего президента, не так ли? »
«Американцы в плену у этого сумасшедшего Маккарти, - сказал Герберт. «Это будет трагический день, если мы когда-нибудь последуем этому примеру».
«Кроме того, - продолжил де Вер Грин, как будто он ничего не слышал, - британцы беспокоятся о том, что нашему премьер-министру тоже грозит опасность, особенно после того, как он и Рузвельт избили Сталина в Ялте. Вы знаете, Сталин не забыл. Дядя Джо будет помнить оскорбления по отношению к нему до скончания веков. Но, в отличие от президента, Черчилль не глава государства?
«Роль монарха в основном церемониальная».
«Возможно, но значение этой королевы для Британии выходит далеко за рамки ее официальной роли. Она молода и очаровательна; люди ждут, что она поможет этой стране наконец избавиться от летаргии войны и вернуть Великобритании ее законное положение на вершине мировой политики ».