енавистью, это была неприятная правда, которую он слишком хорошо знал.
Но была и другая истина, столь же очевидная: он хотел раскрыть это дело. Если бы у де Вер Грина были средства, чтобы помочь ему в этом, тогда было бы самым нелепым актом самоплевания отклонить предложение о помощи просто из-за его происхождения.
И кроме того, что могло помешать Герберту заверить де Вер Грина, а затем, если понадобится, вернуться к нему?
В конце концов, информацию невозможно выучить. Его влияние на де Вер Грина истекло, когда он обнародовал правду, а не когда он согласился не делать этого.
Он становился тяжелее; он становился более прагматичным.
Он не знал, что именно.
«Даю слово, - сказал Герберт.
С улыбкой такой жалкой благодарности, что Герберт чуть не расторгнул договор на месте, де Вер Грин открыл принесенную им папку из манильской бумаги.
Внутри лежали листы машинописной бумаги разных размеров, некоторые из них были напечатаны, некоторые были немного больше, чем обрывки, большинство где-то посередине. Де Вер Грин разложил их веером на кухонном столе, как игральные карты.
«Вчера вы сказали мне, что Папворт знал о Максе», - сказал он.
Герберт кивнул. "Вот так."
«И я сказал вам, что никто не знал о Максе; он был моим секретом ».
"Ты сделал."
«Так как же они оба могут быть правдой?»
«Один из вас неправ». Ложь или ошиблась, неважно, что именно; Еще одну ложь в этом расследовании вряд ли можно было бы обнаружить, не говоря уже о рассмотрении.
Де Вер Грин покачал головой. «Нет. Мы оба правы.
Герберт пожал плечами. "Тогда как?"
«Потому что Папворт - советский агент».
«Невозможно, - сказал Герберт. Он встретил Папворта, и этот человек использовал практически любую возможность, чтобы начать тираду против смертельного зла, которым был коммунизм.
«Пойдем, - сказал де Вер Грин. «Вы покидаете Five и мгновенно забываете все, что знаете о чтении мотивов людей? Конечно, Папворт сказал бы это, если бы он был советским агентом, конечно, он бы сказал. Он кричал их на каждом шагу, чтобы заставить вас думать именно о том, о чем вы думаете сейчас, о том, что он не может быть никем иным, кроме лучшего в Америке ».
«Докажи это», - сказал Герберт.
«Эти документы - расшифровка программы Venona», - сказал де Вер Грин. Да, те самые, которые первыми предупредили Лондон о предательстве Маклина. Венона освещала только войну и несколько лет после нее, но было такое огромное отставание, что большинство передач только сейчас декодировалось.
Это было кстати. Дело было в следующем: двойных агентов просто не остановить. Как только они были внутри, они были внутри, и их прекращала только смерть или открытие.
Венона замешал сотни людей, в основном в Вашингтоне и Нью-Йорке. Информаторы были в Государственном департаменте, сельском хозяйстве, юстиции и казначействе, не говоря уже об Управлении стратегических исследований, Войсках связи, Управлении национальной разведки, и это было до того, как вы попали в General Electric, Standard Oil. и резина США.
Другими словами, Запад кишел закрытыми красными.
Но расшифровки, которые принес де Вер Грин, были более научно ориентированы, чем большинство других, и касались советского агента, известного только как Ахилл.
Они были отправлены ему под эгидой комитета контрразведки, в котором он заседал вместе с Папвортом, и охватывали период в четыре года, с 1944 по 1948 год, и различные области науки: цветные металлы, три типа инженерия (авиационная, химическая и производственная), кристаллография, физика, биохимия и, конечно же, атомная энергия.
Проблема заключалась в следующем: Папворт был замешан во всем этом.
Время, место, области знаний; все они совпадают. Здесь были передачи из Лос-Аламоса во время Манхэттенского проекта; сразу после приезда Папворта были отправления из Лондона. Каждая отдельная дешифровка могла применяться к нескольким людям, иногда даже к десяткам. Но возьмите их вместе, и одна за другой возможности будут сокращены, пока не останется только Папворт.
Де Вер Грин потребовалось время, чтобы убедиться в этом, но даже тогда он уклонился от этого. Он был патриотом, и ему нравился Папворт, поэтому и с точки зрения дружбы, и с точки зрения идеологии он не хотел верить, что правда есть правда.
"Ты уверен?" - спросил Герберт.
«Положительно».
"Нет никаких сомнений в том?"
«Папворт - единственный человек, который подходит под все расшифровки. Только один."
- И вы думаете, что он тоже каким-то образом управлял Стенснессом?
"Я не знаю. Но если он был там, а он тот, кто он есть, тогда…
"Что ж, для этого есть только одно".
"Что это?"
«Мы должны пойти поговорить с Папвортом».
Де Вер Грин вздохнул. «Я знал, что ты это скажешь».
"Кажется, перспектива вас не в восторге".
«Я ... Ну, все не так просто».
"Почему нет?"
«Поскольку все эти расшифровки, которые я получаю, Папворт тоже получает».
Туман был черным и прозрачным, как погребальная пелена вдовы. Он висел на холодных липких простынях, липкий и плотный. Он хотел задохнуться, это было достаточно очевидно. Это уже не было просто метеорологическим явлением; это было разумное, злобное существо.
Ханна тоже потребовала прийти. Де Вер Грин отказалась - она уже слишком много слышала - но когда они с Гербертом вышли из квартиры, они увидели так мало, что в течение долгих мгновений ничего не делали, кроме как стоять на месте и пытаться сориентироваться, цепляясь за дверь. рама, как ребенок хватается за борт бассейна.
Значит, пришла и Ханна. Кроме того, Герберт чувствовал, что она может быть полезна не только как проводник; если бы она была хотя бы наполовину так же проницательна в этом деле, как и в отношении него, возможно, она обнаружила бы какие-нибудь улики или установила бы какую-то связь, которая до сих пор ускользала от него.
Герберт не сомневался, что он нарушал правила, приводя ее с собой, но если лучшее, что Метрополитен мог предложить ему из своих собственных ресурсов, был Элкингтон, то, возможно, правила в первую очередь нужно было сломать.
Ханна шла с необычайной уверенностью, намного быстрее и увереннее, чем кто-либо другой, неуверенно шаркая в тумане; единственный человек, для которого туман не изнурял. Одна только Ханна, будучи инвалидом в повседневных условиях, теперь могла оседлать этот странный мир без пауз и беспокойства.
Она схватилась за свою трость большим и тремя внешними пальцами, указав ее вниз по стержню к своим ногам, и провела палкой перед собой, как антенну или луч на экране радара, низко по ее передней части и с каждой стороны, касаясь земли каждый раз. шага впереди стопы, которая собиралась выйти вперед.
Рука, кисть и трость: линии защиты.
Поначалу Герберту было почти страшно не отставать, поскольку он был убежден, что в любой момент они могут натолкнуться на кого-нибудь, идущего встречным путем, или, возможно, на объект еще более непоколебимый, например, на фонарный столб или стену. Затем он взял себя в руки; если маленькая слепая девочка могла идти в таком темпе, то и он.
Единственный раз, когда они пропустили удар, это когда Герберт пытался заговорить. Ханна остановилась, пробормотала что-то, что он принял за напоминание о том, где они были, и повернулась к нему.
«Пожалуйста, - сказала она. «Слепые люди ходят не только ногами, но и головой».
"Мне жаль?"
«Сквозь воздух, который меняется, для меня вращающаяся дверь. Мимо проезжает резкий запах выхлопных газов. Кожа в воздухе, рядом цех по ремонту обуви. Я знаю маршрут, по которому мы идем, но мне нужно сильно сконцентрироваться. Итак, я не могу вас слушать. Каждую секунду я должен вспоминать, как далеко мы зашли и как далеко нам еще осталось. Я знаю, от А до Б у меня уходит несколько минут. Я не могу сделать это быстрее. Стараюсь медленнее, теряюсь. Так что всегда поддерживай одну и ту же скорость ».
После этого они пошли молча.
Они были почти у дверей американского посольства, когда вышел Папворт.
Он находился не более чем в двух-трех ярдах от них, но все равно не видел их, частично из-за тумана, а частично из-за того, что он был сосредоточен на том, куда он шел. Он повернул налево от двери и поехал.
Когда де Вер Грин хотел крикнуть, Герберт зажал рот рукой. «Лучше проследить за Папвортом, - беззвучно говорили его глаза, - и увидеть, что он задумал, чем бородать его здесь и сейчас».
Папворт шел со странным сочетанием целеустремленности и медлительности, безотлагательность в его теле нивелировалась ограничениями прохождения через такую мрачность.
Теперь погоню вел Герберт, а не Ханна, постоянно меняя темп. Они должны были быть достаточно близко к Папворту, чтобы держать его в поле зрения, но достаточно далеко, чтобы оставаться незамеченными.
С любой другой добычей преследование было бы практически невозможно; но металлический лязг вкладышей на каблуке Папворта помогал им отслеживать его продвижение так же уверенно, как самонаводящийся маяк.
Папворт направился прямо на первом повороте, так что он шел по восточной стороне Гросвенор-сквер; полностью вниз, через перекресток и до площади Карлос.
Он остановился без предупреждения.
Герберт вскинул руки, чтобы остановить де Вер Грина и Ханну.
«Вот что значит быть Ханной», - подумал он; делать все только по звуку.
Папворт начал медленно поворачиваться.
Герберт сделал пару шагов назад, заставив остальных тоже повернуть вспять, и схватил Ханну, когда она, испугавшись, начала спотыкаться.
Папворт все еще поворачивался; а затем Герберт потерял его из виду, скрытый особенно густым пальцем тумана, плывущим по тротуару.
В ушах Герберта послышались приглушенные шаги: Папуорт, возвращается, чтобы проверить.
Если бы он нашел их, он бы знал, что они следовали за ним. В конце концов, погода не подходила для воскресной утренней прогулки.