Чоут помедлил, бросил взгляд в сторону, наконец расправил плечи и стал выходить из-за стола, сказав, что посмотрит записи.
Стэндиш подошел к окну, ощутив напряжение, в котором он находился, и с облегчением улыбнулся. Он вытер платком ладони и ждал со спокойной уверенностью, когда придет Чоут; тот пришел с выражением озабоченности на лице.
— Он продал сотню акций Америкэн Фэкториз 14 июня по курсу 50¾. Это составляет немногим более пяти тысяч, — сказал Стэндиш. — Вы перевели деньги на его счет или выдали ему чек?
— Он пожелал иметь чек.
— И получил по чеку наличными?
— Разумеется, получил.
Стэндиш сказал про себя «Ага!» с чувством внезапного удовлетворения. Вслух же он сказал:
— Весьма вам благодарен, г-н Чоут.
Был уже шестой час, когда Поль Стэндиш вернулся в свой офис после посещения на дому больных. В приемной он обнаружил Эвелин Тримэйн, которая беседовала с Мэри. Женщина, по-видимому, только что пришла, так как обе разговаривали стоя, и Мэри сказала:
— А вот и он.
Пока Стэндиш здоровался с ней и убирал в шкаф медицинский саквояж, Эвелин Тримэйн внимательно разглядывала его своими карими, с влажным блеском глазами. На ней было темно-синее прилегающего фасона платье с небольшим жакетом. Через руку был перекинут меховой палантин. Все вместе производило впечатление чего-то дорогого, высокомерного, недосягаемого и нетерпеливого. И все же, услышав ее грудной голос, который просил его о разговоре наедине, Стэндиш не мог отделаться от мысли: какой станет эта женщина, когда напускные равнодушие и отчужденность — он был уверен, что все это напускное, — спадут.
Он провел миссис Тримэйн в хирургическую, кивком указав Мэри на коммутатор внутренней связи. Войдя в хирургическую, он украдкой включил коммутатор и пригласил женщину сесть.
Эвелин Тримэйн начала с того, что откровенно призналась: она пришла пригрозить ему. Как она заявила, ей было известно обо всех визитах Стэндиша к ее деверю и к Чоуту; более того, намеки, которые он делал накануне, так ее расстроили, что она вынуждена была обратиться к своему адвокату, который заверил ее, что у Стэндиша не было никаких полномочий, никаких прав на ведение подобного расследования. Она сказала, что, если доктор будет продолжать свои недопустимые инсинуации, и она и все остальные, кого это затрагивает, позаботятся о том, чтобы вопрос был вынесен на рассмотрение соответствующих полномочных органов.
Стэндиш позволил ей закончить, зная, что у нее есть веские основания для таких заявлений, хотя мысли его в то время были заняты другим. Он сказал, что хотел бы задать один вопрос.
— Вы вчера вечером были у доктора Тримэйна?
Что-то промелькнуло в темной глубине ее глаз и пропало.
— Возможно.
— Вы бывали у него и раньше.
Опять что-то случилось с ее глазами, но она сумела скрыть свои чувства прежде, чем он понял, в чем дело. Она сняла с платья пушинку, и, когда подняла взгляд на Стэндиша, улыбка ее была деланой.
— Бывала у Дональда? — спросила она надменно. — После смерти моего мужа? Не смешите меня, доктор.
— Она еще покажет тебе, Поль, — сказала Мэри, когда миссис Тримэйн ушла. — Ты с ней наплачешься.
Стэндиш улыбнулся — мягко и понимающе, так как он чувствовал озабоченность Мэри и знал, что беспокоится она за него. Он рассказал ей то, что узнал от Ли Чини.
— Что-то не сходится, Мэри, — пожаловался он ей.
— Но если даже ты прав, если кто-то действительно нанял Флеминга, чтобы он сбил Тримэйна, — у тебя нет никаких доказательств. Это не могла быть миссис Тримэйн; у нее в то время не было денег.
— Но она могла быть в сговоре с кем-то: или с Чоутом, или с братом Тримэйна. Все, что от нее требовалось, — это слегка подтолкнуть пьяного мужа в нужный момент.
Мэри издала испуганное восклицание:
— Но это так ужасно!
— У Чоута были деньги — Дональд Тримэйн тоже получил по чеку наличные, пять тысяч, и он не положил их на счет. Это было за три дня до убийства его брата. Что он сделал с деньгами?
— А если ты ошибаешься — ведь ты не исключаешь эту возможность? — и они подадут жалобу… Представь, начнется официальное расследование и тебя снимут с должности. Что будет с твоей врачебной практикой?
Стэндиш проглотил подступивший к горлу комок.
— Я должен использовать эту возможность, — сказал он наконец. — По крайней мере, попробую.
Клуб «Нейлан» был не из лучших, но место пользовалось популярностью во многом благодаря превосходному оркестру и умеренным ценам. Раздевалка находилась в небольшом фойе у входа, и, когда Поль Стэндиш вошел в тот вечер в половине одиннадцатого в клуб, он сам бы не смог объяснить, зачем он это делает.
Сначала его решение было основано на желании выразить Сильвии Кейт свое сочувствие и сказать ей, что он по-прежнему не удовлетворен версией о самоубийстве; теперь же, когда он пришел, он обнаружил, что это был только предлог, чтобы увидеть ее, поговорить с ней.
Она стояла в уютной нише вместе с другой девушкой. Обе были в темных платьях с низким декольте, отделанным белой бейкой; девушка узнала его в первый же момент, ее раскосые глаза просияли улыбкой. Она вышла из-за прилавка, пожала ему руку и лишь затем взяла его шляпу и передала второй девушке.
Она сказала:
— Я рада, что вы пришли.
Стэндиш спросил, можно ли им присесть где-нибудь на несколько минут, и она ответила, что да, можно, и переговорила со своей напарницей. Затем она провела его в комнату, где стояли несколько столов для тех, кто предпочитал тишину шумной танцующей компании.
Когда они сели за стол, он сделал заказ и спросил, не нарушает ли он их правила, и она заверила его, что все в порядке, она договорилась, и ее заменят.
— При первой же возможности я увольняюсь, — сказала она. — Мне трудно здесь работать после всего, что случилось с Ральфом.
Он сказал, что понимает ее. Он вкратце рассказал ей о том, чем занимался все это время и, рассказывая, смотрел на нее и видел, что лицо ее осунулось, высокие скулы и впадины под ними подчеркивали пухлые губы. В полумраке ее волосы казались мягкими и блестящими, смуглая кожа — гладкой; косметики было немного.
— Похоже, что у Флеминга водились деньги? — спросил он.
— Да, пожалуй. — Она взглянула на него. — У него была хорошая машина и — да, думаю, он был при деньгах.
Не называя имен, Стэндиш рассказал о 5 тысячах, которые Дональд Тримэйн получил, но никуда не вложил. Есть возможность свести эти два конца.
Он увидел, что она хотела что-то сказать, но сдержалась. Дыханье у нее перехватило, грудь под тканью платья напряглась. Она посмотрела прямо ему в глаза, наклонившись так близко, что он мог заглянуть в зеленую глубину ее глаз.
— Вы думаете, что этот человек заплатил Джорджу пять тысяч, чтобы…
— Чтобы он сбил Уолтера Тримэйна, — закончил Стэндиш. — Думаю, что несчастный случай был заранее спланирован. По-видимому, Джордж нуждался в деньгах, и для него это был способ, чтобы их заработать. Возможно, тот, кто его нанял, понял, какой козырь дал ему в руки, и решил положить вымогательствам конец.
Это объясняет применение порошка; но просто застрелить Флеминга было бы недостаточно. Убийца должен был быть уверен, что его никогда не обнаружат; ему надо было разработать еще один сценарий, такой же хитроумный.
Он перевел дыхание и сказал:
— Из разговоров с Флемингом тот обнаружил, что у Флеминга были неприятности из-за Эсти. Он, вероятно, даже назначил Эсти встречу и пошел на нее прямиком после того, как управился с Флемингом. Каким-то образом, обманом или под угрозой пистолета, он заставил Эсти сесть за руль и ехать в район порта. — Он помедлил, не желая останавливаться на подробностях. — Когда все было кончено, он оставил свой пистолет и забрал пистолет Эсти, чтобы у полиции сложилось вполне определенное мнение; так оно и случилось.
Она напряженно следила за его рассказом, глядя на него широко раскрытыми глазами; наконец, она со вздохом откинулась назад.
— Да, видимо, все так и было. Ральф никогда бы так не сделал, и… — она помедлила и их взгляды встретились. — Вы собираетесь все это доказать?
Стэндиш сказал, что надо попытаться. С минуту он любовался ею. Затем внезапно смутился, так как знал, что не имеет права так на нее смотреть.
Он подозвал официанта и заплатил по чеку. Все еще немного смущенный, он пожал ей руку в фойе и услышал слова благодарности.
Небо и прежде было закрыто тучами, и теперь, расплачиваясь за свою беспечность, Поль Стэндиш оказался под дождем без пальто, на скользком и грязном тротуаре. Машину он припарковал почти за квартал от клуба, и, хотя дождь шел не сильный, он поливал усердно, и ему ничего не оставалось, как бежать бегом.
Он плюхнулся на сиденье, захлопнул дверцу и обнаружил, что в машине было мокро из-за того, что он забыл поднять окно; пришлось закрыть его. Он выудил из кармана ключи, включил дворники и, наконец вырулил со стоянки. Через восемь минут он был уже среди гаражей примерно в квартале от своего дома. Он запер гараж и стал ощупью пробираться по темной, скользкой улице.
Он повернул направо, из-за дождя держась поближе к домам. На углу он снова повернул. До дома оставалось еще порядочное расстояние, и он шел, держа в руках сумку; темнота сгущалась. Лишь несколько окон были освещены на этой улице; кругом стояла тишина, только где-то впереди слышался низкий, стреляющий звук работающего вхолостую мотора.
Стэндиш не смог бы объяснить, что заставило его поднять взгляд и остановиться буквально у порога собственного дома. Ведь он спешил. Он смотрел вниз, защищаясь от дождя. Звук мотора не значил ничего. И все же какое-то внутреннее чувство заставило его поднять голову, и он застыл, как вкопанный.
Наискосок от входа в здание, в десяти метрах от него, стоял небольшой двухместный автомобиль с работающим мотором. Правое окно было опущено, и внутри темнела фигура. Стэндиш не мог разглядеть, кто это. Он заметил поднятый воротник, шляпу с полями, низко надвинутую на глаза, — все это смутно, так как его взгляд приковал металлический блеск пистолета.