Ортега поспешила к нему.
– Да, оно самое, Мики. Можешь устроить виртуалку?
– Разумеется. – Мики ткнул большим пальцем в сторону одной из спиральных лестниц, которые через равные промежутки разрывали ряды стеллажей. – Поднимитесь в пятую кабинку и подцепляйте электроды. Надо подождать минут пять.
– Суть дела в том, – сказал я, когда мы загремели по металлическим ступеням, – что вы из полиции. Кадмин вас знает, он постоянно натыкался на вас в течение своей профессиональной жизни. Это является частью того, чем он занимается. Я же ему незнаком. Если он не покидал пределы Солнечной системы, высока вероятность, что ему не приходилось встречаться с посланником. А там, где я побывал, о Корпусе рассказывают страшные истории.
Обернувшись, Ортега скептически посмотрела на меня.
– Вы собираетесь его запугать? Дмитрия Кадмина? Не думаю, что у вас что-либо получится.
– Он будет выведен из равновесия, а в таком состоянии люди непроизвольно выбалтывают разные вещи. Не забывайте, этот тип выполнял заказ человека, желающего моей смерти. И этот человек боится меня до смерти. По крайней мере так выглядит со стороны. Возможно, какая-то часть страха передалась и Кадмину.
– И это должно убедить меня, что Банкрофта всё-таки убили?
– Ортега, не имеет никакого значения, верите ли вы в это или нет. Мы уже всё выяснили. Вы хотите, чтобы оболочка Райкера как можно быстрее вернулась в целости и сохранности в резервуар, подальше oт опасности. Чем скорее мы выясним обстоятельства смерти Банкрофта, тем быстрее это произойдет. И я с гораздо меньшей вероятностью получу существенные органические повреждения, если не буду бродить на ощупь в темноте. То есть если вы мне поможете. Вы ведь не хотите, чтобы после следующей перестрелки эту оболочку пришлось списать в утиль?
– После следующей перестрелки?
Потребовалось почти полчаса жарких споров, чтобы вколотить в Ортегу осознание наших новых отношений, пока полицейский у неё в душе не сдался окончательно.
– Я имел в виду то, что произошло в «Хендриксе», – поспешно сымпровизировал я, проклиная химические последствия близкого контакта с Ортегой, подорвавшие моё внутреннее равновесие. – Если помните, тогда я получил несколько хороших ссадин. А могло бы быть значительно хуже.
Она окинула меня долгим взглядом через плечо.
Система виртуального допроса размещалась в нескольких кабинках в глубине подвального этажа. Мики уложил нас с Ортегой на видавшие виды автоподстраивающиеся кушетки, медленно реагирующие на наши тела, подсоединил электроды и гипнофоны и наконец включил питание, проведя по двум панелям управления движением профессионального пианиста. Затем он уставился на заморгавшие экраны.
– Все каналы забиты, – выругался Мики через некоторое время, с отвращением откашливаясь. – Поставщики впихали нам какое-то мудрёное оборудование для проведения виртуальных совещаний, и теперь оно перегружает систему. Придётся подождать, пока кто-нибудь не освободит нам место. – Он посмотрел на Ортегу. – Эй, а это случайно не имеет отношения к делу Мери-Лу Хинчли?
– Угадал. – Ортега посмотрела на меня, приглашая присоединиться к разговору. Возможно, в качестве доказательства наших новых отношений. – В прошлом году береговая охрана выудила из моря одну девочку. Мери-Лу Хинчли. От тела почти ничего не осталось, но память полушарий удалось спасти. Её поставили на вертушку, и знаете, что выяснилось?
– Католичка?
– В самую точку. Метод «полной абсорбции» в работе? Да, первым делом появляется сообщение: «Перезагрузка запрещается по соображениям вероисповедания». Обычно подобные дела на этом и заканчиваются, но Эли… – Ортега осеклась. Сделала паузу. Начала заново. – Следователь, занимавшийся этим делом, решил копнуть глубже. Семейство Хинчли жило по соседству с ним, он знал девочку. Не так чтобы очень хорошо. – Она пожала плечами. – В общем, он не остановился.
– Похвальное упорство. Это был Элиас Райкер?
Ортега кивнула.
– Он целый месяц приставал к специалистам из криминалистической лаборатории. В конце концов тем удалось найти какие-то доказательства того, что тело выброшено из аэрокара. Отдел органических повреждений тоже провёл расследование и установил, что обращение в католицизм состоялось меньше чем за десять месяцев до смерти. Причем у Мери-Лу был дружок, закоснелый католик, но при этом специалист по информационным технологиям, который мог запросто подделать обет. Родители девушки, хотя формально и христиане, католиками не являются. Семья весьма состоятельная, у них целый шкаф оцифрованных предков, которых они ставят на проигрыватель по торжественным семейным датам. Наш отдел почти целый год вёл с ними виртуальные переговоры.
– Удар по резолюции номер 653, да?
– Точно.
Мы умолкли, уставившись в потолок над кушетками. Кабинка была выдута из одного комка полимерных волокон, словно мыльный пузырь; потом в ней прорезали лазером отверстия для дверей и окон и эпоксидным клеем приклеили отделку. На выгнувшемся дугой сером потолке не было ничего достойного внимания.
– Ортега, скажите мне вот что, – через какое-то время спросил я. – Тот «хвост», которого вы прикрепили во вторник, когда я отправился по магазинам, почему он оказался настолько хуже остальных? Его заметил бы и слепой.
Она ответила не сразу. Наконец неохотно отозвалась:
– Всё, что у нас было на тот момент. После того как вы выбросили одежду, надо было действовать очень быстро.
– Одежда. – Я зажмурился. – Ну конечно же! Вы пометили костюм? Всё так просто?
– Да.
Я вытащил из памяти первую встречу с Ортегой. Отделение загрузки управления исправительных учреждений, полет к вилле «Закат». Ускоренно прокрутил воспоминания вперед. Вот мы стоим на залитой солнцем лужайке рядом с Мириам Банкрофт. Ортега садится в аэрокар…
– Есть! – Я щёлкнул пальцами. – На прощание вы хлопнули меня по плечу. Не могу поверить, что я был настолько глуп.
– Передающий маячок, закрепленный с помощью клея на основе энзимов, – рассеянно подтвердила Ортега. – Размером с глаз мухи. Как мы предполагали, осенью вы не расстанетесь с пиджаком. Разумеется, когда вы выбросили одежду в мусорный контейнер, мы решили, что вы нас засекли.
– Нет. Вы мне льстите.
– Так, готово, – внезапно объявил Мики. – Дамы и господа, держитесь крепче, мы уже в трубе.
Погружение оказалось гораздо более грубым, чем я ожидал от правительственного учреждения, но не хуже виртуальных допросов, через которые мне пришлось пройти по постановлению суда на Харлане. Сначала гипноз, пульсирующие сонокоды, и вот унылый серый потолок резко озарился пестрыми мазками яркого света, а смысл покинул вселенную, подобно грязной воде, вытекающей в раковину. И я очутился…
Где-то в другом месте.
Оно простиралось вокруг, убегая от взора во всех направлениях, похожее на увеличенную до гигантских масштабов винтовую лестницу, по которой мы поднялись из подвала хранилища. Серо-стальное, каждые несколько метров утыканное какими-то вздутиями, похожими на соски, оно уходило в бесконечность. Небо над нами было таким же серым, лишь чуть светлее, с мечущимися облаками, смутно напоминающими решётки и древние замки́. Отличный психологический прием, правда, современные преступники знали, как выглядит замо́к, разве что благодаря памяти поколений.
Передо мной из пола мягко вырисовывалась серая мебель, подобная скульптуре из ртути. Сначала простой металлический стол, затем два стула рядом и ещё один напротив. Края и поверхности оставались жидко-гладкими, пока появлялись, и потом резко приобрели чёткие геометрические формы, отделившись от пола.
Рядом появилась Ортега – сначала бледный карандашный набросок женщины, дрожащие контуры и неуверенные тона. На глазах по её телу разлились пастельные цвета, движения стали более оформленными. Ортега повернулась ко мне, сунув руку в карман куртки. Я подождал, пока её образ окончательно не наполнится красками. Она достала из кармана пачку сигарет.
– Закурим?
– Нет, спасибо, я…
Только тут до меня дошло, насколько глупо беспокоиться о здоровье виртуального изображения. Взяв у Ортеги пачку, я вытряс одну сигарету. Ортега дала прикурить от своей допотопной бензиновой зажигалки, и первый глоток дыма, обжёгший лёгкие, оказался просто блаженством.
Я посмотрел на геометрически правильные узоры на небе.
– Это стандартная процедура?
– Более или менее. – Прищурившись, Ортега устремила взор вдаль. – Правда, разрешение чуть выше обычного. Кажется, Мики решил повыпендриваться.
За столом напротив появился Кадмин. Он узнал о нашем присутствии ещё до того, как виртуальная программа успела полностью раскрасить его. Кадмин вызывающе скрестил руки на груди. Если моё присутствие в комнате допросов и вывело его из равновесия, как мы рассчитывали, внешне это никак не проявилось.
– Лейтенант, это опять вы? – недовольно пробурчал Кадмин, когда программа создала его образ целиком. – Вам ведь известно, что резолюция ООН ограничивает максимальное время виртуальных допросов на одно задержание.
– Известно, но до разрешенного предела нам ещё очень далеко, – заверила его Ортега. – Кадмин, ты не хочешь присесть?
– Нет, благодарю вас.
– Я сказала – садись, мать твою!
В голосе лейтенанта прозвучали стальные нотки, и образ Кадмина, словно по волшебству, заморгав, исчез и появился уже сидящим за столом. У него на лице мелькнула мимолетная ярость, вызванная столь бесцеремонным перемещением, но тотчас же исчезла. Кадмин снова насмешливо скрестил руки на груди.
– Вы правы, так гораздо удобнее. Не желаете присоединиться?
Мы заняли места более традиционным способом. Я не отрывал взгляда от Кадмина. Мне впервые приходилось видеть нечто подобное.
Это был настоящий Лоскутный человек.
Большинство виртуальных систем создает образ человека по тем представлениям, которые хранятся у него в памяти. Затем запускается подпрограмма проверки подсознания, не позволяющая заблуждениям вылиться во что-то существенное. Так, например, я выхожу чуть более высоким и худощавым, чем на самом деле. Но в данном случае система, похоже, перерыла мириады различных представлений о себе, сложившихся у Кадмина за время общения с бесчисленными оболочками. Мне доводилось видеть что-то похожее, но только как демонстрацию возможностей программы. Как правило, человек б