это-то точно никто не верил.
Однажды, в редкий вечер, когда я сидел у Ватанабе один и трезвый, я, сглотнув отроческую гордость, спросил у старика совета. Я несколько недель читал и перечитывал рекламные листовки вооружённых сил ООН, и мне был нужен толчок в какую-нибудь сторону.
Выслушав меня, Ватанабе усмехнулся, посасывая трубочку.
– И я должен дать тебе совет? – спросил он. – Поделиться с тобой мудростью, приведшей вот к этому?
Мы оба обвели взглядом крошечное заведение и расстилавшиеся за ним поля.
– Ну… да.
– Ну… нет, – решительно ответил старик, снова принимаясь за трубочку.
– Ковач?
Я моргнул и увидел перед собой Ортегу, она с любопытством смотрела мне в глаза.
– Ты собираешься что-то рассказать?
Печально улыбнувшись, я посмотрел на сияющие хромированной сталью столики.
– Наверное, нет.
– Кухня здесь хорошая, – заверила она, неправильно истолковав мой взгляд.
– Что ж, тогда давай поедим.
Ортега провела меня по коридорам на мостик. По её словам, «Летучая рыбка» была списанным воздушным тральщиком, купленным впоследствии каким-то океанографическим институтом. Затем институт или закрылся, или переехал на новое место, комплекс на набережной разорили, но кому-то пришла в голову мысль переоборудовать «Летучую рыбку» под ресторан и подвесить её в воздухе на высоте пятисот метров над заброшенными зданиями института. Время от времени воздушное судно аккуратно опускалось на землю, чтобы исторгнуть из чрева насытившихся посетителей и взять новых. Длинная очередь желающих выстроилась вдоль двух стен ангара, но Ортега помахала полицейским значком и, когда бывший тральщик в очередной раз опустился в ангар через открытую крышу, мы поднялись на борт первыми.
Я уселся за столик, закреплённый на полу на металлической ножке, и подобрал под себя ноги. Мостик окружало слабое мерцание силового поля, которое поддерживало температуру на терпимом уровне и укрощало шквалистый ветер до приятного бриза. Стены, выложенные шестиугольными прозрачными плитками, открывали вид на раскинувшееся внизу море. Я неуютно поёжился. От высоты у меня всегда кружилась голова.
– На нём следили за перемещениями китов, – заметила Ортега, указывая на корпус. – В те времена, когда такие учреждения ещё не могли позволить себе спутники. Разумеется, после Дня понимания всем сразу же захотелось говорить с китами. Представляешь, киты рассказали о марсианах больше, чем четыреста лет раскопок на Марсе! Господи, киты помнят, как те высадились на Землю! Так называемая «видовая память».
Ортега помолчала.
– Я родилась в День понимания, – вдруг ни с того ни с сего сказала она.
– Правда?
– Да. Девятого января. Меня назвали Кристиной в честь учёной из Австралии, специалиста по китам, работавшей в группе переводчиков.
– Здорово.
И вдруг до Ортеги дошло, с кем она разговаривает. Она небрежно пожала плечами.
– В детстве на такие вещи смотришь по-другому. Если честно, я хотела, чтобы меня назвали Марией.
– Часто сюда заглядываешь?
– Не очень. Но я решила: выходцу с Харлана тут понравится.
– Ты не ошиблась.
Подошедший официант голографическим фонариком высветил над столиком меню. Быстро пробежав взглядом перечень блюд, я выбрал наугад что-то вегетарианское.
– Ты не разочаруешься, – одобрила мой выбор Ортега. Она повернулась к официанту: – Мне того же самого. И сок. А что будешь пить?
– Воду.
Выбранные блюда на мгновение вспыхнули розовым цветом, и меню исчезло. Убрав ловким движением голографический фонарик в нагрудный карман, официант удалился. Ортега огляделась, ища нейтральную тему для разговора.
– Значит, у вас… м-м-м… на Миллспорте есть подобные заведения?
– Да, но только на земле. С летательными аппаратами у нас негусто.
– Вот как? – Она вежливо подняла бровь. – Миллспорт это ведь архипелаг, разве не так? Я полагала, воздушные корабли…
– Очевидный выход, если мало недвижимости? Конечно, в этом что-то есть, но, по-моему, ты кое-что забыла. – Я многозначительно поднял взгляд вверх. – Мы не одни.
Ортега поняла.
– Орбитальные станции? Они враждебно настроены?
– Хм… Скажем так: они капризные. Сбивают любой летательный аппарат больше вертолета. Никому не удалось ни забраться внутрь, ни приблизиться к ним, так что нет и возможности узнать, какие параметры в них запрограммированы. В общем, мы предпочитаем не рисковать и без особой необходимости в воздух не поднимаемся.
– Это значительно усложняет межпланетные перелеты.
Я кивнул.
– Ну да. Вот только межпланетных перелетов как таковых у нас нет. Других обитаемых планет в системе не существует, а мы ещё слишком поглощены изучением своего мира, чтобы заниматься освоением соседних. Правда, есть разведывательные зонды и обслуживающие челноки, летающие к орбитальным платформам. На них занимаются добычей редких элементов. К вечеру появляются два окна для запуска на экваторе, а на рассвете одна щель в районе полюса. Судя по всему, несколько станций сошли с орбиты и сгорели в атмосфере. Вот и образовались дыры. – Я помолчал. – А может быть, их кто-то сбил.
– Кто-то? Ты хочешь сказать, не марсиане?
Я развел руками.
– А почему бы и нет? Всё, найденное на Марсе, или разрушено до основания, или погребено под землёй. Или так искусно замаскировано, что мы десятилетиями смотрели и только не видели. То же самое можно сказать про большинство заселённых миров. Всё свидетельствует о том, что был какой-то конфликт.
– Но археологи утверждают, что это была гражданская война или колониальный захват.
– Да, верно. – Сложив руки на груди, я сел на место. – Археологи говорят то, что им приказывает Протекторат. В настоящий момент считается модным оплакивать трагедию марсианской цивилизации, развалившейся на части, скатившейся в варварство и полностью вымершей. Многозначительное предостережение наследникам. Ради блага всей цивилизации, не выступай против своих правителей.
Ортега беспокойно оглянулась по сторонам. Разговоры за соседними столиками затихли. Я продемонстрировал наблюдавшим лучезарную улыбку.
– Ты не против, если мы сменим тему разговора? – сухо спросила Ортега.
– Абсолютно ничего. Расскажи мне о Райкере.
Дискомфорт растворился в ледяном отчуждении. Положив руки на стол ладонями вниз, Ортега уставилась на них.
– Нет, лучше не надо, – помолчав, сказала она.
– Справедливо. – Некоторое время я не отрывал взгляда от туч, мечущихся по небу за силовым экраном, стараясь не смотреть на море под нами. – И всё же, кажется, что ты хочешь поговорить о нём.
– Как это по-мужски.
Подали заказ, и мы молча принялись за еду. Автокухня «Хендрикса» предлагала прекрасно сбалансированное питание, и несмотря на это я обнаружил, что проголодался как волк. Еда пробудила чувство голода, превышающее потребности желудка. Я выскреб содержимое тарелки до дна, когда Ортега не успела расправиться и с половиной.
– Еда ничего? – насмешливо спросила она после того, как я откинулся на спинку стула.
Я кивнул, стараясь прогнать воспоминания, связанные с блюдами из морепродуктов, но не желая пробуждать подготовку посланников – дабы не испортить ощущение сытости. Сидя здесь, глядя на чистые металлические поверхности бывшего тральщика и небо над головой, я ощущал нечто близкое к полному удовлетворению. Похожее чувство я испытал, когда Мириам Банкрофт оставила меня в полном истощении в номере «Хендрикса».
Пронзительно зазвонил телефон Ортеги. Достав аппарат из кармана, она ответила, поспешно дожевывая.
– Да? Угу. Угу, хорошо. Нет, мы пойдем. Вот как? Нет, оставь и его тоже. Так будет лучше. Да, спасибо, Зак. Я перед тобой в долгу.
Убрав телефон, Ортега вернулась к еде.
– Хорошие известия?
– Это зависит от того, с какой стороны смотреть. Наши ребята проследили два местных звонка. Один из них был сделан на ринг, здесь, в Ричмонде. Я знаю это место. Сейчас мы туда съездим.
– А другой?
Оторвав взгляд от тарелки, Ортега тщательно прожевала то, что было у неё во рту, и проглотила, запив соком.
– Второй звонок сделан домой Банкрофту. На виллу «Закат». Что скажешь по этому поводу?
Глава девятнадцатая
Ринг, про который говорила Ортега, находился на старом контейнеровозе, поставленном на прикол в северной части залива, напротив бесконечных рядов заброшенных пакгаузов. Судно имело не менее полукилометра в длину и было разделено на шесть хорошо различимых грузовых отсеков. Тот, что ближе к корме, похоже, был открыт. С воздуха корпус казался однотонно оранжевым, и я решил, что это ржавчина.
– Не верь глазам своим, – проворчала Ортега, когда мы делали круг, заходя на посадку. – Корпус покрыт слоем полимеров толщиной четверть метра. Теперь, чтобы утопить эту посудину, потребуется направленный взрыв.
– Каких же денег это стоило?!
Она пожала плечами.
– Нашлось кому помочь.
Мы приземлились на причал. Заглушив двигатели, Ортега навалилась на меня, осматривая палубу контейнеровоза, казавшуюся на первый взгляд пустынной. Я как мог подался назад, чувствуя себя неуютно и от прикосновения гибкого женского тела, и от переполненного желудка. Почувствовав моё движение, Ортега вдруг осознала, что сделала, и резко выпрямилась.
– Никого нет дома, – смущённо сказала она.
– Похоже на то. Быть может, всё же стоит зайти и взглянуть?
Мы вышли из машины, и на нас набросился ветер с залива, визитная карточка Бей-Сити. Мы поспешили к крытому алюминиевому трапу, ведущему на нос судна. Место было неуютно открытым, и я шёл, беспокойно оглядывая палубу и мостик корабля. Никакого движения. Я чуть прижал левую руку к бедру, удостоверившись, что фибергриповая кобура не соскользнула вниз, как это нередко происходит с дешёвыми моделями после двух дней носки. Нащупав «Немекс», я немного успокоился. Есть надежда, что если в нас начнут стрелять, я смогу ответить.
К счастью, не потребовалось. Мы без препятствий подошли к трапу. Вход перегораживала тонкая цепочка с прикреплённым объявлением от руки: