а так, что в челюсти что-то хрустнуло. – Теперь прости. Мне надо завтра продолжить Разрушение, а перед этим придется отдохнуть. Мне предстоит разрушить еще столь многих… Ах да, чуть не забыла, – Тень стряхнула с усилием зевоту и даже как будто слегка оживилась. – Я хочу поблагодарить тебя, Ноэль. Имена и всякие другие интересные подробности в твоей памяти порадовали короля. Без тебя он не доверил бы мне завтрашнее дело. Так что спасибо.
О чем она?
Ноэль боялась спросить. Ее охватил жгучий страх.
Что она наделала? Какие имена выудила Тень из ее памяти? Что король собирался с ними делать?
Познин расплылся перед ее взглядом, как огоньки за мокрым стеклом, и Ноэль очнулась в собственном теле, но вместе с ней в явь просочился новый безымянный кошмар.
– Ноэль, просыпайся, ну давай же!
Ноэль вскочила. Сердце колотилось так, словно она сутки бежала от погони, словно за ней гнались Разрушенные, словно они уже впились в нее, словно…
Она сфокусировала взгляд и увидела Сафи. Ее Нити были желтыми от тревоги. Но почему так ярко?
Ах да, Сафи пришла не одна. Рядом была Иврена.
– Что случилось? – Ноэль оглянулась, думая увидеть Разрушенных или солдат.
– Ты говорила во сне, – объяснила Сафи.
– А… такое бывает, – пробормотала Ноэль и покраснела.
– И мы не могли тебя добудиться, – добавила Иврена.
Сафи плюхнулась на землю рядом с Ноэль, скрестив ноги. Иврена изящно опустилась с другой стороны. За журчащим ручьем занимался ярко-розовый рассвет.
Лица Сафи и Иврены были мокры, и Ноэль только сейчас осознала, что ее одежда тоже насквозь мокрая от росы. Сколько она проспала? Сколько Иврена и Сафи слушали ее бормотание, сколько пытались разбудить?
Голова кружилась, мышцы ныли, как не бывает после сна. Потому что это был не просто сон…
– Ноэль, что с тобой творится? – Сафи озабоченно заглянула ей в лицо, Нити стали болотно-зелеными. – Ты говорила по-номацки, и я знаю, что это не просто кошмар. Не ври мне.
Ноэль подобрала колени к груди и положила на них подбородок. Придется все рассказать Сафи, и лучше прямо сейчас. Хорошо бы Иврена при этом не присутствовала, но выбора не было.
– Кукловод, – произнесла она, уставившись на свои пальцы, пытаясь не думать о том, что Иврена сидит рядом, слушает и осуждает.
И чем дольше Ноэль смотрела на свои пальцы, тем явственнее представляла намотанные на них Нити. Так что она спрятала пальцы между коленей и невозмутимым голосом Гретчии принялась пересказывать все, что успела узнать о Ведьме-кукловоде, а затем рассказала обо всех последних снах.
Но кое о чем она умолчала.
О благодарности Тени. Ноэль сама не понимала, что та успела выудить у нее из памяти. Зачем говорить о том, чего не знаешь?
И тут же у нее в груди похолодело. Она, конечно же, лгала себе. Она решила промолчать из трусости. И из стыда.
Контролируй речь. Контролируй ум.
Далекие слова матери кружили в голове, как стервятники, пока она пересказывала сновидения сестре и монахине. Контролируй. Контролируй!
– И это происходит наяву, – подытожила она, закончив описывать Познин. – Я видела армию Разрушенных и оборванные Нити. Кроме того, там тысячи разбойников. Десятки тысяч… – Ноэль подняла взгляд на Сафи, бледную, как вчерашняя луна, а затем посмотрела на Иврену.
Та нахмурилась, почти как Мерик. Ее Нити подрагивали от беспокойства.
Вздохнув, Сафи спросила:
– Почему ты не рассказала сразу, как видения начались?
– Я думала, что брежу… или схожу с ума.
– Даже про такое мне следует говорить. Нам обеим, – поправилась Сафи, кивнув на Иврену. – Мы бы не покинули тебя, даже если бы ты свихнулась.
– Тем более что всего за два дня тебе пришлось столько всего пережить, – кивнула Иврена. – Попробуй вспомнить, что еще ты видела? Вдруг ты пропустила что-то важное.
– То есть вы обе мне верите?
– Еще бы! – воскликнула Сафи, а Иврена грустно кивнула.
– Я и раньше слышала про армии Разрушенных, – произнесла монахиня. – Они как-то связаны с человеком, который называет себя королем и собирает разрозненные шайки разбойников где-то в Аритвании. Кукловод тебе что-то про него говорила?
– Да, – выдохнула Ноэль, пытаясь в точности вспомнить слова Тени. Стыд ее отпустил. Теперь внутри появилось другое чувство – куда более приятное. Ей показалось, что это гордыня, и от одной этой мысли стало противно – слова матери тут же всплыли на поверхность.
Гордыня – худший враг Ведьмы Нитей. Чем больше ошибок совершаешь, тем меньше гордыня над тобой властна.
Гретчия повторила ей это не меньше тысячи раз – когда Ноэль не удавалось создать камень или вспомнить, что значат разные цвета Нитей. Она так часто это слышала, что слова впились в память и возвращались каждый раз, как она совершала ошибку.
Как смели теперь невидимые Нити дрожать от гордости из-за связи с Ведьмой-кукловодом? Именно эта гордость превратила Тень в ту, кем она стала. Ноэль не хотела пойти тем же путем.
Она была другая. Другая!
Ноэль описала Сафи и Иврене лагеря разбойников и, глядя на монахиню, испытала облегчение: еще один человек, кроме сестры, находит ее слова важными.
Когда она закончила свой рассказ, Сафи откинулась назад, на траву. Нити ее стали бежеватыми. Иврена осталась сидеть, выпрямив спину.
– Ты рассказала все, Ноэль? – спросила она. – Важно, чтобы ты не упустила ни единого слова Тени.
Ноэль почувствовала, как изнутри поднимается жар. Она боялась признаться, что у нее не хватило сил сопротивляться ведьме-Кукловоду. Что она помимо воли помогла ей и даже удостоилась благодарности…
Ноэль боялась даже представить выражение лиц Иврены и Сафи, услышь они эту правду, и обвиняющий цвет Нитей. Думать о своей слабости – о неумении контролировать свой ум – было невыносимо.
– П-пожалуй нет, ничего больше не помню, – произнесла она и почувствовала, как Сафи сверлит ее взглядом. Нити сестры дрожали от огорчения и сомнения.
Затем сестра вздохнула, и Ноэль могла поклясться, что та чувствует ее ложь, но не готова была оправдываться перед Ивреной. Поэтому, прежде чем Сафи успела открыть рот, она выпалила:
– Лучше не спрашивай, Сафи!
Лицо ее запылало, но она не смогла различить: от злости или от ужаса. Она тут же пожалела о своей реакции. Стоило подумать о Нити сердца, как брови Сафи поползли вверх, а зеленые от любопытства Нити потянулись к ней за ответами.
– Мне нужно знать правду, – произнесла сестра. – Магия теперь не даст мне покоя, пока ты не расскажешь все.
Ноэль закрыла глаза. В душе пульсировал страх. Слова Ведьмы-кукловода бесконечно крутились в памяти. Она оставит тебя. Она оставит тебя… И фоном: контролируй язык, контролируй ум.
Ноэль зажмурилась еще крепче, боясь, что голова ее взорвется.
– Ну же, не тяни, Ноэль, – произнесла Иврена, и Сафи в тот же миг подхватила:
– Не молчи, Ноэль.
Теперь Нити, фиолетовые от жажды знания, проникали сквозь ее закрытые веки. Ноэль не слышала больше ничего, кроме утверждения: «Она тебя оставит», и не знала, как отвлечь внимание от Нити сердца. Что делать – вернуться к Ведьме-кукловоду?
– Говори, – потребовала Сафи, и Нити теперь стали ярко-алыми от злости. – У нас же нет друг от друга секретов, и…
– У тебя новая Нить сердца… – перебила Ноэль. – Я ее вижу. Продолжать?
Сафи замолчала, затем на ее лице отразилось удивление.
– Нить сердца?.. Продолжай.
Ноэль прикусила губу, усилием воли пытаясь прогнать жар. Нужно одолеть этот миг. Нужно контролировать речь. Нужно сделать то, зачем Мать-Луна исходно наградила ее этой магией. Она не Ведьма ткачества, она Ведьма Нитей.
– Я увидела, как появилась новая связь, – объяснила она. – Еще вчера вечером. И… она меня потрясла.
– Вчера вечером?.. – снова удивилась Сафи. – То есть… – она перевела взгляд на Иврену, потом снова на Ноэль. – Ты про него, да? Про принца?
У Ноэль зачесалось в носу, но она промолчала: все равно магия Сафи уже подтвердила, что это правда. Она посмотрела на Иврену. Нити монахини замерли, выражая недоумение, написанное и на ее лице.
Следующие несколько секунд казались бесконечными. Где-то вдалеке глухо прогремело. Ноэль посмотрела на юг и увидела черные тучи на горизонте. Сафи вскочила и отбежала на несколько шагов, затем вернулась.
– Почему он, Ноэль? И почему сейчас? Он же… – Она кивнула в сторону лагеря. – Он не мужчина моей мечты, понимаешь? Мне не нужен еще один принц, от одного я уже сбежала, разрази меня Инан!
Сафи подняла лицо к небу, затянутому черными тучами, и крикнула:
– Почему боги надо мной так издеваются?!
Лес поглотил ее крик. Иврена по-прежнему была слишком потрясена, чтобы говорить.
Ноэль бы взволновало поведение Иврены, если бы все ее внимание не поглотила охватившая Сафию паника. Ее поразил не столько сам ее бунт, сколько сила этого бунта.
А самое ужасное – что именно она обрушила на сестру эту новость. Ноэль злилась на себя; надо было подобрать другие слова, быть нежнее… «Ты ведь умеешь говорить такие вещи деликатно, так какого черта? Выплюнула правду, нисколько не позаботившись о чувствах Сафи, а ведь было ясно, что известие ее взволнует».
Сафи подошла к Ноэль вплотную, ее Нити искрились решимостью.
– Нить сердца совсем новая, верно? – спросила она. – Значит, ее не поздно взять и прервать, не дать разрастись, да?
Ноэль покачала головой:
– Так не получится.
– Должно получиться именно так! – воскликнула Сафи и снова принялась метаться туда-сюда вдоль берега. – Нити сердца мне только сейчас не хватало. Главное, что нас должно заботить, – это кукловодиха и как ее выкорчевать из твоих снов! И еще – как нам добраться до Лейны и избавиться от погони Леопольда. А также – как исполнить свою часть трижды проклятого контракта и найти нам дом! Так что я не собираюсь отвлекаться из-за какого-то…
– Донья, прекратите, – воскликнула Иврена. – Нельзя сбежать от Нити сердца, и нельзя сопротивляться новой связи. Даже мне известно, что если она появилась, то оборвать ее невозможно.